— Хотите вооружить артиллерией дикарей? — с сомнением спросил Митя у Тропинина.

— Не такие уж они и дикари, — пожал тот плечами. — Голландцы противились передаче пушек туземным вождям. Этим можно воспользоваться.

— Англичане уже воспользовались, — заметил Мамун. — Продавали и дарили пушки султанам, точно обычные мушкеты. Потом и французы предлагали орудия союзникам. И султаны перепродавали друг другу. Голландские запреты приносили им пользу только на больших островах, внутрь которых иностранцы не проникали. А на Бинтане, допустим, пушками только что на прилавках не выкладывали.

— Но наши пушки легче, мощнее, а наш порох лучше, — усмехнулся Алексей Петрович. — Вы им это продемонстрируете.

Двенадцатифунтовые пушки весили почти по полтонны каждая, четрехфунтовые были в половину легче. По весу получалось куда меньше английских образцов того же калибра. Потому что пушки на заводах Тропинина, во-первых, выделывались из кованной стали, а во вторых, имели стволы короче на треть, приближаясь в размерности к карронадам. Однако, карронадами они не являлись, а за счет более мощного пороха и тщательного соблюдения всех размеров, стреляли как нормальные орудия своего калибра.

На одни только орудия посольство не рассчитывало. Связки мехов, обернутые холстом, нефритовые безделушки (четки, браслеты, фигурки зверей и даже нефритовый фалос), золотые украшения и прочие ценности грузили в казёнку, в несгораемый шкаф Галины Ивановны.

— Возможно нам придется одаривать десятки людей, прежде чем мы доберемся до тех, кто принимает решения, — пояснила она.

Монетой тоже не пренебрегали. Ларец с казной занял свое почетное место в хранилище. В основном его содержимое составляли пиастры, как наиболее ходовая и известная в Азии монета, а также золотые гинеи.

Тоже в глубине трюма, но в большей доступности, укладывали бочки с водой. Они служили не только в качестве запаса, но и для регулировки дифферента. Перекачать воду с помощью помпы было легче, чем перетаскивать ядра и перемещать пушки. Ящики с виски, бренди и ромом, напротив, старались уложить так, чтобы добраться до них оказалось сложнее.

— Боятся, что мы доберемся до выпивки, — предположил Пулька с усмешкой.

Любое начальство он воспринимал как стихийное бедствие, к которому легче приспособиться, чем вставать на пути.

— Меха и бутылки с бренди всегда держат отдельно, — сказал ему Барахсанов. — Их даже в одой упряжке никогда не возят.

— Почему? Боятся испортить пушнину?

— Нет. От трения меха о стекло вырабатывается электричество, и если его будет много оно может поджечь корабль, тем более если бутылка разобьется.

Сарапул с опаской посмотрел на ящики, исчезающие в трюме.

— А рядом с порохом? — спросил он.

— От пороха электричества не бывает, — со знанием дела заявил помощник.

Митя, как часто случалось, не смог понять, шутит ли помощник или действительно рассказывает о научном факте, вычитанном в книжке. Но как и раньше уточнять не стал, чтобы не ронять репутацию.

Выше прочих грузов укладывали корзины, бочки и ящики с продовольствием. Консервы, лимоны, связки лука, бочки с картофелем, пересыпанным песчано-меловой смесью. На этот раз на борт не взяли никакой солонины. Хотя дежурная бочка соли на корабле имелась всегда. Солонину в отличие от консервов можно было приготовить самим, нашлась бы подходящая дичь.

С посольством отправлялась рота гвардейцев, составляющая большую часть пассажиров. Рота была неполной — двадцать четыре человека, — обычное дело для Виктории. Даже в Северном патруле часто обходились дюжиной солдат на борту. Слишком уж затратным оказалось содержание войска для Складчины, а считать деньги Правление умело. Но тут дело другое — посольство. Ему требовалось придать лоск.

Командовал ротой лично полковник Раш. Хотя командующему гвардией вроде бы не пристало отправляться на другой край океана с неполным взводом, Раш являлся одним из немногих людей, кто уже бывал на нужных им островах. Он мог дать совет, а также придать посольству дополнительный вес.

