Подступающее полнолуние Макса тревожило. Оно было уже третьим после смерти матери, однако два предыдущих рядом находились майстер Гессе и майстер Хоффмайер, которые видели, как справлялась с ним мать, и знали, что делать. Теперь и они далеко, и рядом только Альфред Хауэр, способный свернуть такого, как он, в бараний рог даже в зверином обличье, но знающий ли, как обезопасить от зверя окружающих и себя самого?
На тренировку за два дня до полнолуния Макс вышел погруженным в свои мысли и переживания, что не замедлило отразиться на результатах. Он забывал о дыхании, о правильном ритме, встряхивался, вспоминал, снова отвлекался...
- Нет, Волчонок, это никуда не годится, - постановил инструктор непререкаемо, когда задыхающийся Хагнер сполз по каменной стене после всего лишь восьмого круга пробежки. - Вытряхни из своей ушастой головы все лишние мысли. Тебе пока требуется постоянно думать о том, как ты дышишь. Это неправильно, но пока без этого никак. А ты о чем думаешь?
- О полнолунии, - глухо отозвался Макс, глядя в землю.
- Ах, вот оно что, - усмехнулся Хауэр. - Небось, гадаешь, что с тобой будет этой ночью? А ничего нового. Дверь и мебель в твоей комнате крепкие, решетка на окне - тоже. А вот задание тебе на сегодняшнюю и четыре последующих ночи особенное: учись помнить, кто ты. Не только днем, но и после восхода луны. А днем - помнить, кем был ночью. Понял? А теперь выбросить лишние мысли и марш еще пять кругов. Бегом!
До своей комнаты Макс дополз уже затемно. До восхода луны оставалась еще пара часов, это он чувствовал всем своим существом. Их он потратил на краткий отдых после долгой, изнурительной тренировки, ужин и, наконец, приведение мыслей в порядок по заданию майстера Хауэра. Последнее, разумеется, оказалось самым сложным. Он вспоминал мать, почти каждый месяц стягивавшую все его тело прочной веревкой и оберегавшую не столько весь мир от него, безумного зверя, сколько его - от всего мира. Вспоминал, как три месяца назад впервые слышал вой, который только он мог безошибочно отличить от волчьего. Вспоминал, как стоял, обвешанный железом с головы до ног, и смотрел в лицо твари, даже в человеческом обличье остававшейся зверем, бросившей его мать еще до его рождения, затем убившей ее, а теперь звавшей его, Макса, стать таким же. При этом воспоминании в душе вскипала злость - жгучая, тяжелая, нечеловеческая, - и подавить ее стоило немалых усилий. К тому же, его все больше охватывало возбуждение, обычное перед трансформацией, и от этого думать, а тем более контролировать свои мысли становилось еще тяжелее.
"Я человек, - твердил про себя Макс. - Я человек, все остальное - второстепенно. Я сильнее, чем зверь...".
Он едва не пропустил начало превращения, опомнившись, лишь когда знакомая боль скрутила все тело, ломая и складывая по-новому кости, мышцы, кожу, горным водопадом смывая все мысли, воспоминания, намерения. Волк вспрыгнул на лапы, коротко, глухо взрыкнув вслед отступающей боли, и вскинул морду к окну, сквозь которое светила почти полная луна.
Утром, вернувшись в человеческое обличье, Макс пару минут сидел неподвижно, обхватив себя за плечи и пытаясь припомнить, почему же он оказался на столе. Память сопротивлялась отчаянно, однако постепенно разум начал вяло отзываться на упорные попытки Хагнера до него достучаться. Смутные, расплывчатые образы приходили неохотно и норовили ускользнуть, но Макс вцеплялся в них зубами, не давая раствориться слишком быстро.
Холодный камень под лапами. Камень со всех сторон. Ловушка! Дерево. Теплее и мягче камня. Но на дереве - железо. Обжигает. Бежать от него! Воздух. Где воздух - там выход. Там свобода. Там луна. Добраться туда! Высоко. Забраться выше. На пути преграда - опять железо! Выхода нет... не выбраться...
