Не давая ему опомниться, я материализую лианы, скручиваю его тугими кольцами, обрушиваю валуны и блокирую движения зверя. Противник точно оранжевого уровня, а потому главное — не дать ему размахнуть конечностями, скрутить так, чтобы он не мог шевельнуться. Ледзор не отстаёт: в его руках сверкают ледяные копья, он швыряет их в зверя, оглушая, а затем достаёт свой тяжёлый топор, явно собираясь добить. Тут ещё и Змейка вынырнула из зарослей, сверкая медными когтями.

— Стоп! — резко останавливаю я разбушевавшихся спутников. — Не убивать!

Я усиливаю хватку лиан, обматываю ещё плотнее, а сверху обрушиваю гранитную плиту — зверь едва шевелится, шкура у него толстая, крепкая, как у броненосца. Не медля, я вонзаю в его тело псионические клинки. Они входят легко, ослабляя сознание. Через несколько секунд зверь отключается, тяжело выдыхая.

Айра шепчет, глядя на него с расширенными глазами:

— Это же зверь-оборотень! Это рокзул, а вовсе не олень. Он притворяется оленем, чтобы заманивать хищников, а потом ловить и съедать их. В нём чудовищная сила.

Ледзор хмыкает:

— Хрусть да треск! Этот принц Герпес не устает удивлять своей мерзкой хитростью! Мины под машинами ещё куда ни шли!

Я спрыгиваю с шестилапки и подхожу к поверженному зверю. Его массивное тело вздрагивает под тяжестью лиан и валунов, но сознание уже возвращается. Присаживаюсь на корточки рядом и тихо говорю:

— Сейчас займусь тобой. Ты не обычный зверь. Я хочу поговорить с тобой.

Касаюсь его шершавой шкуры ладонью, запускаю тонкие ментальные нити, прощупываю его состояние. Сразу же натыкаюсь на грубо наложенные закладки. Грубые следы пыток и насилия проступают перед моим внутренним взором. Ламан, подручный Герпеса, поработал основательно — вколотил закладки глубоко, оставил рубцы на разуме. Менталист буквально издевался над рокзулом, чтобы отдать один-единственный приказ — убить короля Данилу Вещего-Филинова.

Я же действую аккуратно, методично: стираю боль, ослабляю память о пытках, убираю ментальные метки одну за другой, как вытаскивают занозы. С каждой секундой зверь расслабляется, его дыхание становится ровнее. Я осторожно возвращаю ему свободу воли, ломая цепи принуждения.

Рокзул резко вскидывает голову. Его глаза — тёмные, полные ярости — смотрят прямо на меня. Он мотает головой, рычит:

— Убью-ю! — дублирует он по мыслеречи. Зверь оказался разумным, потому и у Ламана были такие трудности с приручением.

Я ухмыляюсь:

— Ничего себе благодарность за помощь.

Рокзул мотает башкой, оглядывается, настороженно шевеля челюстями, и отвечает:

— Это не вы меня мучили. Мне велели убить вас.

Я спокойно продолжаю, держа связь:

— Верно. Тебе поставили закладки и приказали атаковать меня при встрече. Но я знаю — ты не виноват. Я могу тебя отпустить, и ты сразу убежишь, согласен?

Рокзул рычит, в голосе больше ярости, чем сомнений:

— Нет! Не убегу! Я хочу отомстить тому менталисту, который мучал меня!

Улыбаюсь:

— Этого менталиста зовут Ламан. Что ж… Я могу помочь тебе с ним разобраться. Но только если ты будешь слушаться меня.

Рокзул тяжело дышит, обнажая острые клыки.

— Убббью мучителя Ламана!

Эх, Герпес. Поздравляю: ты создал себе врага… и мне помощника.

Спустя время я вызываю Павлинарха по артефактной связи:

— Ваше Перьешество, думаю, охоту можно сворачивать. Я догнал золотого оленя.

Павлинарх откликается быстро:

— Ну ничего себе! Это очень здорово, Данила! Я, правда, не сомневался в тебе. Скажи, где ты — сейчас подъедет транспорт.

Через несколько минут к нам подкатывает пикап, управляемый солдатом-павлинари. Машина неказистая, с побитыми бортами. Но я-то знаю, что внутри у неё всё в порядке: надёжный двигатель, усиленная подвеска. Весь автопарк на Боевом материке снабжается через мой род — мы не торгуем ханьским ширпотребом и дешёвым барахлом.

