- Мы должны дойти до реакторного. Иначе всё это зря. – сказал вслух что думал.
Голос – чужой, механически ровный. Где-то внутри знал, что делать. Даже когда это означало идти в одиночку.
- Они не отступают, – пробормотал "Восемь", проверяя гранаты. – Они как нож. Пробуют нас. Медленно, но точно.
Следующее нападение началось внезапно – даже не стрельбой, а тактически. Они включили стробирующий свет, врубили низкочастотный шум, что бил в уши, словно под кожу. Это была не атака – это была деморализация. Протест против самого нашего присутствия. Стены корабля дрожали, и где-то в глубине… что-то ревело. Может, двигатель. Может, что-то ещё.
А может – ещё один из них.
- Контакт! Право-впереди! – закричал "Пятый", и снова схлестнулись.
Теперь они не просто стреляли – передвигались рывками, отбивая пули, орудуя клинками, которых раньше у них не было. Появились. На предплечьях – монолитные сегменты, выдвигающиеся при блоке.
- Режим глухой обороны, – выкрикнул приказ, – прикрытие, контроль зоны. Только так. Иначе сожрут.
"Четырнадцатого" подбили в горло. Прямо между пластинами. Он упал, пытаясь вытащить аптечку, но один из врагов – быстрый, как змея – добил выстрелом в упор. Без эмоций. Без жестов. Просто задача, которую нужно выполнить.
Мы потеряли его. И ещё двоих. Остались – я, Шестой, Пятый, Восьмой, Девятый. Пять. Пятеро.
И мы – всё ещё в бою. Раны пульсируют, дыхание тяжёлое. Но двигаться надо. К отсеку с реактором. Или что у них вместо него.
- Командир, – Шестой снова рядом. Его броня – выгоревшая, с дырами. – Они не просто защищают. Они как будто держат линию развязки. Что-то здесь – важнее их самих.
- Думаешь, мы идём не к ядру, а к командованию? – резко повернулся. – Или к командиру?
Он не ответил.
Потому что впереди открылся проход.
За ним – пространство другое. Платформа. Полукруглый зал. Полумрак и пульсация. Там – ещё трое врагов. Всё те же. Всё те же лица, или их отсутствие. И высокая фигура – не в боевой броне, а в длинном сегментном плаще.
На нагрудной пластине – те же руны, только выжженные глубоко, до основания металла.
Мы только шагнули на платформу, как трое противников синхронно отделились от стены. Не бросались, не кричали – двигались, как машины, плавно, точно, в ритме, будто всё уже отрепетировано сотни раз.
В голове мелькнуло: они не просто броня – они такой же пехотный отряд, как и мы, только лучше. К тому же другой школы. Другой войны.
- Контакт! – крикнул Шестой.
Выстрелы вспыхнули почти одновременно – но всё шло не так. Мы били – они парировали. Щиты, встроенные в наручи, отводили пули. Один из врагов откатился вбок, в то время как второй – двинулся вперёд рывком, почти исчезнув с глаз.
- Пятый! – закричал кто-то.
Не успели. Один из чужих срезал Пятого снизу-вверх клинком, который вышел из предплечья бронескафа. Без крика, без замаха. Просто – чисто, эффективно, холодно, что само по себе много говорило об уровне этого оружия. Пятый рухнул, броня развалилась, внутренности вывалились наружу – запах железа, крови, расплавленного пластика.
- Восемь! Спина!
Но и Восьмого не успели прикрыть. Один из противников вышел из мёртвой зоны, разрезав воздух чем-то вроде энергетического дротика, который свернул ему шею с одного попадания. Он упал, даже не выронив автомат.
Я стрелял – до щелчка, пока индикатор не мигнул красным, безысходным. Шестой бросил в проход последнюю фугаску, но она только отбросила одного – не убила. Они стали быстрее. Хитрее. Опаснее.
Они двигались слаженно, как одна машина. Трое в броне, матово-чёрной, сегментной, с рунами вместо номеров, без опознавательных знаков. Наступали с равной уверенностью, словно каждое их движение давно прописано в инструкциях. Как будто не они, а мы вторглись туда, где они уже сто раз оттачивали каждый угол, каждую реакцию.
Мы остались вдвоём. Я и Шестой. Все остальные либо убиты, либо... нет, все убиты. Была команда, был отряд. Сейчас – только двое. И трое противников.
Едва держал дыхание. Вкус озона на губах, кровь внутри шлема — прикусил язык, даже не заметил.