Макс потряс головой, возвращаясь в реальность. Слез со стола, медленно натянул одежду и прошагал к двери. Присел на корточки, критически осмотрел глубокие борозды между двумя горизонтальными железными полосами. Вздохнув, выпрямился, прошелся по комнате и присел на кровать. Спать не хотелось. Непривычные смутные образы снова вспыхивали в голове, путались с мыслями человека. Он смог что-то вспомнить, впервые настолько четко...
Приближение Хауэра юноша почувствовал задолго до того, как во впервые со дня его приезда запертом замке повернулся ключ, и дверь распахнулась.
- Вставай, - махнул рукой старший инструктор.
Макс повиновался молча. Коридоры старого монастыря, лестницы, крыльцо. Набившая оскомину тропинка вдоль стены. Кажется, он сорвался с места за полмгновения до ставшего привычным "Бегом!".
- Вставай, Волчонок, - скомандовал неумолимый майстер Хауэр, и Макс с трудом вскарабкался на ноги. - Послушай-ка меня внимательно, парень, - негромко заговорил инструктор. - Ты ведь не простой человек. Этой ночью ты был зверем. Волком. А ты когда-нибудь задумывался, как бегает волк? Вижу, не задумывался, а зря. Вот тебе еще одно задание на ближайшие ночи. Если поймешь, в чем суть, вот тогда и придет озарение. Нет, ты сейчас не вспоминай, не отвлекайся. Бегом три круга и на плац.
Как бегает волк? Он должен это знать, тут Хауэр прав, ведь не все же ночи полнолуния он провел связанным или запертым. Вот только как вспомнить, а потом еще и повторить это в человеческом обличье?
С этой мыслью он просидел до самой ночи и восхода луны. А наутро, вновь обретя разум, обнаружил себя посреди своего скромных размеров обиталища с ощущением прерванного бега.
Сесть. Собраться. Вспомнить, как это было.
Лапы мягко отталкиваются от пола, подбрасывая все тело вверх. Распластаться в воздухе, не напрягая ни единого мускула. Каменные плиты несутся навстречу - выставить лапы и в последний миг напрячься ровно настолько, чтобы не удариться о холодный пол, а мягко опуститься... Так просто, так естественно.
К несчастью то, что "просто и естественно" для зверя, человеку так легко даваться не спешило. Ни в этот день, ни назавтра. Лишь в следующее полнолуние ему удалось усвоить звериную науку.
Неровная тропка бежит, сама ложится под ноги. Волк бежит, после каждого шага расслабляясь всем телом. Он сейчас не волк, но это неважно. Неважно даже то, что ног у него не четыре, а всего две. Он бежит, вдыхая прохладный горный воздух, который сегодня не обжигает пересохшее горло, а лишь приятно холодит лицо.
* * *
Макс стоял под перекрестным огнем четырех настороженных, напряженных взглядов и старался сохранить невозмутимость. Со дня, когда он впервые ступил во двор тренировочного лагеря Конгрегации, прошел уже год с лишним, и большую часть этого времени он провел именно здесь под чутким руководством Альфреда Хауэра, однако ни разу не встречался на дорожке или плацу ни с кем другим. До этого дня.
- Вервольф, значит... - с неприкрытой неприязнью проговорил зондер, стоявший в ряду вторым справа. - Майстер Хауэр, я не стану спрашивать, с какой радости подобную тварь решили держать на сворке, да еще и на операции брать - не нашего это ума дело, - а все ж как нам с ним работать предполагается? Три недели на вольном выгуле, неделю в клетке?
Сохранить спокойное выражение на лице стоило некоторых усилий, однако не таких уж огромных, за что следовало благодарить все того же старшего инструктора зондергрупп, который снова оказался кругом прав.
Последний, к слову, на вопрос отвечать не спешил, со значением глядя на Хагнера, мол, попробуй-ка сам.
- Лучше в лес выпускать. Глядишь, к утру зайчика принесу...
Двое парней, стоявших слева, тихонько хмыкнули, обменявшись взглядами.
- Ну да, мы тебя в лес, а ты полгруппы положишь, потому как крышу сорвет и кровушки захочется? - еще более недружелюбно отозвался тот же зондер, теперь уже глядя прямо на Макса.
- Я ручной, своих не кусаю, - беззлобно усмехнулся Хагнер.
- Вот только кто для себя свои? - недобро сощурился крайний справа боец.
Макс кивнул на Хауэра:
- Вот он, например. И те, на кого он укажет.
