Однако после моего назначения возникла другая трудность: школа не может предоставить нам жилье. И снова Климов пришел на выручку. Нам разрешили остаться в доме Сагитовых до тех пор, пока школа не найдет, где нам жить. Итак, я опять стал учительствовать.
Мы занимались по тому же учебнику, где первое немецкое предложение было «Anna und Marta baden», а поскольку некоторые ученики были знакомы с моими учениками из Якутска, то вскоре восстановилось мое прежнее прозвище «Баден», а Шнеура стали звать «Баденуол». В этой школе училось много якутов, и большинство учителей — тоже якуты.
В интернате при школе жили ученики, приехавшие из самых отдаленных уголков района, на территории которого могла бы разместиться половина Дании. Однако жителей в районе насчитывалось не слишком много: примерно около шестнадцати тысяч, в сотни раз меньше, чем в Дании. Многие ученики — единственные, кто в семьях умел читать и писать. Борьба с безграмотностью в этом отдаленном уголке Сибири пока еще не принесла впечатляющих результатов.
Менталитет якутов отличается от менталитета русских. И потому не сразу можно понять их образ мышления и характер. Основные занятия — оленеводство, охота и рыбная ловля. Много веков у них не было письменности, и все их легенды и традиции передавались из уст в уста, от одного поколения к другому. Шаманизм имел глубокие корни в их культуре, и советской власти пришлось долго бороться с ним. Надо сказать, что никто окончательно не победил. Некоторые традиционные якутские праздники приходились на летние месяцы, и это было ярким примером того, насколько якуты привязаны к своим старым культурным традициям и обрядам, отправляемым по ночам. В такие ночи Покровск оглашался однообразным ритмическим пением, сопровождаемым горловыми вибрирующими звуками, различными завываниями и простыми ударами по бубну рукой или специальной деревянной колотушкой. Это действо, монотонное и самозабвенное, без энтузиазма воспринималось нами.
После образования Якутской Автономной Советской Социалистической Республики в 1922 году у якутов появилась письменность. Вначале — на базе латинского алфавита, а в 1940 году — на основе кириллицы. Звукам, для отображения которых не нашлось русских букв, оставили латинское написание. Стали выходить газеты, журналы и книги на якутском языке. Переводили произведения как русских, так и зарубежных классиков. Открыли театр, где и пьесы, и оперы исполнялись на родном языке оленеводов, охотников и шаманов. Тем не менее переход к современному образу жизни был трудным, и на это требовалось время. Как и другие угнетенные национальные меньшинства, якутский народ страдал от культурного давления, которому его подвергали русские. С незапамятных времен отношения между русскими и якутами были натянутыми, и ничего не изменилось ни во время революции, ни спустя многие годы после. Взаимная враждебность открыто проявлялась в конфликтах с жестокими драками, которые возникали после пьянок.
Иногда зимой раздавался стук в дверь, и, открыв ее, мы видели якута, который привез кое-что на продажу. Он что-то непонятно бормотал по-якутски, и мы впускали его в дом. Он заходил внутрь, но оставался стоять у дверей, замерев в молчании. Было такое ощущение, что он оттаивал. Мы встречали таких людей зимой на улице. Их брови, ресницы и волосы были покрыты инеем, и когда они входили в помещение, им нужно было какое-то время, чтобы привыкнуть к теплу. Считалось невежливым сразу начинать с ними разговор. Если же, как только они входили, к ним обращались с вопросом, то ответа не получали. Но и ждать долго тоже не следовало: вошедший никогда бы не начал разговор первым. Таков был ритуал, который всякий раз повторялся, и мы изучили его правила.
Обычно якуты продавали молоко и оленину. Молоко замораживали в форме глубокой тарелки или чаши. Сливки замораживались на поверхности этого круга, и дети очень любили соскребать их ложками и есть как мороженое.
Если мы что-нибудь у якута покупали, то лед молчания ломался, и продавец долго рассказывал, как он ехал до Покровска из деревни, или же о том, как лучше всего готовить мясо, и как хорошо, что мы едим оленину. Закончив рассказ, он снова выходил на мороз, чтобы отправиться на оленьей упряжке к следующему покупателю. Иногда якуты привозили на продажу зайцев или дичь: куропаток и глухарей, которых в здешних лесах водилось очень много.
