— М-гм, — осмелился только пискнуть Стюарт. О слове джентльмена он уже не говорил.

— Не беспокойтесь, сэр, я посоветовался с моими товарищами по службе, — торжественно произнес великий князь, — ваша честь английского дворянина не будет затронута. Вы бы были присуждены к отрубанию головы, как ваш несчастный король Карл II. К тому же мой милостивый монарх готов помиловать вас без предварительных условий.

Стюарт одновременно и встревожен и обрадован. Его де-юре приговорили к смертной смерти. Но приговорив, они тут же показали де-факто, что не могут этого и делать. А это означает, по практике других азиатских сатрапий, вежливую нотацию и высылку навсегда под угрозой страшного наказания.

— Так что вы еще немного посидите в гостиничном нумере часов примерно до четырех вечера хавтра, дождетесь нужных бумаг и оба нормально отправитесь в посольство. К обеду завтрашнего дня вас не должно быть в России.

Стюарт почти благодарно, но в тоже время надменно наклонил голову в знак понимании. Потом осознал.

— Простите, сэр, — холодно, хоть и тревожно, — вы говорите «ОБА»? С кем я должен буду в своей камере познакомиться?

— Почему же познакомится? — слегка удивился Константин Николаевич, — это ваш старый знакомый так называемый Генрих. Его по вашей наводке его недавно арестовали и собирались также казнить. Но его императорское величество и его милостиво помиловало и повелело отправить на свою Родину. Вот мы и сводим вас вместе. Оптом, так сказать.

Стюарт сжал зубы. Он его, по сути, сдал. И, возможно, из-за него его арестовали!

— О, my got! — воскликнул он в душе по-английски, и продолжил уже на русском: — послушайте, мы же цивилизованные люди, может, договоримся?

Константин Николаевич недоуменно посмотрел на дипломата, что, мол, вы хотите? Хотя в душе позлорадствовал. Не все козе капусту жевать, пора и волка увидеть.

В тоже время сам сэр Стюарт был изрядно напуган. Да что там, он был очень перетрухал, если говорить жестко, но без мата. И наговорил много лишнего, с точки зрения следователя. И, как видимо поведения самого Стюарта, успокоившего и получившего опять возможность логично думать.

И эта повторная возможность использования одной из функций высшей нервной деятельности его буквально вгоняла в ужас. Он по собачьи преданно глядел на следователя и не словами, взглядом кричал, умолял спасать его от соотечественника.

Эх, сюда бы немного времени и возможностей, но, увы, он сильно связан и первом и вторым жестким приказом императора Николая. А хитрить и исподтишка играть в подлянку это не в его вкусе. Хватит уже, в иной реальности нахитрились до двух революций с соответствующими негативными результатами.

Хотя, по всему, император не запрещал, даже подталкивал к поиску соответствующего документа. Только что-то так его и не назвали. Скажем так лжезавещание Николая I (по аналогии с завещанием Петра I). Нуте-с, милорд, колитесь, кайтесь православному Богу!

— Вы действительно не хотите встречаться с «Генрихом»? — следователь вдруг сменил олимпийское спокойствие на хитрое оживление, — что же, мы можем договориться, как дворянин с дворянином.

— Э-э-э, — растерялся Стюарт от изменения поведения следователя, — все что смогу, даже из собственных средств. Скажем… тысяч двести золотых гиней?

Следователь поморщился:

— Я же предлагал вам как дворянин с дворянином. А вы сразу деньги. Значит, не договорились, — он аккуратно взял небольшой медный колокольчик, собираясь позвать своего секретаря.

Дипломат только сейчас обратил внимание на то, что они в кабинете одни. По-видимому, русский действительно хотел с ним договориться! Такой возможности упускать ни в коем случае нельзя!

— Подождите, сэр! — буквально взмолился он, — я, может быть, не правильно вас понял. Так скажите, что вы бы хотели, мы поторгуемся.

Сказал и сразу понял, что зря он так сказал. Его собеседник как-то скукожился, насупился. Взгляд его уткнулся куда-то вниз под ноги. Странные люди, эти русские дворяне. Что из того, раз из благородного сословия, поторговаться, что ли, нельзя?

