Мы с волнением и завистью провожали глазами пароходы, идущие вверх по Лене, мечтая о том дне, когда сами станем пассажирами.

Пятое марта 1953 года отмечено как конец эры в истории Советского Союза и в жизнях и судьбах миллионов советских граждан, включая нас. В этот день диктор Левитан пугающим голосом сообщил, что руководитель, отец, учитель, величайший мыслитель, носитель и вдохновитель идей марксизма-ленинизма, генералиссимус Иосиф Виссарионович Сталин умер. Это сообщение Левитан зачитывал несколько раз в течение дня. В промежутках звучала громкая похоронная музыка.

Новость потрясла людей. Портреты Сталина, обвитые черной вуалью, и флаги с черными траурными лентами были развешены по всему Покровску. И жители этого городка, и все другие обычные граждане Советского Союза ничего не знали о частной жизни своих руководителей, и, когда те умирали, сообщения об их «безвременной кончине» всегда оказывались неожиданными, потому что никогда не поступало никаких сведений ни о болезни, ни о том, что кто-то из «великих» находится в больнице. Лишь информация о смерти какого-нибудь коммунистического вождя становилась общим и печальным достоянием.

Реакция жителей Покровска на сообщение о смерти Сталина была истерической. Люди открыто рыдали на улицах, в магазинах, в школе. Преобладало чувство обреченности, и можно было часто слышать, как люди спрашивали в отчаянии: «Что теперь делать? Как мы сможем жить без Сталина?». Церемонии прощания проходили в школе, в других организациях по всему Покровску. Скорбь людей была искренней, но то, что происходило в Покровске, конечно, не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в Москве и других крупных городах. Только позже мы узнали об ужасных событиях во время похорон Сталина в Москве, когда в огромных толпах народа началась паника, и многих затоптали насмерть.

Сталин в образе всемогущего отца все решал, давал и забирал. И эта его роль полностью соответствовала ожиданиям и потребностям народа. Желание подчиняться и поклоняться руководящей личности глубоко сидит в сознании русского человека, и, конечно, эта характерная черта образовалась не в Советском Союзе, а уходит корнями в далекое историческое прошлое, к самоуправству царей и их жестоким режимам. Культ личности Сталина превзошел все и привел к тому, что люди относились к своему «вождю и учителю», как они его называли, с восхищением, исключающим какую-либо критику. В умах людей личность «руководителя и отца» создала чувство защищенности и уверенности в том, что пока он есть, он будет заботиться о них, никто не будет им угрожать, и он никогда не оставит их в беде. И теперь, когда он умер, людей охватило чувство тревоги и беспокойства. Они поняли, что основа их существования исчезла.

Даже несмотря на то, что Сталин был причиной физических страданий и смертей миллионов человек и трагедий еще большего количества людей, только узкий круг знал ужасную правду о его роли во всех событиях, которые наводили страх на всю страну на протяжении многих лет. Даже если бы кто-то в то время попытался открыть правду о преступлениях Сталина, народ бы просто не поверил. И есть еще люди, которые не верят в это до сих пор.

В нашем доме, в нашей семье печали и отчаяния по поводу смерти Сталина не было. Уже давно его личность отождествлялась у нас со всеми бедствиями, которые обрушились на нас. Для нас его внешность — хитрый взгляд, поддельная улыбка, скрытая в больших усах, — стала лицом дьявола. И если его смерть и не стала для нас по-настоящему счастливым событием, то, по крайней мере, событием, предвещающим изменения в нашем статусе спецпоселенцев. Мы понимали, что смерть «вождя и учителя» при всей ее внезапности и трагичности для десятков миллионов советских людей должна принести нам освобождение. Но даже если наши предчувствия и не обманут нас, то изменения будут идти очень медленно. Даже несмотря на то, что Сталин умер, дух его жив и будет жить еще долгие годы. И доказательство этому мы получили спустя всего пять недель после траурного сообщения Левитана.

Получив этот приказ, я несколько раз перечитал его, пока сообразил, о чем идет речь. Однако самого главного я так и не смог понять: почему меня увольняют, и что означает формулировка «как несоответствующий»?

Я проработал в Покровской школе шесть лет, ни разу не получив упрека или выговора ни от директора, ни от секретаря партийной организации. У меня не было никаких сомнений, что все довольны мной и моей работой. Более того, атмосфера вокруг нас успокоилась настолько, что после двенадцати лет депортации я начал верить в то, что нас, наконец-то, оставят в покое, и мы будем жить на равных правах с другими советскими гражданами. Но, очевидно, такого не должно было быть.

Я мучительно размышлял, что все это могло означать. И пришел к выводу, что, скорее всего, мое увольнение — последний привет нам от Сталина. Никаких других причин уволить меня, кроме новой волны политического преследования ненадежных элементов, невозможно было придумать. Эта кампания началась еще тогда, когда Отец и Учитель был жив, и, в первую очередь, была направлена против людей еврейского происхождения. Но поскольку мы жили далеко от Москвы, то кампания в пути задержалась, и приказ о моем увольнении пришел с опозданием.

И снова мы оказались в критическом положении. У нас опять возникли финансовые трудности. Ведь если снова устроиться работать бухгалтером, то зарплата будет в половину меньше той, которую получал учитель. Но другого выхода не было. Шнеур заканчивал десятый класс в мае. Он собирался поступать в институт в Якутске, и только на стипендию, без нашей поддержки, он не сможет учиться. Мы обсудили сложившуюся ситуацию и пришли к выводу, что должны попытаться вернуться в Якутск, поскольку там найти работу значительно легче, да и Шнеур сможет жить дома. Но легко сказать — трудно сделать. Начиналась длинная и трудная процедура получения разрешения переехать в Якутск.

Мы связались с НКВД. После чего долго и кропотливо заполняли бесчисленное количество бланков и анкет. Нам разрешили остаться в доме до первого сентября, когда закончатся школьные каникулы. Через полтора месяца, после многочисленных заявлений НКВД и личных бесед с офицерами всемогущего ведомства нам разрешили переехать в Якутск.

Последние две недели в Покровске были особенно неприятными. Дело в том, что семья, которая въезжала в наш дом, настаивала на нашем скорейшем выезде, но мы не могли сразу уехать в Якутск, а переехать нам было некуда. (Слава Богу, что хоть Шнеур уехал раньше, чтобы подготовиться к вступительным экзаменам в институт. Он остановился у наших друзей.)

Оказалось, что не так-то легко найти машину для переезда. После долгих поисков мы, наконец, договорились с водителем, работавшем на кирпичном заводе. Он запросил непомерно высокую цену — почти половину месячной зарплаты. Торговаться мы не стали и согласились на его условия.

Среди наших вещей был довольно необычный подарок, врученный нам несколько лет назад Климовым, директором селекционной станции. Он уехал из Покровска в 1948 году и перед отъездом подарил нам барельеф Иосифа Сталина. Это «художественное произведение» размером с мелкую тарелку было очень тяжелым. И собиравшийся в дорогу Климов, скорее всего, по этой причине не хотел брать «отца народов» с собой. Несколько человек присутствовали при дарении экспоната, поэтому мы были вынуждены его где-то повесить. И, чтобы нас не обвинили в неуважении к абсолют-ному хозяину страны, мы повесили барельеф на стенке в комнате, где он так и провисел все годы нашей жизни в Покровске. Учитывая наше отношение к Сталину, мы не испытывали удовольствия от того, что диктатор каждый день смотрит со стенки на нас. Но что мы могли поделать?