Йоханна вновь замолчала. Курт в нетерпении повел плечами.

- Насколько мне известно, - продолжила наконец аббатиса, - епископ Регенсбургский в молодости - уже после принятия сана - отнюдь не был образцом христианской добродетели. В бытность свою священником Готтард фон Пелленхоф многое себе позволял... Например, связи с женщинами. Точнее даже - с девочками. Очень юными девочками - одну такую я знала лично, так что не подумайте, будто я злословлю или желаю очернить невинного человека. Были и те, кто утверждал, что к мальчикам молодой священник питает не меньшую склонность.

Бруно поморщился, а Курт заинтересованно спросил:

- Это слухи или все-таки подтвержденные факты?

- Не думаю, что подобные утверждения не несут под собой почвы, - покачала головой аббатиса. - Позже, когда я уже перебралась сюда, в Обермюнстерскую обитель, до меня доходили сведения, что фон Пелленхоф... как бы это сказать... подчищает прошлые грешки. Это был насквозь гнилой человек, брат Игнациус, и я не испытывала к нему добрых чувств, но и право вершить над ним суд я бы на себя не взяла.

- Грешки многолетней давности, говорите... - пробормотал Курт и потер подбородок. - А есть ли сейчас в обители кто-то кроме вас, кто, скажем так, имел несчастье быть знакомым с Его Преосвященством раньше? Возможно, даже близко знакомым? Вы упоминали девочку...

- Которая давно умерла, бедняжка. И нет, я не знаю никого из сестер, кому доводилось бы встречаться с фон Пелленхофом прежде... - Аббатиса смотрела куда-то мимо Курта. - Никого... кому бы доводилось... Или они мне не открылись, - закончила она, словно спохватившись.

- Хм... - Курт явно был занят какой-то мыслью, но делиться с собеседниками ею не спешил. - Что ж, если мы опросили всех монахинь, то, пожалуй, нам пока больше нечего здесь делать. - Он прямо взглянул на аббатису: - Всех? До последней послушницы?

Йоханна тяжело вздохнула.

- Да. Всех. Почти... Но неопрошенных осталось всего двое и ни одна из них не может быть вам полезна. Сестра Агнес уже третью неделю находится в лазарете со сломанной ногой - она никак не смогла бы убить Его Преосвященство, даже если бы очень захотела, она и с постели пока не может подняться.

- А вторая?

- А вторая - сестра Бернарда - уже много лет не выходит из своей кельи; она дала обет затворничества. Она не выходила и во двор встречать Его Преосвященство, так что вряд ли сможет сообщить вам какие-то сведения.

- И все же я хотел бы задать ей пару вопросов, - настоял Курт. - Видеть, она, возможно, и не могла, но могла что-то слышать...

- Брат Игнациус, - в голосе аббатисы послышался холодок. - Я знаю, что вы ведете дознание так, как предписывают вам правила, и понимаю, что в моих интересах - в интересах всей обители - оказывать вам возможно большую поддержку, но... сейчас я прошу вас воздержаться от вопросов сестре Бернарде. Она вряд ли пожелает на них ответить - Бернарда не разговаривает ни с кем, кроме меня и еще нескольких сестер.

- Сожалею, мать Йоханна, но вам придется убедить вашу сестру ответить, даже если на все вопросы она сможет сказать только "нет, не знаю, не видела".

Аббатиса ничего не ответила, но сжала губы в полоску и, кивнув господам инквизиторам, вышла из своей кельи и двинулась по дормиторию. Подойдя к одной из келий в самой дальней части, она постучала в деревянную дверь. Спустя несколько мгновений в двери открылось узкое окошечко, расположенное на уровне груди. Аббатиса обратилась к невидимой затворнице.

- Сестра Бернарда, ты помнишь, я говорила тебе, что случилось здесь у нас в Сочельник? И говорила, что в обитель прибудут следователи Инквизиции, чтобы расследовать дело? Они здесь и хотели бы задать тебе некоторые вопросы. Не о чем беспокоиться, сестра, эти вопросы они уже задавали мне и всем другим сестрам. Ты ответишь им?

Тихий, какой-то шелестящий голос за дверью коротко произнес:

- Да.

Аббатиса жестом попросила Курта и Бруно подойти ближе, и Курт вновь предоставил помощнику право беседовать с сестрой-затворницей.

