Юрту мы сложили из лиственничных бревен, которые нам дали на рыбозаводе. Такие двухметровые бревна, связав их в плоты, сплавляли с верховьев Лены. Из воды бревна вытаскивали баграми. Эту опасную работу выполняли мужчины из нашей группы. Люди неопытные, они неумело балансировали на плотах в отличие от лесосплавщиков, которые прыгали по плотам, как акробаты. Некоторые из наших мужчин по несколько раз оказывались в воде, пока им не удавалось вытащить нужное количество бревен.

Площадь юрты составляла примерно семьдесят квадратных метров. Фундамент — из целых бревен, а стены — из распиленных вдоль на две половины. Пилы и топоры — наш единственный инструментарий.

Работать было трудно, но мысли о том, что строим юрту для наших семей, придавали силы. Закончив плотницкие работы, мы нарезали куски дерна и обложили ими юрту, соорудив таким образом что-то вроде еще одной внешней стены. Изнутри стены обили необструганными досками.

В юрте было три комнаты. В каждой — печка и крошечное окошечко. Нам выделили самую теплую комнату — в середине юрты, потому что Гарриетта и Шнеур из жильцов были самые маленькие. Мы переехали, и все вместе справили новоселье. Давно мы не испытывали такого облегчения и чувства гордости.

Мебель в нашем новом доме очень скромная: широкие нары для нас с детьми и одни узенькие — для бабушки. Между нарами у окна — стол и два табурета. Всю мебель сконструировали и сделали сами. В нашей комнате разместилась еще одна семья — пожилая полька и ее взрослые дочь и сын. В двух других комнатах —18 человек. Всего в нашей юрте жили двадцать шесть человек.

После переезда началась наша «стабильная» жизнь в Быковом Мысе. Израэль ходил на работу на рыбозавод, Рахиль и бабушка присматривали за детьми и занимались хозяйством. Конечно, в наших условиях трудно войти в нормальный жизненный ритм. Да, мы решили проблему с жильем, а что дальше? Как выживать? Единственное утешение — мы не одни. Многие в таком же положении, и мы старались помогать друг другу.

Мы часто собирались у кого-нибудь. Угощений не было, но чашку чая всегда предлагали, а этого вполне достаточно, чтобы создать уютную атмосферу для разговоров обо всем на свете.

Далеко от нас бушевала война, шли жестокие бои на всех фронтах. Мы получали очень скудную информацию о происходящем. На рыбозаводе была маленькая радиостанция, которая служила единственным источником связи с внешним миром. Каждый вечер, ровно в семь двое молодых людей из нашей группы приходили на радиостанцию, где вместе с другими слушали новости из Москвы. И каждый раз мы, сидя в юрте, с тревогой ожидали их возвращения с последними сводками о военных действиях.

Много месяцев не было никаких обнадеживающих новостей. Только в феврале 1943 года наши информаторы вернулись с хорошими новостями: немецкая армия, окруженная под Сталинградом, капитулировала. И хотя эта победа Красной Армии, ставшая одним из поворотных этапов войны, прямо не влияла на наше положение, у нас появилась первая, пока еще слабая надежда, что с окончанием войны изменится и наша жизнь.

Наступила полярная ночь, больше двух месяцев мы не видели солнца. Ссыльным пережить эти месяцы трудно и физически, и психологически. Одна наша соседка скончалась. Из-за тонкой перегородки, отделявшей их часть комнаты, мы слышали ее стоны и кашель. Она умерла после длительной болезни. А вскоре заболела ее дочь. На собачьей упряжке ее увезли в больницу в Тикси, где она через несколько дней умерла.

Нас не покидало ощущение, что никто и никогда не узнает о нашей судьбе, и мы все здесь скоро погибнем.

В эти месяцы в отсутствии солнца мы часто наблюдали северное сияние — захватывающее дух яркостью и разноцветьем природное явление. Все выходили из юрты, чтобы посмотреть на эту загадочную игру природы.

