И всё равно: ничто так не говорит о цивилизации, как вид свежего асфальта и звук старого дизеля на холостых.

На самом деле таких деревень больше десятка, и их все эксплуатирует Тавириния.

Мы со своими заходим в местную таверну. Примитивная, но уютная: деревянные столы, широкие лавки, запах жареной рыбы и дыма. Кормят просто, но сытно. Лещи на гриле, хлеб, кувшины воды и местного вина, которое лучше пить залпом — не так чувствуется кислятина. Впрочем, леди Гюрзе прибегать к такому методу не позволяет воспитание.

— Примите, пожалуйста, десерт, Ваше Величество, за счёт заведения, — хозяин-ягуароид приносит блюдо с шикарным вишнёвым рулетом и чайником, да ещё и кланяется.

— Спасибо, уважаемый, — киваю. — Только я не твой король, чтобы мне кланяться.

— Как же не мой? — удивился ягуароид. — Благодаря вам живёт моя деревня и мой трактир. Значит, мой.

Я только качаю головой. Главное, чтобы Король-Ягуар не услышал подобное, а то ещё решит, что я у него подданных увожу.

Когда заканчиваем трапезу, Король-Ягуар заявляется, будто за окном смотрел и ждал:

— Закончил, Данила? Пойдём, поговорим в отдельной комнате.

Айра тут же вскидывает руку:

— Даня, я пойду с тобой и буду твоей ассистенткой.

Гюрза смотрит на ликанку, хмыкает, но ничего не говорит. Лицо какое-то недовольное. Тоже хотела мне ассистировать, что ли? Впрочем, ассистентом может быть только член рода. А леди таковой не является.

Мы с Королём-Ягуаром и Айрой проходим в небольшую комнату в глубине таверны. Айра следует за мной, уже откуда-то выудив из разгрузки блокнот и ручку, как положено настоящей помощнице.

В комнате скромно: стол, две скамьи, мутное окно. Но для переговоров — в самый раз. Король-Ягуар устраивается напротив меня, гремя своими бриллиантами — их на нём столько, что в другом месте за такие украшения уже бы прикончили в подворотне. На запястьях поблёскивают браслеты, на пальцах — кольца с массивными камнями. Даже пояс, перехватывающий его плащ, расшит алмазами. Кто-то хорошо нажился на продаже через нас аномального мяса, хех. И всё же ягуароид не высокомерный, несмотря на любовь к побрякушкам.

Он сразу идёт в наступление:

— Я хотел бы заказать у тебя больше определённых товаров. Может, если объёмы вырастут, ты дашь скидку?

— Что за товар? — я не тороплюсь, сижу, облокотившись на стол.

Король отвечает:

— В первую очередь лекарства.

Уточняю:

— Какие лекарства? Вам нужны мази для ран, вакцины?

Король мнётся, явно не ожидая, что я буду копать глубже:

— Нам… бы больше корня валерианы и кошачьей мяты.

Я с трудом удерживаю улыбку. Валерьянки захотелось? Кошаки они и на Той стороне кошаки.

— Кроме лекарств что-то ещё? — серьёзно спрашиваю.

Король продолжает, чуть оживившись:

— И ещё, правда, в меньшем объёме, нужны украшения. Бриллианты, колье, серьги, кольца…

Он широким жестом показывает на себя — сверкает, как ёлка в Новый год. Похоже, мода тут одна: чем ярче блестишь, тем солиднее выглядишь.

— Ладно, — говорю я. — Если объёмы вырастут втрое, дам вам пятнадцать процентов скидки.

Король кивает одобрительно:

— Данила, это хорошая скидка.

Мы ещё немного обсуждаем детали. Айра аккуратно заносит всё в блокнот, записывая каждую цифру и слово.

— Я передам всё в «Энергосинтез», — замечает избранница по мыслеречи.

И тут снаружи раздаётся глухой грохот.

Вскидываем головы одновременно.

Выбегаем из комнаты.

На улице клубится чёрный дым. Горит тройка джипов тавров — те самые, на которых мы собирались отправиться в Шакхарию. Пламя трещит, металл гремит под ударами жара.

Чувствую, это не случайность. Это диверсия.

Я прищуриваюсь, оглядывая окрестности. Возможно, те же вульфонги решили показать, что не хотят моего вмешательства в их дела с шакхарами. Да только, когда дело касается члена моего рода — в данном случае, Айры, я привык не спрашивать разрешения, а решать вопрос.