Мы с Ледзором закидываем в кузов золотого оленя — обычного рогатого самца добротного размера, с красной раной на боку для убедительности.

Айра без лишних слов садится на пассажирское сиденье, я — следом. Ледзор залезает в кузов. По дороге к нему словно из ниоткуда залетает Змейка — в руке у неё кружка кофе. Хищница запрыгивает на ходу.

— Мазака, пиииить! — протягивает она кружку сквозь заднее окно кабины.

Я удивлён и делаю маленький глоток — классический латте:

— Змейка! Что за колдовство? Где ты вообще кофе взяла⁈

Змейка загадочно улыбается и, хрипло рыкнув, бросает:

— Фака, мазака.

Нет, тут точно замешан Ломтик, больше нет вариантов. Пушистик, что ты скажешь в своё оправдание?

— Тяв! — лаконично отмазался мелкий.

Кофе я опрокидываю в себя залпом, чтоб не расплескать. Пикап подпрыгивает на кочках, пробираясь сквозь лес, и вскоре мы выезжаем на стоянку, где уже ждут Герпес и Павлинарх со своими людьми. Герпес замечает нашу «добычу» первым. Его лицо искажает недоумение и ярость:

— Что это такое?

— Как «что»⁈ — радостно восклицает Павлинарх. — Вы не видите, принц⁈ Это же золотой олень!

— Вас зрение подводит, «друг детства»? — с участием спрашивает Айра, вылезая наружу вслед за мной.

— Да этого не может быть! — возмущается в своей ярости принц вульфонгов.

Я удивляюсь:

— Почему не может быть? Мы же охотились на оленя.

— Э-э-э… потому что олень очень быстрый, конечно же! — оправдывается принц.

Павлинарх, не сдерживая улыбку, хлопает меня по плечу и восклицает:

— Выходит, недостаточно быстр, чтобы убежать от короля Данилы! Я и не удивлён, что именно тебе выпала удача, Данила!

Его голос полон искреннего восхищения, а вот Герпес напрягся, как и его менталист Ламан, словно им обоим врезали под дых. Принц резко вздрагивает и срывается на рык:

— Ламан! Проверь этого чёртова оленя! Вы же не против, король Данила? — тут же спохватывается разъярённый вульфонг. — Это чисто праздное любопытство.

— Смотрите здоровье! — киваю.

Я с усмешкой наблюдаю, как Ламан приближается к туше «оленя». На самом деле мне приходится жуть как напрягаться — чтобы глушить ментальное излучение лежащего в кузове, даже погрузил его в глубокую дрему, чтоб он казался мёртвым и обвести менталиста вокруг пальца.

Ламан наклоняется над тушей, проводит руками над шкурой. Тут он хмурится, заподозрив неладное — видимо, уловил излучение спящего сознания. Но поздно — я молниеносной мыслью бужу зверя, а он, согласно нашему плану, едва пробудившись, не медлит и вспыхивает в синей вспышке метаморфозы.

— Ч…! — вскрикнуть Ламан не успевает.

Рокзул, ещё до конца не обратившись в хищника, ещё наполненный свечением, вгрызается менталисту в глотку. Мне пришлось поднапрячься, чтобы ускорить мышление зверя на максимум и чтобы он действовал как метеор.

Когда залипшие пятна света исчезают, «золотого оленя» уже нет. Перед нами стоит рокзул, срывая остатки маскировки, а его пасть разламывает шейные позвонки своего мучителя. От прекрасной золотой шкуры не осталось и следа, как и от красной краски на боку.

Ламан застывает в пасти монстра — безжизненный, голова безвольно повисла вниз, будто сломанная игрушка.

Герпес, побледневший, срывается на крик:

— Огонь! Огонь! Убейте его…! — и тут же затыкается, получив ментальную пощёчину в моём исполнении.

— Не стрелять! — я резко прерываю его. — Иначе убьёте сира Ламана.

Хотя, если быть честным, Ламан уже мёртв. Но не все здесь менталисты, чтобы увидеть его мёртвое сознание.

— Уноси ноги, рогатый! — бросаю по мыслеречи зверю.

Рокзул, не теряя времени, мощным толчком отталкивается от земли, одним прыжком взлетает на крышу пикапа, оттуда — ещё одним стремительным рывком — исчезает в сторону леса. Десяток громких выстрелов всё же следует ему вдогонку — павлинари спустили курки, и громобои рвут воздух резкими хлопками. Молнии шипят, но я только хмыкаю. Для рокзула эти выстрелы — не больше чем комариные укусы.