«Вот ведь, — сердито подумала Мария Николаевна, — все всё видят и понимают, ни от кого не спрячешься».

Хотя, разумеется, августейший отец с его постоянными государственными заботами и любовью к дочери никогда бы не опустился до допроса зачем и почему.

Впрочем и муж, — она любовно посмотрела на супруга и еле слышно вздохнула: — другое дело, что ее Костя сам все додумает и, как правило, верно. Вот ведь, Господи, дал ему Бог талантище, не скроешься!

— Гхм! — кашлянул Николай, дав ей внука, — дорогая, ты не спросишь у своей мамы Александры Федоровны, когда она собирается обедать?

Поручение, конечно, было на уровне прислуги и можно было бы рыпнуться. Но Мария понимала, что таким образом ее деликатно выпроваживают, поскольку разговор будет неприятный и ей лучше не слышать. Еще расстроится ненароком и ребенок занервничает. В итоге страдать будет совершенно невинный сынуля.

— Хороша, папА, — согласилась Маша, как послушная дочь, — я спрошу, — но тут же обусловила границу смирения: — я приду через десять минут. Не скучайте!

Вильнула подолом платья, умудрилась погладить мужа по голове и вышла.

Константин Николаевич, не обращая внимания на улыбки присутствующих, невозмутимо поправил прическу. Молодая жена в присутствии только отца и близкого человека целомудренно показала близость к мужу. Радоваться надо красавице, а не сердится.

— Господа! — обратил император на увлекшихся жандармов, — предлагаю вам вернуться к нашему вопросу. А то вы ведь слышали — Константина Николаевича через десять минут уведет с собой жена. И он с нею хочет поговорить. Только поговорить, — с нажимом повторил он, — не так ли, дорогой зять?

— Совершенно верно, ваше императорское величество! — твердо сказал великий князь. Его Маша увлеклась и наболталась. Типичная ситуация для женщины. Надо будет сказать любимой «Фу!» и пригрозить пальчиком. Надеюсь, на первый раз хватит?

Честно говоря Николай собирался мягко его поддеть и указать на примерные границы. Мол, взрослый мужчина, а тянется за подолом юбки. Пора уже и выглянуть на взрослый мир.

Но зять его удивил и обрадовал. Он повел себя, не только как действительно взрослый, но и еще влюбленный мужчина. При звуке имени его жены, он не только. Не только досадливо украсил физиономию, но и счастливо улыбнулся. чувствовалось, он в нее влюблен, и не только из-за ее высокого положения, но и из-за того, что она красивая женщина. И при этом был строг. Попадет ей на орехи. Но не очень сильно.

— Константин Николаевич, — гораздо мягче, чем собирался, сказал Николай, — вы стоите во главе жандармского следствия, вам и решать, что делать.

— Да, — согласился попаданец, — следствие продолжает развиваться, поэтому следует выделить несколько узловых моментов:

— Прежде всего, надо активно продолжать допрашивать арестованных. Слишком много они не сказали, а из сказанного — половина вранье;

— Так называемого «Генриха». Арестовать и, если получится, то прямо на деле, когда он полезет в сейф. Тогда не отопрется;

— И поговорить с Марией. Информативно это может стоить немного, но встретиться с ней нужно.

— Мне что-то не нравится, как эти господа станут тянуть свои грязные руки, — угрюмо сказал Николай, кардинально поменяв тему разговора, — вот и имя дочери уже здесь неоднократно прозвучало, и все в негативном аспекте. Представитель семьи монарха, ведь это черт-те что! Константин Николаевич, вы не инсургент случайно?

Великий князь в душе досадливо вздохнул. Похоже, как он и думал, главное препятствие в дознание будет характер императора. А то он уже так мрачно шутит, что больше похоже на обвинение прокурора.

— Ваше императорское величество, — примиряющее сказал он, — о Марии в таком тоне говорят только здесь. Причем лично я считаю, что все дело в каком-то недоразумении. Надо прямо и честно, но притом мягко поговорить с ней, ведь она уже на сносях. Позвольте, этим займусь я сегодня же.

Николай I, подумав, согласился, лицо его вдруг озарилось счастливой улыбкой. Видимо, осознание того, что его кровиночка так или иначе связана с бандитами, приводила императора в ужас.