Усадьба бояр Трубецких, Москва

Трубецкой принимал Мстиславского у себя дома — в особняке на Остоженке, где тяжёлые портьеры отгораживали окна от шумной московской улицы, а резные панели стен напоминали о временах, когда боярская честь ещё что-то стоила, а Семибоярщину уважали и боялись во всём Царстве. А ведь это время было ещё недавно, да только Вещие-Филиновы словно отобрали у Семибоярщины былое влияние вместе с Междуречьем.

Сегодня без вина и коньяка. Только кофе — густой, крепкий, пахнущий горечью, — и два фарфоровых блюдца на столе. Не то чтобы разговор был слишком серьёзным для всего остального, просто пить Трубецкому надоело. И так в последнее время не просыхал, особенно с тех пор, как однажды утром его любимая трость из чёрного дерева оказалась разгрызана вдоль и поперёк, причём отметины зубов показывали, что это постарался мелкий щенок. Но понятно, что это было предупреждение от Филинова — Семибоярщина как раз собиралась атаковать его Невинск. Конечно, бояре затем, не будь полными дураками, поостереглись.

Трубецкой поставил чашку на блюдце и сказал прямо, без обиняков:

— Я слышал, Филинов собирается появиться на кремлёвском балу.

Мстиславский удивлённо приподнял брови, отставил чашку и, сцепив пальцы в замок, опёрся локтями о подлокотники кресла. Трубецкой кивнул, подтверждая:

— Сам Владислав Владимирович обмолвился об этом на одном из приёмов. Видимо, чтобы позабавиться за мой счёт.

Их взгляды пересеклись. Оба понимали: Охранка прекрасно осведомлена о недавней неудавшейся стычке с Филиновым. Семибоярщина тогда вместе с Паскевичем хотела попробовать на зуб Невское графство — и обломали зубы. Паскевичевская группировка была сметена гвардией Филинова при поддержке Старшего жуза, а сами бояре просто не решились провоцировать Филинова. Охранка же не вмешалась — и это молчание говорило красноречивее всяких приговоров. Кто-то наверху явно считал, что кара Невскому придёт сама и без государственной помощи.

Мстиславский задумчиво проговорил, обводя взглядом затянутое дымкой окно:

— Какой же этот телепат живучий. — Он вздохнул и хряпнул кофе за неимением ничего покрепче. — А ведь ходили слухи, что у Филинова серьёзные неприятности.

Слухи и правда существовали, но ничего конкретного не звучало, только предположение, будто Филинов угодил в какое-то «тёмное место». Надежда, что эти неприятности окажутся фатальными, согревала сердца всей Семибоярщины. Но Филинова, конечно, не задушишь и не убьёшь, по крайней мере привычными средствами.

Трубецкой откинулся на спинку кресла, покачав чашку в пальцах:

— Может, слухи с самого начала были пустыми. — Он задумался, потом тоже отпил кофе. — А может, он сам их и распустил. Филинов тот ещё мастер дезинформации.

— Зачем это ему надо?

— Да хоть бы чтобы опять нас развести на бабки. Представь: вот мы бы повелись и снова попробовали напасть на его земли, а тут он вылетает как чёрт из табакерки и говорит: ах, опять, бояре, за старое — ну, платите или секир-башка. Как бы то ни было, нам всё равно придётся снова откупаться. И лучше предложить откуп самим, пока за наш сговор с Паскевичем не выставили счёт.

Мстиславский чертыхается громко и спрашивает с надеждой:

— Ты точно уверен, что Филинов знает о сговоре с Паскевичем? Может, пронесёт?

Трубецкой разводит руками:

— Боря, я тебя не узнаю! Ты как маленький, ей-богу. А как сам считаешь? — Он, резко поставив пустую чашку на стол, почти бросил. — Конечно, Филинов знает. Иначе с чего бы у Годунова взорвалась его любимая «Волга», а твой портрет ночью погрызли до неузнаваемости?

Мстиславский нахмурился, тяжело вздохнул:

— И правда… Будто щенок погрыз. — Боярин покачал головой, горько усмехнувшись. — Придётся платить. Только надо состыковаться со всей Семибоярщиной насчёт цены выкупа. А то скоро и впрямь по миру пойдём. Слушай, Федот, может, что покрепче нальёшь? Кофе совсем не помогает.