— Возможно, зря.

Еще одна строчка в протоколе, еще одна морщина на лбу офицера. Внезапно Анна подумала о том, сколько на этом маленьком человеке лежало ответственности. Захотела было потянуться, смахнуть с него лишнее — и не стала. Не время. Не ее ноша, не ее выбор. Да и сил нет.

— Хорошо, теперь — что вы видели непосредственно. Что вас сбило?

Вспышка. Блиц выжигает глаза, как настоящая молния. Только это не молния, это женщина. Белая кожа, белые волосы, белые глаза. Как она висит в воздухе без парашюта?

Через секунду Анна замечает за спиной у женщины крылья. Уродливые, кожистые, перевернутые; на таких не смог бы парить и кажан. А еще через секунду накатывает та же волна, что уже приходила перед атакой: боль, смерть, ужас и какая-то извращенная, безумная радость, «дьявольское ликование». Та же — только во много раз сильнее. На порядки. Сминающая, срывающая с неба, изничтожающая любую помеху. Свобода, долгожданная свобода принадлежит лишь ей, белой крылатой, и более никому, никому! Никто не смеет указывать...

Потом обломки биплана, истошный крик Гали Докутович, вертящаяся волчком земля внизу. Удар. Вода. Тишина и покой.

С шумом втянув воздух, Анна поняла, что комзвена держит ее за руку и мерным, железным голосом диктует все то, что мелькало перед внутренним взором пилота. Правильно, интроекция всегда выходила у Марины на высший балл. Да и вообще, не зря же их полк прозвали «Ночными ведьмами». Не-одаренных среди девушек не служило. По всему Союзу набирали.

— Благодарю, товарищ Чечнева. Благодарю, товарищ Высоцкая, — особист засовывает карандаш в кармашек планшета. Значит, допрос окончен. Значит, можно расслабиться и выдохнуть. Только теперь Анна замечает, что одна из рук у капитана искусственная: дерево, металл, кость. От руки явственно тянет чарами и знакомым запахом машинного масла; а сначала не заметила. Плохо дело. Пилот без нюха не пилот.

— Служу Советам и Высшим Силам! — почти одновременно произносят девушки. Дверь лазарета глухо стучит, Марина, вставшая для уставной фразы, опускается обратно. Хлопает по одеялу.

— Ну, Анька, поправляйся. Лежи, регенерируй, тянись к земле-матушке. Силы надо восстанавливать, враг небомбленный ходит. О твари не думай, мы на нее «ястребков» натравим. Чудо, никак не меньше чем чудо, что ты жива осталась, а?

Анна не отвечает. Дверь стучит еще раз, и перед глазами снова вспыхивает блиц: крылья, лицо. Глаза. Полные ярости — и неужели зависти? — глаза.

«Чудо? Нет, просто не заслужила. Оставила своих, живи теперь с этим».

Тогда девушка хватает подушку и, накрывшись ей, истошно кричит.

***

Анна сидела на траве и теребила в руках льняную ленточку. Даже вечернее августовское солнце на Кубани жарило, и пришлось уйти под крыло ближайшего биплана. Прислонившись к шасси, девушка раздергивала ткань на нитки, связывала их в узелки и бормотала наговор, а если по-уставному — «защитную формулу парапсихического воздействия». Тоже дело полезное, если подумать.

Нормально сесть за штурвал она так и не смогла. В первый раз ее из кабины буквально вытащили, отпоив и «отшептав» тут же, за фюзеляжем. Во второй — смогла вылезти сама, но полюбовавшаяся на это дело Марина цокнула языком и отправила «в предполетную подготовку». Так что теперь Анна готовила обереги, проверяла деревянную конструкцию «этажерки» на плотность чар, следила, чтобы чуткое к тонкому воздействию дерево не принесло на себе никаких сюрпризов с той стороны фронта. Работы было много, работа требовала сил… Но полностью голову занять все равно не выходило.

Закончив с ленточкой и повязав ее на стойку, Анна постояла рядом, послушала. Все правильно, все верно — и по уставу, и по совести. Сзади раздались легкие быстрые шаги, потянуло теплом и степными травами. Хиуаз обняла подругу, положила голову на плечо и прошептала:

— Наколдуй мне, ведьма, парня, чтоб раскосые глаза…

— Сама наколдуй, шаманка, — смех зародился в груди Анны словно сам собой. Рядом с живой, энергичной казашкой улыбались даже вечно хмурые интенданты. — Летишь?