Но северное сияние — явление, хотя и красивое, но чисто внешнее и в нашу темную юрту не проникавшее. Для освещения ее использовались примитивные самодельные светильники из консервных банок. Они сильно коптили и чадили, но давали хоть какой-то свет. Электричество было только в конторах, на рыбозаводе и в мастерских.

Печка у нас топилась хорошо, а это значит, что мы ее правильно сложили. Она не дымила, быстро нагревалась и долго сохраняла тепло. Самым трудным было найти дрова. От рыбозавода нам выделили немного дров, но мы быстро их израсходовали, и теперь до конца зимы нам нужно добывать дрова самим. Если везло, на берегу находили плавник. Если — нет, то вынуждены были ходить за дровами на разные строительные площадки. Делалось это, конечно, не совсем легально, но сторожа обычно закрывали на это глаза, потому что сами были в таком же положении. Другого способа обеспечить себя дровами не существовало, поскольку в Арктике деревья, которые можно использовать на дрова, не растут.

С водой — значительно лучше: достаточно спуститься к реке. Зимой, правда, нужно уходить далеко от берега, чтобы сделать прорубь во льду.

Поскольку Израэль работал, то кроме меня за водой ходить было некому. Обычно мы, женщины, ходили за водой целой группой, каждая несла ведра и пешню для рубки льда. Мне запомнилось несколько таких ночных походов, когда все небо было усыпано сверкающими звездами, а путь нам освещала луна. После постоянного напряжения в тесноте юрты на чистом морозном воздухе я чувствовала облегчение. А вокруг в лунном свете — захватывающие взор пейзажи. Живи мы в нормальных условиях, мы бы наслаждались всем увиденным. Но наша жизнь с постоянным ощущением беспокойства и тревоги не располагала к наслаждению красотой природы на берегу Северного Ледовитого океана.

За продуктами в магазин, стоящий на горе примерно в полукилометре от нашей юрты, мы с бабушкой ходили практически каждый день. Мы покупали хлеб, сахар, муку, яичный порошок и сухое молоко. Все было строго нормировано, а большинство продуктов привозилось в Тикси из Соединенных Штатов.

Без ограничений мы могли покупать только рыбу. Она была замороженная, но хорошего качества, разного вида, и мы старались каждый день готовить ее по-разному. Вместе с другими ребятами Шнеур научился коптить рыбу в дымовой трубе, и у него неплохо получалось. Копченая рыба очень вкусная. Особенно хорошо для такого вида копчения подходит крупная жирная сельдь. Мы могли покупать разные виды лососевых рыб, а иногда и осетровых. При поджаривании одного осетра натапливалось несколько стаканов жира, и мы использовали его для других целей в хозяйстве. В нашем питании совершенно отсутствовали овощи. Не было даже картофеля. И скоро у многих развился авитаминоз. Весной многие ссыльные заболели цингой.

Нам с трудом удавалось сводить концы с концами. Поскольку мама и Рахиль не работали, то зарплаты, которую я получал на рыбозаводе, хватало недели на две.

Однако нас спасали скромные остатки содержимого наших чемоданов. У нас осталось не так много одежды и других вещей, и все же мы еще могли что-то продать. Покупателей было немного, и в основном рыбаки. За хорошие уловы они получали большие деньги, а потратить их было негде, так как полки магазинов пустовали.

Иногда они приходили к нам и спрашивали о вещах на продажу. Однажды к нам зашел высокий рыбак и спросил, нет ли у нас костюма. Ему подошел один из моих костюмов. За него он отдал две банки американской тушенки и сорок килограммов американской муки. Трудно было понять, кто из нас больше удовлетворен сделкой.

Другому рыбаку мы продали дорожный будильник. Во-обще-то ему нужны были наручные часы, но когда он увидел будильник и услышал, как тот звонит, он тут же его купил. Он положил его в карман, где через некоторое время тот зазвонил, изумив друзей рыбака, и к радости нового обладателя.