— Второе, — продолжил Константин Николаевич, — для государственной безопасности мы можем заменить ваш сейф другим с подложными бумагами. Императорский рабочий кабинет, к сожалению, подменить не удастся. Но днем они точно не пойдут, а ночью у кабинета будут преданные жандармы, которые голыми руками медведя возьмут, а не то что плюгавенького иностранца с подручными.

— А нельзя ли взять его у входа в Зимний дворец? Что-то вы, Константин Николаевич, очень уж рискуете, — озабоченно спросил Николай I, — я-то ничего, а если грабители вздумают напасть на детей?

— Да, — неодобрительно кивнул Бенкендорф. Шеф жандармов в привычном амплуа. Великий князь про себя поморщился, но вслух только сказал:

— Ваше императорское величество, ваше сиятельство, вот этот момент я хотел обговорить особо. У нас достаточно преданных людей, чтобы нейтрализовать эту опасность.

Однако обговорить ему свой тезис не удалось, поскольку дверь отворилась и в кабинет, как и предложила раньше, вошла Мария Николаевна. Она уже оделась по-уличному. За нею шли служанки. Беременная ведь, вдруг что случится.

Весь ее величавый вид говорил — мы сей час идем домой. Вот еще возьмем любимого мужа у отца и сразу пойдем. И не сметь нам мешать, а то сопреем и вспотеем, а потом на улице на холодном ветру замерзнем и заболеем! А нам еще рожать!

Даже Николай I обычно не решался сказать против своих родственников, тем более, так они были внушительно представлены дочерью. Хотя любопытство его только чуть не сжигало. Ну, или не съедало. Но он мужественно сдержался.

Бенкендорфа же можно было вообще не считать. Если император так решил, то и он, безусловно, тоже. А вот Константин Николаевич лишь злорадствовал. И ничего личного. Как говорится, кто не с нами, тот против нас. Да, ваше императорское величество?

Так Маша легко вытащила Константина Николаевича из рабочего кабинета императора Николая I. Без кого-то сопротивления своего отца, что даже удивительно. Железного безжалостного монарха, который одним своим взглядом приводил в обморок придворных!

Чудны твои дела, Господи!

А они опять вдвоем собираются в карету, чтобы маленькой семьей оказаться на сиденье, сын будет пока лежать в специальной природной колыбельке — мамином животике.

Мария тоже удивлялась. Странно все как-то. Отец только вяло сопротивлялся, граф Александр Христофорович взглядом как бы подбадривал перед будущем допросом. ДОПРОСОМ! Или ее муж собирается везти ее в жандармерию, в ту самую страшную камеру?

А если я убегу. Костя…? Костя… нет, какой там. Да и, — она подняла взгляд на мужа, — малышка сын, куда я с ним?

Она механически поднялась в карету. За ней с сыном легко поднялся муж. Мария как бы в тумане отметила, что при этом он ловко отсек всех служанок. Не хочет зрителей. Хотя, Бог с ним!

— Меня арестуют? — все еще лукавым голосом спросила она.

— За что? — удивился Константин Николаевич, — ты-то сама знаешь, о чем мы будем говорить?

— Ну? — задумалась она, — я не знаю. Но ведь ты меня так держал за руку, словно арестовал, а ты никогда не ошибаешься.

— Да, я не ошибаюсь, — согласился ее муж, — и потому, я твердо знаю, что нет никаких причин для твоего ареста. Хотя бы подумай, ты — великая княгиня и мать наследника цесаревича, отправишься в тюрьму. Для этого, как минимум, надо убить двух мужчин.

— Кого? — всхлипнув, тихо спросила она.

— Меня и твоего отца. Это, во-вторых, имей в виду. И, главное, во-первых, я не верю, что ты преступница. Другое дело, ты случайно кому-то «скармливаешь» важные сведения. Вот это мы обговорим поподробнее.

Мария облегченно вздохнула. Есть такой стереотип — упал груз с души. Действительно упал, и ей стало так легко и тепло. Она мягко погладила его по плечу, потом привалилась к нему. Спасибо ему, надо было поговорить, а она все тянула.