- Сестра Бернарда, меня зовут отец Бруно Хоффмайер. Я приношу глубочайшие извинения, что мы потревожили вас и оторвали от молитвы, но нам необходимо задать вам вопросы.

Как и предупреждала аббатиса, сестра Бернарда показала, что ничего не видела и не слышала в тот день. Никаких разговоров под дверью, постороннего шума или чего-то похожего. Впрочем, даже если бы она и услышала, она бы не отворила дверей.

- Прощу прощения за любопытство, - вдруг вклинился в беседу Курт, - а как долго длится ваше затворничество?

- Более десяти лет, - ответила за сестру аббатиса и добавила: - Если вы закончили с расспросами, мы можем оставить сестру Бернарду в покое.

- Закончили, - Курт кивнул. - И, пожалуй, на сегодня бы больше не станем злоупотреблять вашим гостеприимством, мать Йоханна.

- У вас есть хоть какие-то догадки, брат Игнациус? Брат Бруно?

- Некоторые имеются, - пробормотал Курт. - Но прежде я должен проверить еще кое-что.

Глава 6

- А ведь она нам солгала, - сказал Бруно, едва они покинули стены обители и зашагали к трактиру. - Когда говорила о том, что не знает среди своих сестер никого, кто бы... Она в тот момент явно о ком-то вспомнила.

- Ты тоже заметил? Прекрасно, значит, я не ошибся. Как бы выяснить, кто эта загадочная сестра? Уж не тщательно ли скрываемая ото всех Бернарда...

- Может быть, и она. Или любая другая - из тех, кто постарше. Если знакомство с фон Пелленхофом имело место много лет назад, то сейчас женщине должно быть никак не меньше тридцати.

- И под этот возраст попадает более половины обители, - кисло улыбнулся Курт. - Будем снова спрашивать каждую - не доводилось ли ей встречаться с Его Преосвященством раньше?

- А может, поднажмем на аббатису? Я не имею в виду жесткий допрос, разумеется.

- Эта мать Йоханна крепкая штучка, судя по тому, как она держится. Если она решит, что интересы и безопасность обители важнее, чем наше дознание, ничего мы не добьемся. Доказательств ее лжи у нас нет, только предположения. Разве только задержать ее как подозреваемую... но и на нее у нас нет доказательств. Ладно, давай-ка сначала пообедаем, а потом станем размышлять, куда нам двигаться дальше.

Едва только господа инквизиторы поднялись к себе в комнату после превосходного обеда, где Курт, как всегда, не преминул позубоскалить насчет кулинарных пристрастий своего помощника, как за ними прибежал трактирный прислужник и доложил, что господам принесли записку. Записка была не подписана и в ней содержалась просьба встретиться прямо сейчас у рыбной лавки.

- Почерк вроде женский... - пробормотал Бруно, разглядывая клочок бумаги. - Ну как, пойдем?

- Пойдем. Лавка - место людное, вряд ли писавший позвал бы нас туда, если бы планировал убрать по-тихому.

Чтобы найти лавку, им пришлось немного поплутать, и Бруно даже начал беспокоиться, дождется ли их таинственный информатор, но когда они завидели нужную вывеску, то убедились, что едва не опоздали. Из лавки как раз выходила молоденькая монахиня с корзиной, полной рыбы. Заметив господ инквизиторов, она махнула им, призывая следовать за собой, и пошла вдоль улицы совсем не в ту сторону, в которую ей следовало бы идти.

Курт и Бруно нагнали сестру-бенедиктинку в несколько шагов, и Бруно забрал у нее корзину, заверив, что ему совсем не трудно понести ее.

- Это ведь вы вызвали нас запиской? - уточнил Курт. - Что-то хотели нам сообщить?

- Да, у меня как раз было послушание в городе, и я решила... - девушка говорила, не глядя на сопровождавших ее инквизиторов. - Там, в обители, я не посмела сказать при матери-настоятельнице, но... ох, надеюсь, это не повредит ей. Если то, что я видела, окажется важным, а я умолчу об этом из страха - на моей душе будет висеть грех.

- Что вы видели? - Курт остановился, заставляя остановиться и монахиню. - Сестра...

- Я пока не приняла пострига, - смутилась девушка. - Мое имя Клара. И я хотела сказать вам, что в тот день я видела в обители незнакомого мужчину. То есть там, конечно, были те, кто приехал с Его Преосвященством, их я тоже видела, но этот... этот был не один из них.