— Лечу, — просто ответила та. — Да не мурыжься, и ты полетишь. Я тебе голову той «жезтырнак» привезу, за летным полем на кол посадим.

— Дура, — Анна развернулась и щелкнула сослуживицу по носу. — Не лезь к этой твари. Просто не лезь. Ты меня слышишь?

— Я-то тебя слышу, — фыркнув и как-то совсем по-заговорщически ухмыльнувшись, пропела Хиуаз. — А вот услышит ли тебя комполка… Топай, там по твою душу прибыли. И не мурыжься, говорю!

Вздрогнув, Анна широко распахнула глаза и попыталась ухватить подругу за рукав, но та уже унеслась обратно в сторону землянок. «По твою душу…» Формулировочки у некоторых! Стряхнув травинки и приведя форму в надлежащий вид, девушка побежала «являться».

В штабной землянке, тянувшей уже скорее на полноценный бункер, было внезапно людно. Присутствовали командиры эскадрилий, звеньев, некоторые пилоты и штурманы. Начштаба, Ирина Вячеславовна, сидела на единственном, темного вытертого дерева табурете и хмурилась, поглядывая на часы.

— Высоцкая! Как самочувствие?

— В норме, товарищ майор! — отчеканила Анна. — К несению службы готова!

Воздух звенел от могучего запаха табака и смутных предчувствий. Ведьмы переглядывались. Кто-то отчетливо «шептал».

— Вот и славно, — резюмировала Ирина Вячеславовна и встала с табурета. — Товарищи, все в курсе, какая у нас тут сложилась ситуация. Враг задействовал некие оккультные меры противовоздушной обороны. Командование получило все рапорты: и мой, и особого отдела, и разведки. По решению сверху нам прислали эксперта. Прошу сдерживать эмоции.

Последнее предложение произвело строго противоположный эффект. В подземной клетушке резко стало невозможно дышать, на тонком плане забурлило так, что у Анны затрещала голова. «Напихать ведьм в ящик, закупорить, встряхнуть. Надеяться, что не рванет». Занавеска на двери в соседнюю комнату дернулась, и на свет вышагнула долговязая, нескладная фигура в черном.

Неслышный гомон стих в момент. Кто-то из девушек ойкнул, кто-то закашлялся. Тоненький голосок изумился:

— Батюшки, никак инквизитор?

— Кардинал-подполковник Отто Скорцени, — представила Ирина Вячеславовна. — Командующий диверсионными спецподразделениями Святой Инквизиции…

— В изгнании, — дополнил подполковник. Акцент в русском почти не ощущался. — Временно командирован в расположение вашего полка на правах консультанта.

— Ага, а с ним полный транспортник бойцов, — прошептала снова подкравшаяся сзади Хиуаз. — Спецгруппа как есть. Такие морды…

Слух у кардинала оказался великолепным. Он обернулся на шепот и так же негромко заметил:

— Возможно, понадобится не только консультация.

Ведьмы зашушукались. Переглянувшись с Ириной Вячеславовной, Скорцени сложил длинные руки за спиной.

— К сожалению, когда преступный режим этого самозваного Вождя одновременно атаковал ключевые объекты Империи, мы оказались не готовы. Да вы и сами знаете… Ни Император, ни Инквизиция никогда бы не допустили предательского нападения на Союз. Но Император… мертв. Мы не смогли его защитить, — шрам на левой щеке дернулся, глаза потемнели. Знакомо так потемнели: где она могла такое видеть? «Ах, да. В зеркале».

Гость помолчал секунду, словно прислушиваясь к чему-то, потом продолжил:

— Часть архивов, тем не менее, удалось спасти. Более того, мы смогли организовать эвакуацию Папы Римского в Москву. Весь католический мир благодарен Союзу Советских Многоконфессиональных Республик за помощь. Я, — кардинал подчеркнул ударением, — я благодарен. И хочу отплатить добром за добро. Est qui benefacit ex Deo, est qui malefacit non vidit Deum... Простите: «Кто делает добро, тот от Бога; а делающий зло не видел Бога».

Некоторые из летчиц благочестиво перекрестились, другие с уважением кивнули. К чужой вере в Союзе относились с пониманием, а существование Высших Сил считалось частью естественного порядка вещей. Скорцени оправил укороченную форменную сутану и переступил с ноги на ногу.