— Почему ты так упорно не желаешь говорить? — спросил Курт. — Они так дороги тебе? Друзья? Родня?.. Ах, вот оно что, — протянул он, уловив едва заметную перемену в лице. — родня. Сочувствую, Адольф. И уважаю твою стойкость. Но я все равно добьюсь своего. Ты этого еще не понял?.. Ну тогда не обессудь.

Он извлек из медицинского набора ланцет и настойчиво пошевелил им в ране на боку Адольфа. Тот дернулся и глухо застонал. Курт надавил на инструмент сильнее, пока тот не уперся в ребро. Сталь мерзко скрежетнула по кости, когда майстер инквизитор нажал на ланцет под небольшим углом, подцепляя волокна мышц. Стон перешел в сдавленный крик.

— Ты ведь не слишком хорошо переносишь боль, Адольф, — заметил Курт, продолжая шевелить ланцетом в ране. — Поверь, я на всяких насмотрелся, а посему могу сказать авторитетно: ты не из особо стойких. Скоро ты сломаешься, и твоему родственнику — брату или сыну — это не особенно поможет, зато себе ты сделаешь хуже.

Ответом майстеру инквизитору стали очередные стоны и вскрики, но ни единого членораздельного слова.

— Ты же понимаешь, каким будет твой приговор в конце, — проговорил Курт, резко ударяя по игле под ключицей и одновременно подцепляя ланцетом кожу у края раны. — Долгая жизнь тебе не светит, мы оба это знаем, — продолжил он, переждав крик — на этот раз короткий, но громкий. — Посему у меня нет задачи не нанести тебе серьезных увечий, главное, чтобы ты дотянул до казни, а уж с этим я справлюсь. Хочешь провести оставшиеся тебе дни с переломанными костями? Или все же ответишь на мой вопрос?

Адольф прикрыл глаза, тяжело дыша, но снова ничего не сказал.

— Ну что ж, ты сам выбрал, — заключил Курт и, прижав к полу кисть одной из рук допрашиваемого, с размаху ударил по ней рукоятью кинжала.

Пытуемый взвыл, заглушив воплем хруст ломающихся костей, и снова дернулся, самостоятельно добавляя себе боли от потревоженных игл. На глазах здоровяка выступили слезы.

— Я предупреждал, — пожал плечами майстер инквизитор и сдавил пальцами изломанную ладонь, вызвав новый крик. — Скажи то, что я хочу знать, и все это прекратится в то же мгновение. Нет? Уверен?..

Новый удар рукоятью обрушился на коленный сустав. Встать и наступить всем весом было бы эффективнее, но раненая нога не располагала к подобным упражнениям. Впрочем, и этого хватило, чтобы какая-то из костей треснула, а ее обладатель вновь заорал.

— Помни, что костей и суставов у тебя еще много, Адольф, а времени у меня мало, так что ты пересчитаешь их очень быстро. Ты точно на это готов? Наша беседа длится менее четверти часа. Успеют твои друзья-родичи уйти за это время? А ты уже готов влезть на потолок, я же вижу. Смирись, Адольф, я все равно всё узнаю. Ну?

— Иди ты… — хрипло выдохнул допрашиваемый. Дышал он тяжело и прерывисто, и стоило дознавателю вновь надавить на раздробленную кисть, как комната огласилась очередным протяжным криком.

— А я ведь могу и пойти, — не меняя тона, заметил Курт. — Именно в замысленном тобой направлении. С вот этим, — он демонстративно помахал кинжалом. — О, да ты побледнел… Так как?

Два мгновения протекли в напряженном молчании; не дождавшись ответа, Курт медленно потянул за край штанов вниз.

— Стой, — глухо выдохнул Адольф. — Не надо.

— Почему же?

— Я все скажу, — процедил тот, отведя взгляд.

— Я слушаю, — кивнул Курт, кладя кинжал на пол и пытаясь устроиться поудобнее. — Сколько их?

— Двое, — бросил Адольф. — Один целитель, другой… боец.

— Боец, как ты, или это его магическая специализация? — уточнил следователь.

— Магическая. Может… ударить на расстоянии, просто силой… Или толкнуть в нужном направлении какой-то предмет.

— Где они?

Повисла напряженная тишина.

— Адольф, мы же договорились, — укоризненно произнес майстер инквизитор. — Если ты опять начнешь отмалчиваться, я все же выполню свою угрозу. Итак, еще раз: где они?

