С трудностями, но нам все же удалось достать билеты на пароход из Якутска до Усть-Кута, чтобы оттуда по новой железнодорожной ветке доехать до Тайшета, а далее еще примерно девятьсот километров до Иркутска. Там предстояло жить до тех пор, пока не получим разрешение на выезд.

Мы заранее постарались найти место, где сможем остановиться в Иркутске, пока найдем жилье.

Нам повезло: несколько лет назад в Иркутск с семьей переехал один из наших близких друзей, Лейзер Шимберг. Они жили там в большом доме. Я позвонил Лейзеру на работу и рассказал ему о нашей ситуации. Он пригласил нас к себе и сказал, что мы можем жить у них столько, сколько нужно.

За день до отъезда мы все в последний раз сходили на могилу бабушки на кладбище, которое находилось на окраине города, за стадионом. Это был печальный момент для нас. Еще печальней, чем в тот день, когда мы хоронили ее. Мы почувствовали, насколько трагично то, что бабушке было суждено умереть здесь и навсегда остаться в таком далеком и чужом мире.

Наш отъезд из Якутска стал большим и незабываемым событием. Заканчивался пятнадцатилетний период нашей депортации, и, может быть, начинался последний этап нашего пути домой.

Багажа у нас было мало, и, уместившись на повозке, запряженной лошадью, мы поехали на пристань. Несколько наших друзей и знакомых пришли проводить нас. Некоторые признались, что завидуют нам. Но теперь мы были уверены, дорога открыта всем, и это вопрос времени: кто раньше, кто позже. И все наши близкие друзья, за некоторым исключением, в конце концов, уехали из Якутска, чтобы поселиться под более ясными небесами. Когда пароход отчалил, мы увидели, как друзья вынули платки из карманов и стали махать нам вслед. Многие плакали.

Нас же охватило странное, незнакомое до сих пор ощущение. Казалось невероятным, что в такую поездку мы отправились сами. Нам трудно было осознать, что теперь ни у кого не нужно спрашивать разрешения, что мы можем ехать совершенно свободно. У нас были отличные каюты, и нам все нравилось. Проплывая мимо Покровска, мы узнавали все дома. Увидели мы и наш дом, где жили последние годы и где так часто мечтали о том дне, когда будем проплывать мимо на пароходе, который увезет нас отсюда. Время покинуть Якутию и, возможно, продолжить путь на запад, наконец-то, пришло.

Через неделю мы прибыли в Усть-Кут, на конечную пристань на реке Лене. Отсюда по новой железнодорожной ветке мы должны ехать в Тайшет. Станция находилась примерно в четырех километрах от пристани. Несколько солдат помогли нам донести багаж. Они закончили свою службу в Тикси и теперь возвращались домой. Они были счастливы и всю дорогу от Якутска до Усть-Кута развлекались, пели и танцевали. Среди них было несколько еврейских юношей, и мы пригласили их в нашу каюту отпраздновать еврейский Новый год, который пришелся на один из дней нашего плавания.

Даже с помощью солдат мы очень долго добирались до станции. Но когда, наконец, добрались, поезд на Тайшет уже ушел, и нам пришлось целые сутки ждать другого. Вместе с солдатами и другими опоздавшими пассажирами мы ночевали в зале ожидания на вокзале — кто на полу, кто на скамейках. Наученные горьким опытом четырнадцатилетней давности, когда у нас украли мешок муки, мы спали по очереди, присматривая за багажом, который положили рядом. На еле-дующий день впервые за четырнадцать лет мы сели в поезд. Несмотря на то, что нам пришлось сидеть на так называемых жестких местах во втором классе, эта поездка, по сравнению с транспортировкой в вагонах для скота, показалась нам роскошной. Самуэль первый раз в жизни ехал в поезде, и ему все было интересно. Он бегал везде, но больше всего ему хотелось попасть в кабину машиниста. Мы с трудом утихомирили его.

Как и многие железные дороги в СССР, ветку из Усть-Кута до Тайшета построили заключенные ГУЛАГа. Часть дороги еще достраивалась, и на таких участках поезд шел очень медленно. Несколько раз мы видели заключенных, укладывающих шпалы и рельсы. Их охраняли солдаты с автоматами и овчарками на поводках.