Сейчас трудно было узнать в полковнике представителя народности кхаси (о которой Митя слышал лишь краем уха). Его смуглая кожа, широкий нос, азиатские черты лица сами по себе не говорили ни о чем. Чукчи, гавайцы и даже калифорнийские креолы имели те или иные похожие признаки, а глаза Раша скорее походили на европейские. Если добавить к этому аккуратную седину, офицерский мундир, пышные усы, чистую английскую и русскую речь, то образ полковника становился и вовсе неуловимым. Раш был типичным продуктом плавильного котла под названием Виктория, как называл это господин Тропинин.

Митю, однако, озаботила проблема иерархии.

— Полковник будет руководить своими людьми. Но на борту главный вы, Чеснишин! — заверила Галина Ивановна. — В случае боя или шторма, смело ставьте гвардейцев к орудиям и шкотам.

— Я ещё даже не получил патент лейтенанта, — со вздохом поведал ей Митя. — И вряд ли успею сдать все экзамены перед отплытием.

— Я знаю, — улыбнулась Галина Ивановна. — Вам придется подучить военно-морское дело в дороге, а ваш патент будет у меня. Вы получите его как только возникнет необходимость.

— Необходимость?

— Нам возможно придется встречаться с большими людьми и ваш статус лучше поднять. Для этого вам даже заказали мундир. Кстати… — она задумалась. — Андрей, будьте так добры сходить на Английскую улицу в мастерскую мистера и миссис Робинсонов. Передайте им, что господин Чеснишин явится на примерку завтра, а если до отплытия мундир не будет готов, пусть отдадут как есть, я в дороге поправлю.

Помощник умчался на Ярмарку. А Митя вздохнул. Вот ещё новость, мундир.

— Надеюсь, вы найдете завтра время для визита к портному? — спросила Галина Ивановна у Мити.

Он кивнул. А куда деваться? Коготок увяз, всей птичке пропасть.

— Отлично. Так же я имею полномочия вручить вам патент и в том случае если мы вступим в бой. Чтобы нас всех не повесили, как пиратов. Вы главный, но если вдруг придется вести бой, лучше прислушивайтесь к советам Раша.

— Но если европейцы не признают наши патенты, какой в них смысл? — спросил Митя. — Нас всё равно могут повесить как пиратов.

— Не мне вам напоминать, но Складчина своих не бросает, — заверила Галина Ивановна. — Если нас не удастся выручить, то будьте уверены, за нас отомстят. Хоть англичанам, хоть кому угодно.

Гвардейцы явились, что называется, во всеоружии. Каждый имел винтовку, дробовик, а также кроткую, но массивную абордажную саблю. Всё это аккуратно сложили в носовом кубрике. Однако, основная огневая мощь гвардии заключалась в пушках. В отличие от подарочных, их не убрали в трюм, а поставили в казёнке. По одному орудию в каждой каюте.

Если пушки, предназначенные для дарения туземцам, являлись просто улучшенными орудиями системы Грибоваля, то четырехфунтовки гвардейцев предполагали совершенно иную философию ведения огня. Их основным выстрелом являлась оперенная граната с готовым метательным зарядом и капсюлем, который накалывался подпружиненной иглой. Иным был и пороховой заряд и сам состав пороха. Благодаря новшествам лёгкие пушки стреляли быстрее, дальше, используя меньшее количество пороха. При этом ни могли наносить ущерб куда больший, чем, крупные калибры морской артиллерии.

Правда долго вести огонь они не могли. Раскаляясь стволы резко теряли в точности и дальности стрельбы падала. Но стратегическая философия Острова и не предусматривала кровопролитных сражений. Если противник оказывался слишком сильным, войска отступали, чтобы бить его из засад.

Каждое из орудий могло использоваться как с палубы так и на суше. Стоило лишь заменить скользящий лафет на полевой с большими колесами. Полевые лафеты тоже погрузили на шхуну.

Отдельно и с большой осторожностью на борт занесли ящики с боеприпасами. Их уложили в помещения под казёнкой, где расположились сержанты, помощники и приказчики.