- Ближе не подпускать! – рявкнул, но голос сорвался.
- Кончились патроны! – бросил Шестой.
В общем, чхал он на мой приказ. Но и у меня – та же картина. Индикаторы гасли, автоматы — мёртвые. Заряды отработаны. Всё, что осталось – нож. Стандартный, пехотный. Ничего особенного. И вес. В теле. В руках. В шее.
- Врукопашную? – спросил он, и на секунду в голосе мелькнуло что-то человеческое.
Что тут ответить? Посмотрел на своих противников. Они уже перестроились, стали расходиться, прикрывая друг другу фланги. Один опустился ниже, второй зашёл чуть сзади, третий – держал нас в фокусе.
– Идём.
Больше не было слов. Мы бросились вперёд, как в шторм. Малюсенький такой…. Каждый удар был рефлексом. Пластина о пластину, резкий визг стали, ломкий скрежет по шлему. Первый противник оказался ближе, чем рассчитывал – пропустил его выпадающий удар, клинок скользнул по боковому креплению и выбил из руки нож.
Рванулся вперёд, сбив его корпусом, и врезал – кулаком, коленом, плечом. Он ответил тем же. Не терял равновесия. Удар в грудь – отступил на шаг. Второй сразу подался на помощь. Но Шестой поднырнул, вцепился тому в ноги и сбил. Тут же прыгнул, ударил по горлу первого. Не пробил, но успел вжать в шлем перочинный аварийный клинок, что был у меня за голеностопом. Рывок – и шлем дал трещину.
Противник отшатнулся. Упал. Сразу же набросился, колотя всем, что было. Пока не замер. Не шевелился.
- Один! – крикнул или скорее прохрипел.
Первый удар – Шестому по корпусу. Он поймал клинок плечом, вывернулся, вставил свой нож между пластинами врага – и вдавил по самую рукоять. Крови не было. Только искры. И трещина на визоре. Противник дрогнул – но уже тянул следующий клинок.
Шестой отлетел от второго, перекувырнулся, врезал в грудь. Тот сделал шаг вперёд и, несмотря на урон, вонзил короткий штык ему в живот.
Шестой отшвырнул его и тут же получил удар в бедро. Противник собирался добить, но успел прыгнуть на него сзади, отрубив внешнюю часть шлема. Под ним – не человек. Или не совсем. Плоть и металл. Живое и мёртвое.
Голова противника дёрнулась, он осел. Второй. Живой. До последнего. Но мёртвый.
- Остался один! – выдохнул я.
Третий молчал. Он смотрел. Потом шагнул. И мы оба поняли – в рукопашной нам его не взять. Не так, как было. Он был быстрее. И ждал.
- Уходим! – сказал Шестой, рванув меня за плечо.
Позади – сдвинулась панель. Новый проход. Кто-то активировал его. Может перегрузка, может мы сами – при ударе по элементам управления.
Неважно.
Мы метнулись в тоннель. Последний противник не гнался. Он стоял. Смотрел. Вряд ли из жалости. Скорее – как охотник, у которого добыча ушла в чащу и которую придётся догонять. Куда мы денемся с подводной лодки-то? А космический корабль по сути она и есть.
Проход оказался длинным. Коридор с закруглёнными стенами, белёсый свет от скрытых панелей, вибрация под ногами. Тело корабля – жилое, но сейчас — словно приоткрывшее свою вену. Мы почти ползли. Спиной к спине.
- Ты как? – спросил, скользнув взглядом на интерфейс Шестого.
- Кровотечение. Жив. До следующей драки – точно.
Промолчал в ответ.
- Слушай, командир… – начал он, потом сплюнул кровь в шлем. – Это были не дроны. Это… такие же, как мы. Живые. В броне. Умные.
- Не совсем. Последний был киборгом.
Шли мы долго. Коридор не менялся – ни цвета, ни формы, ни освещения. Те же белёсые панели, ровный, мягкий свет из потолка, будто через ткань, и тишина, в которой всё громче звучало собственное дыхание, шаги, потрескивание брони и моё сердце. Или не сердце – может, что-то глубже. И он нас уводил в неизвестность, куда-то далеко в сторону от нашей первоначальной цели.
Мы шли спина к спине. Не из красивого жеста – из необходимости. После того, что мы только что пережили, уже не был уверен, что вообще дойду куда-то. Сначала шаг, потом второй. Тело шло. Мысли – нет.