Моя мама была в полном отчаянии. Она понимала: при таких обстоятельствах может получиться так, что ей придется остаться на зиму здесь, до открытия навигации в следующем году. Я же не могу оставить ее одну здесь, но не могу оставить и Рахиль с детьми в Якутске.
Происшедшее глубоко и надолго врезалось в память. В последующие годы мне часто снилось, как я опаздываю на пароход или на поезд: они уходят у меня на глазах, а я в отчаянии бегу за ними, но так и не успеваю догнать.
Обсудив случившееся, мы с мамой понемногу успокоились, и я решил все-таки рискнуть и подождать следующего парохода. Мы снова расположились на берегу и стали ждать.
Через три дня пароход с двумя баржами причалил к пристани, чтобы пополнить запасы угля. Пока он швартовался, мама переговорила с женой капитана и рассказала ей, как мы отстали от парохода и как нашу семью разлучили. Жена капитана пообещала замолвить словечко за нас, и капитан согласился взять нас и еще одного депортированного, Меира Слуцкого, который тоже отстал от парохода. Мы с облегчением вздохнули. Наконец-то уезжаем из Кюсюра!
На пароходе нас провели в маленькую, тесную каюту, где мы могли только спать. Но мы были довольны, поскольку плыли на юг, туда, где могли встретиться с Рахиль и детьми, и не обращали внимания на неудобства.
Пароход очень старый, все его механизмы изношены. Они работали натужно и неровно, зато по потреблению угля и выпуску черного дыма из трубы это плавучее средство могло побить все рекорды. Это плавание оказалось одним из самых необычных, которые я когда-либо совершал.
Несмотря на то, что в топках сжигали огромное количество топлива, корабль плыл очень медленно. Уголь быстро заканчивался, пароход отцеплял баржи и шел к ближайшей пристани для пополнения запасов, а затем возвращался за баржами. В результате таких челночных маневров пройденное расстояние увеличивалось втрое. На реке уже стали появляться мелкие пластинки льда — предвестники ледостава. Мы забеспокоились, что при такой скорости передвижения река замерзнет раньше, чем мы доплывем до Якутска.
Последней пристанью перед Якутском был поселок Сангар-Хая. Запасы угля как раз заканчивались, и, не доплыв двадцати километров до поселка, пароход отцепил баржи и отправился за топливом. Когда мы причалили в Сангар-Хая, я решил сойти на берег, чтобы телеграммой сообщить Рахиль о нашем приезде, а также пополнить запасы продуктов на оставшуюся часть пути, на которую уйдет еще неделя. Пароход с баржами, по моим расчетам, должен был вернуться не раньше, чем через сутки, и, оставив маму на пароходе, я сошел на берег. Вместе со мной сошел и Слуцкий.
Когда Бог одаривал детей своих разными благодетелями, к нему он не был особенно щедр. Слуцкому примерно лет пятьдесят. Узкое лицо, седеющие волосы, зачесанные назад, и маленькие хитрые, постоянно бегающие глаза. Во всем его поведении было что-то нервозное и пугающее, но вместе с тем и загадочное, так что с ним следовало быть всегда начеку. И не раз подтверждалось, что бдительность и осторожность в отношениях с ним более чем оправданы.
Когда мы оказались на берегу в Сангар-Хая, я сразу пошел на почту. А после этого мы со Слуцким зашли в единственный в поселке ресторан или, правильнее сказать, в столовую, где столы стояли рядами, а заказанные блюда подавались через окошко. После скромного питания на пароходе еда в столовой нам показалась фантастически вкусной.
Было довольно много людей, и мы привлекли их внимание, поскольку не так часто они видели чужаков. Вскоре мы разговорились с теми, кто сидел рядом с нами, и рассказали, откуда мы и куда едем. Напротив меня сидела красивая, привлекательная русская женщина. Ей было не более тридцати. Правильные черты лица, добрый взгляд темных глаз, черные густые волосы, уложенные в замысловатую прическу. Она спросила меня, не знаю ли я ее племянницу Фросю, которая работает в Быковом Мысу. Я знал ее очень хорошо и рассказал Тане (так звали нашу новую знакомую) о Фросе и ее работе.
Мне нужно было где-то переночевать, и я спросил Таню, не может ли она помочь. Она ответила, что сама снимает комнату у пожилой пары, и тотчас же предложила спросить у них разрешения оставить меня на ночь. Пообещала она подыскать что-нибудь и для Слуцкого.