А попаданец специально скрыл глаза от англичанина. Ведь в нем, помимо презрения был еще и азарт. Зверь попался! А, значит, и цель достигнута. Хотя бы такая?

По крайней мере, обо всем подробно хотя бы об этом мифологическом и весьма провокационном документе — План действий России в Европе, якобы подписанным Николаем I, он узнает. При помощи не менее мифологического Генриха, который сейчас в той же тюрьме, но с которым Стюарт и не встретится.

А он все же согласился рассказать обо всем и более полно.

Ату его!

Он все-таки сначала немного отдохнул и сытно пообедал, одновременно увиделся с милой женой Машей. Хоть она и показала свою непоследовательность и легкомысленность, но может за это мы женщин и любим. Ну, или за это тоже.

Вот и Константин Николаевич так увлекся своей любушкой, что, несмотря на все ее многочисленные промахи и ошибки, тянулся к ней все еще сильней и сильней. Тем более, какое-то шестое чувство (или седьмое) подсказывало ему, что ей потихоньку пора рожать. Она так много хвастала и злословила о других женщинах, теперь пришел черед и ей самой. И ее нужно стимулировать или, хотя бы, навеять на него добрые чувства.

Конечно, сам Константин Николаевич принимать роды не будет — время не то и положение тоже, но помочь с медиками или, хотя бы принести воды (подопнуть служанок) попаданец должен.

Однако, по приезде домой он увидел жену Машу, как всегда, здоровой и деятельной. Не время рожать? И только после сытного обеда, когда он прилег немного отдохнуть. Она легла рядышком и стыдливо пожаловалась, что да, кажется, начинаются схватки.

А она еще ходила на ногах, пусть и дома! Весь сон в миг улетел. Так, если рожать… от него толку мало, повитухи очень слабые и неграмотные.

— К Арендту посылала? — спросил он. Гоф-медик всяко должен лечить и остерегать членов императорской семьи, пусть и у них уже свои семьи.

— Николай Федорович приходил и присматривал по своей инициативе. Сказывал тогда, что бы посылали за ним, если что. думаешь, уже пора? — она доверчиво посмотрела на него.

Вот же женщины! То показывают настырность и даже настырность, а то неведомую подозрительность!

Чмокнул ее в щеку, но ничего не сказал. Встал с кровати, позвонил в колокольчик. Незамедлительно прибежала Катенька — личная служанка Мария.

Хотел было позвать ее, быстро отказался. Вместо этого дл поручение внимательно следить за хозяйкой. К гоф-медику послал другую, тоже молодую женщину по имени Таньша. Та мигом слетала, что ей с молодыми, резвыми ногами.

Вот и все, что великий князь мог для своей жены. Но он все-таки подождал Николая Федоровича, выслушал его сообщение о том, что роды нормальные, а он останется здесь до появления ребенка и окончания схваток.

В ответ приказал служанкам, кормить и обустроить врача, как своего и сообщил, что он, к сожалению, вынужден уйти на службу по очень срочным заботам. Арендт еле слышно хмыкнул, толи одобрительно оценивал работоспособность великого князя, толи показывал хитрость мужчины. Те ведь, за редким исключением, очень не любят быть рядом с роженицей.

Так или иначе, но он уехал. Машенька была в относительной безопасности, а ему действительно надо было опросить «Генриха», пока он еще нервничал. А то потом, когда он успокоится, его и не пробьешь!

Пролетка примчала его в жандармское управление. «Генриху» повезло меньше, его тоже в это врем своебразно «подготавливали» к допросу, но если Стюарта путем демонстрации достижений цивилизации. То «Генриха» уже путем наказаний той же цивилизации. Посадили его в одиночную камеру, причем в кандалах, давали послушать дикие вопли Ваньки-дурака.

Это был мелкий уголовник-рецидивист с расшатанной нервной системой. По правде говоря, его бы надо перевести в тюремную больницу, но она и без того так была переполнена, а психические болезни не заразны. Переводить же в обычный сумасшедший дом его тоже было нельзя — еще не дурак, а только на пути к оному.