То, что произошло с якутским народом после революции, оставило свой отпечаток на нем. Угнетение и дискриминация, которые эти люди испытывали годами, сделали их чувствительными и ранимыми. И для учителей-неякутов это создавало трудности. Необдуманное замечание могло вызвать совершенно неожиданную реакцию. Если кто-то из учителей делал выговор или строго разговаривал с каким-нибудь учеником-якутом, то тот мог замкнуться и потом постоянно молчал, и почти невозможно было снова войти с ним в контакт. В другой раз на подобные замечания ученик мог отреагировать агрессивно, обвинив учителя, что строг он только потому, что не любит якутов. Так что мне несколько месяцев пришлось вырабатывать тактику общения с этими своенравными учениками: никогда не повышать голос, быть более осторожным, когда шутишь, никогда не иронизировать, чтобы они не подумали, что над ними насмехаются, и быть справедливым, чтобы они не чувствовали какой-либо дискриминации по сравнению со своими русскими одноклассниками.
Многие учащиеся были очень умными, живыми и схватывали все на лету. Они могли спорить, если что-то не соответствовало их понятиям. На одном из уроков немецкого языка мы переводили текст, в котором несколько раз повторялось выражение «крыша красная». Один из учеников на это отреагировал: «Как так? Крыша не бывает красной!» «Странность» его заявления объяснялась тем, что в Якутии не строили домов с черепичными крышами. Ученики оценивали новую информацию на основе своего собственного опыта и мироощущения.
Поначалу мне было трудно различать моих учеников и запоминать их фамилии. Большинство из них заканчивалось на «ов» или «ев»: Петров, Николаев, Сидоров, Иванов. И похожие фамилии — почти во всех классах.
Для европейцев якуты внешне похожи друг на друга. У них типично монголоидные черты — раскосые черные глаза, плоские носы, черные волосы. И потребовалось много времени, чтобы разобраться, кто из них Сидоров, кто Иванов, а кто Петров или Сергеев.
У учеников — свои трудности. Они, например, долго не могли привыкнуть правильно обращаться к учителям. В якутском языке нет официальной формы обращения, есть только фамильярная. И по-русски они ей тоже пользовались. Впрочем, со временем обращаясь к учителю они стали говорить более уважительно.
Несмотря на все эти трудности, у меня сложились хорошие отношения с моими учениками. Большое впечатление на них произвело то, что я владею пятью языками. Благодаря этому я пользовался уважением у них. Как и в Якутске, мне очень часто приходилось отвечать на такие вопросы, которые не относились к изучению немецкого языка.
В то время в Советском Союзе Поль Робсон был одним из самых популярных зарубежных певцов. Советские газеты часто писали, что он подвергается гонениям потому, что, во-первых, негр, а во-вторых, из-за того, что он прогрессивный борец за гражданские права негров. Однажды один из моих учеников задал мне вопрос, почему Поль Робсон не уедет из Соединенных Штатов и не переедет в Советский Союз, где ему будет гораздо лучше. При ответе на такие вопросы очень важно иметь в виду политику партии, которой должен следовать учитель и ни в коем случае не отклоняться от ее официального курса. Немного подумав, я ответил, что, конечно, Полю Робсону было бы гораздо лучше в Советском Союзе, но его гражданский долг остаться в Соединенных Штатах, чтобы помочь черным бороться против дискриминации, которой их подвергают белые. И если Поль Робсон будет жить в другой стране, то черные так и останутся людьми без прав и все погибнут из-за неравенства, дискриминации и отсутствия хороших песен.
Отвечая на такие вопросы, учитель всегда должен быть готов дать ответ, который бы соответствовал линии партии. Атлетам необходимо постоянно тренироваться, чтобы быть в форме. Точно так же люди, занимающие ответственные посты в Советском Союзе, обязаны постоянно поддерживать хорошую политическую форму.