Она работала заведующей магазином, и я зашел к ней в магазин как раз перед закрытием. Таня сказала, что все в порядке, ее хозяева согласны, и у знакомых она нашла место для Слуцкого.
Я помог ему найти дом, где он мог заночевать, и мы договорились встретиться утром на берегу.
Когда я пришел к Тане, меня ждал сюрприз: в центре маленькой комнаты был накрыт стол. Стояло несколько бутылок спиртного и всевозможные блюда с едой: пирожки, салаты, различные мясные блюда, о существовании которых я напрочь забыл за последние годы.
Хозяин дома предложил тост за мир и дружбу. Он сказал, что рад приветствовать меня в своем доме, и пожелал хорошего аппетита. На этот счет он мог не беспокоиться. Таня и ее хозяйка оказались отличными кулинарами, еда была очень вкусной. Я не мог вспомнить, когда еще ел с таким удовольствием. Один тост следовал за другим, и по мере того, как содержимое бутылок уменьшалось, мы становились все более оживленными. Казалось, что все барьеры, существующие между нами, сняты, и нам хорошо друг с другом, и мы свободно можем говорить обо всем на свете.
И вот в разгар нашей пирушки внезапно открылась дверь, и вошел Слуцкий. Выглядел он подавленным. Никто из нашей компании не обрадовался неожиданному гостю, потому что нам было хорошо, и мы не собирались заканчивать наш приятный вечер. Я спросил Слуцкого, что случилось, зная наперед, что ничего хорошего от него не услышу. Он посмотрел на меня и дрожащим голосом, с жалким выражением лица стал объяснять, что побоялся остаться у незнакомых людей на ночь. Ему показалось, что они, как только он заснет, постараются его прикончить и украдут часы и обручальное кольцо. Он, конечно, хорошо понимал, что его объяснение неубедительно, но умолял меня проявить к нему милосердие и попросить у хозяев разрешения остаться у них на ночь. Он сказал, что будет рад, даже если они разрешат ему сидеть в уголочке на кухне.
Я не знал, плакать мне или смеяться, но выгнать его на улицу мы, конечно, не могли. Я все объяснил Тане и ее хозяевам, и они согласились оставить Слуцкого. Настроение у нас было хорошее, и в очередном тосте мы уже говорили: «дорогой друг». Слуцкому постелили в углу, на полу, и он пошел спать.
Через некоторое время в дверь снова постучали. На сей раз это была Танина подруга, которая предложила нам пойти посмотреть кино в местном клубе. Мы приняли ее приглашение, и я был рад избавиться от Слуцкого хотя бы на два часа.
Когда мы вернулись, Таня достала бутылку хорошего грузинского вина, которое, как она объяснила, держала для особого случая. Мы снова сели за стол и, откупорив бутылку, выпили и стали слушать последние новости из Москвы по радиоприемнику, который стоял на тумбочке, в углу гостиной.
Чуть за полночь мы услышали гудок парохода. Слуцкий вскочил, сказав, что это, возможно, наш пароход. Этого, конечно, не могло быть. Не мог же наш пароход вернуться так быстро, но убедить его в том, что это не наш пароход, было невозможно. Он запаниковал, собрал вещи и быстро попрощался с Таней и ее хозяевами. Мне не хотелось покидать этот гостеприимный дом и выходить в ночь. Но если это действительно наш пароход, что мама подумает обо мне? Я неохотно собрался, поблагодарил Таню и ее хозяев за гостеприимство и извинился за беспокойство. Они сказали мне, что не будут запирать дверь, и я могу вернуться, если окажется, что это не наш пароход.
В кромешной темноте по тропинке и крутому склону спускаться было очень трудно. Конечно же, в ночи гудел не наш пароход. Я был очень раздражен поведением Слуцкого, но уже устал и не стал возвращаться. Ночь мы провели в сторожке на берегу реки.
Пароход наш пришел утром, около десяти часов. Я рассказал маме обо всех своих приключениях и о гостеприимстве Тани и ее хозяев. Пароход отправлялся не скоро, и у нас появилась возможность снова подняться в поселок и еще раз поблагодарить Таню. Мама подарила ей два красивых носовых платочка, которые она вышила на пароходе, пока мы плыли.