— В гостинице, — выплюнул он зло. — «Лихой ткач».

— Я знаю, где это, — подал голос Шольц. — В нескольких кварталах отсюда.

— Как скоро они поймут, что вы попались и надо уходить?

— Думаю, уже поняли, — криво усмехнулся Адольф. — Олаф мог почувствовать, что со мной что-то не так… Надеюсь, что почувствовал, — договорил он еле слышно.

— Ясно, — кивнул Курт, одну за другой выдергивая иглы и раскладывая их по местам. — Зигмунд, займешься арестом? От меня сейчас будет маловато толку…

— Разумеется, Гессе, о чем речь, — Шольц с готовностью поднялся. — Прейер, вы с нами? Или это не ваш профиль?

— Увы, — развел руками молчавший доселе expertus, — я могу почувствовать присутствие одаренного, но противопоставить ему в схватке мне нечего.

— Значит, идем вчетвером, — подытожил Шольц, обводя взглядом двоих стражей и Бруно. — Гессе, вы с Прейером останетесь пока здесь, раз на счету каждая минута…

— Идите, — махнул рукой Курт. — Возьмете тех двоих — пришлете из отделения еще стражу, чтобы забрать эту троицу. А пока они ходят, — добавил он, обратившись к осторожно переводящему дыхание арестованному, — мы можем продолжить разговор. Ты ведь не будешь больше упираться, верно, Адольф?.. Итак, зачем вам понадобилась эта книга?

***

— В книге ключ. Наниматель оставил ее у аптекаря, чтобы мы забрали, как устроимся в Аугсбурге.

— Кто вас нанял?

— Я его не видел и не знаю его имени.

— Кто видел нанимателя и говорил с ним?

— Копф (Kopf — голова (нем.)). Он всегда сам такие вещи решает.

— Он говорил что-нибудь о нанимателе? Описывал его как-то?

— Сказал что-то вроде «совсем старик, а бойкий. Капюшон напялил, но руки-то видно, верный глаз не обманешь». Но вообще хорошо говорил о нанимателе. Сказал, сделка честная и оплата достойная, все бы такие были…

Расследование стремительно перетекало в самую нелюбимую Куртом стадию, когда все значимое уже раскрыто и понято, а формальностей и бумажной возни становится больше, чем самого расследования. Допрос повторялся почти в точности раз за разом.

— Как звучали условия сделки?

— Мы забираем ключ…

— То есть книгу?

— Да.

— Дальше.

— Идем на место, открываем, обезвреживаем ловушки, забираем оттуда нашу награду и уходим. Все довольны.

Каждому из членов банды задавались одни и те же вопросы, почти одинаковые ответы тщательно протоколировались, рассматривались и всесторонне изучались. Было вполне очевидно, что наиболее полной информацией обладает главарь банды, Адольф Киршнер по прозвищу Копф; а после подробного, кровавого и доверительного разговора в старой столярной мастерской он перестал запираться и на вопросы отвечал хоть и без радости, но подробно и старательно. Однако ad imperatum опросить тщательнейшим образом следовало всех пятерых доживших до ареста бандитов, и тягомотина продолжалась.

— А какая в этом польза нанимателю?

— Вот! Вот, майстер инквизитор! И я удивился! А Копф сказал, что не нашего это ума дело, а ему само место нужно. Расчистить, значит, захотел за наш счет. Знал бы, где его искать — сдал бы вам скотину и не моргнул!

Типичная манера Мельхиора загребать жар чужими руками, показываться, почти не таясь, будто намеренно оставляя что-то вроде личного росчерка, и исчезать в никуда; и гадайте теперь, господин следователь, нарушили вы его планы или поспособствовали им.

Срочно вызванные на подмогу Прейеру разнообразные expertus’ы и специалисты корпели над подлинным содержанием злополучной книги, в которой все-таки оказалось двойное дно, а точнее, двойной текст. Незамысловатые истории про следовательские успехи скромного деревенского священника при должном умении и внимательном взгляде сменялись информацией о затерянном где-то в пещерах в окрестностях Аугсбурга святилище Ньярлатхотепа, где хранится так называемый «плащ тысячеликого», демонический artefactum, не то плащ, не то покров, якобы позволяющий носящему его оставаться неузнанным. Последнее, правда, было известно лишь со слов бандитов, которые в свою очередь передавали слова Мельхиора.