На других участках мы видели типичные тюремные бараки, окруженные забором с колючей проволокой и сторожевыми вышками.

Я стоял в коридоре у окна, когда мы проезжали мимо одного такого лагеря. Рядом со мной стоял пассажир, довольно еще молодой, хорошо одетый и аккуратно подстриженный. Не знаю зачем, но, обращаясь к нему, я сказал, что самое лучшее, если в будущем таких сторожевых вышек не останется — очень нехорошо, если иностранцы увидят эти отвратительные строения. Мой сосед не согласился: «Как знать, — ответил он, — может быть, эти тюремные бараки и сторожевые вышки нам еще пригодятся». Мне не хотелось вступать с ним в дискуссию, но про себя я подумал, что, возможно, он прав. В том смысле, что советская страна не мыслит себя без таких сооружений.

На следующий день около пяти часов утра мы были уже в Тайшете. Здесь нам нужно было пересесть на другой поезд и ехать в Иркутск. Еще в поезде нас предупредили, что на станции будет такое скопление, что нам едва ли удастся приобрести билеты. Задание купить билеты получил Шнеур. Как только поезд стал подходить к станции и снизил ход, он выпрыгнул из вагона и помчался к билетной кассе. Все получилось удачно, Шнеур купил билеты, и у нас у всех были места. Нам пришлось ждать два часа, пока поезд-экспресс пришел из Москвы.

Опять наши друзья-солдаты помогли нам донести багаж, и мы распрощались. За долгую дорогу мы их хорошо узнали, и нам было немного жалко расставаться с ними, зная, что больше никогда не встретимся.

Из Тайшета наш поезд снова пошел на восток, в сторону Иркутска. Экспресс из Москвы был оборудован в духе лучших международных поездов — просторные купе, чистые полки, красивые теплые одеяла и белые простыни. Такую роскошь мы не видели уже много лет. В нашем вагоне была очень дружелюбная проводница. Она принесла нам чай и проследила, чтобы всем было удобно. Вскоре мы крепко заснули и спали все следующее утро до прихода поезда на станцию Иркутск.

В Иркутске на станции нас встретили трое: Лейзер, его жена и сын. Было замечательно, что впервые за все годы нашей депортации нас встретили. Пятнадцать лет нас перевозили с места на место без всякой цели и без всякого представления о будущем. А теперь мы, наконец-то, сами впервые выбрали, куда нам ехать, и постепенно, но все же стали привыкать к нормальным ощущениям обычных людей. Мы с вокзала поехали к Шимбергам домой, где в наше распоряжение была выделена комната. В доме площадью около девяносто квадратных метров теперь жили одиннадцать человек. И хотя Шимберги оказали нам невероятное гостеприимство, мы не могли оставаться у них надолго и на другой день стали искать жилье.

Иркутск — красивый город с огромными возможностями и привлекательными местами, о которых мы никогда и не знали. Он основан более трехсот лет назад. Это один из самых крупных и значимых городов Сибири, в нем много промышленных предприятий, несколько институтов, отделение Академии наук и разнообразная активная культурная жизнь. В то время там было около четырехсот тысяч жителей. Река Ангара разделяет город на две части. Широкие улицы и зеленые скверы делали Иркутск очень приятным городом.

Люди в Иркутске выглядели, как европейцы. Мы хорошо помним, какое впечатление произвели на нас мужчина и женщина, шедшие под руку. Такого мы не видели за все годы жизни в Якутии. Дети наши были счастливы, что мы сюда приехали. Они быстро освоились, у них появились новые друзья. Особенно нравилось новое окружение Самуэлю, и он стремился все обследовать. Впервые в жизни он увидел трамвай и, даже не спрашивая нашего разрешения, решил сразу опробовать этот «необыкновенный» вид транспорта. Когда прошло несколько часов, и он не вернулся, мы забеспокоились: уж не случилось ли с ним что-нибудь? Вернулся он в приподнятом настроении, с восторгом рассказывая о своих впечатлениях. Почти каждый день он исчезал из дома на несколько часов, чтобы покататься на трамвае. Вскоре он стал ориентироваться в этом большом городе так же хорошо, как и в тайге.