Николай давно чувствовал острую зависть к Илье. Он только послушник, а этого выскочку уже полноценным братом приняли. Но тут идти сразу к Магистру, с донесением об обнаруженных им попаданцах, он посчитал преждевременным. Надо же действительно убедиться, а вдруг он ошибся. Тогда его будущий триумф может дорого ему обойтись. Магистр в гневе был реально страшен. Поэтому надо с Ильёй сперва разведать всё, чтобы он подтвердил выводы Николая. А там всякое бывает. Мало ли татей по Москве ночами шляется. Вон целые улицы рогатками перекрывают эти москали, чтобы от ночных разбойников уберечься.

- Ну что, идём? – Николай аж приплясывал на месте.

- Ну смотри, Коля, - Илья натянул на себя плащ и засунул за пояс пистоль. – Если что, я тебя прикрывать не стану.

- Да нормально всё будет! Зайдём, посидим немного, ты убедишься, что я не ошибаюсь, и потом и к Магистру можно.

В небольшом трактирчике на Сретенке было темно и многолюдно. Тусклый свет от свечей едва разгонял сумрак. Порядком закопчённые стены и потолок придавали помещению жутковатый средневековый нуар. Но народу, собравшемуся сегодня послушать песни в исполнении участника царского фестиваля, на антураж было наплевать. Этот молодой парень занял этой весной аж пятое место в конкурсе среди певцов песен из репертуара известных «Московских музыкантов», и получил право исполнять их песни в течении года без уплаты авторского сбора. За этим в Москве особенно строго следила ватага деда Тихона.

Певец пел десятую песню, и уже слегка подустал, но народ требовал ещё и ещё. Когда в трактир вошли двое замотанных в плащи мужиков, никто не обратил на это никакого внимания. Даже стоящий у входа вышибала смотрел не на дверь, а в сторону исполнителя, и приплясывал на месте.

А двое вошедших остановились у входа и застыли, как вкопанные.

- Ты морячка я моряк, ты рыбачка я рыбак, - певцу аккомпанировал небольшой оркестр из двух скоморохов на дудках и местного одноногого балалаечника.

- Ну, что я тебе говорил! – Николай наклонился к уху Ильи. – Это же Газманов?

- Газманов, - задумчиво проговорил Илья и развернувшись вышел из трактира.

- Ты куда? Подожди! - Николай припустил вслед быстро удаляющемуся напарнику.

- Это всего лишь певец. Он же откуда-то эти песни взял. Вот нам и надо найти откуда.

- Так я ж тебе говорил. «Московские музыканты». Александр Меншиков.

- Так стоп! Про «Московских музыкантов» я слышал. А причём тут Меншиков?

- Ну так говорю же, Меншиков их и создал! Его это музыканты! И песни эти от него! Либо сам он оттуда, либо ему кто-то эти песни отдал! – каждая фраза у Николая выходила с тревогой и придыханием, будто он страшную тайну открыл и сейчас первый раз её вслух произносит.

- Ну допустим. А где этот Меншиков сейчас? – Имя Александра Меншикова Илья знал очень хорошо. Ближайший сподвижник Петра первого, будущий губернатор Санкт-Петербурга. И оттуда? Да не, бред!

- Так ясно где. У Петра в Преображенском. Он сейчас неотлучно с ним везде таскается. Я уже узнавал.

- Ты предлагаешь к Петру в гости нагрянуть и с порога заявить, так мол и так, царь-государь, у тебя тут под боком попаданцы такие-сякие живут, отдай ты нам их для опытов? Сдурел?

- Ну, - Николай слегка притормозил, - можно же не прям в лоб. Тихо пробраться, взять этого Меншикова за жабры и душевно поспрашивать. – В отличии от Ильи, Николай не придавал никакого значения фамилии и имени будущего пациента. Ну, подумаешь, Меншиков какой-то. На дыбе разговорится.

«Да, послал же Бог идиота такого», - думал Илья, продолжая быстрым шагом идти до Немецкой слободы. И вслух сказал:

- Ты идиот?! В Преображенском сейчас солдат, как грязи. Ты как туда пролезешь, как человека выкрадешь? Ты больной совсем?

- Не ссы, у меня есть знакомый среди семёновцев. Магистр в прошлом году задание давал, завербовать нескольких из окружения Петра, видать, уже тогда знал, к чему готовиться. Вот через него и пройдём.

- А обратно как? Если шуму наделаем, как будем уходить?

- По воде уйдём. Я лодку у брата Михаэля возьму, скажу на рыбалку пойду.

Если Меншиков и правда оттуда, или кто-то из его близких или знакомых, и они реально уже в окружении Петра, то это, пожалуй, единственный их с Натальей шанс.

- Ну давай прикинем, что нам там понадобиться ещё может. Завтра Магистр уезжает в Рязань. А раз мы с ним не едем, то можем и на рыбалку сходить.

…

Пелагея дня два приспосабливалась с смене настроений у молодой царицы. На относительно небольшом сроке Евдокию сильно штормило. И без того не очень уравновешенная психика столкнулась с неожиданными потрясениями от начала беременности.

Евдокие на днях должно было исполниться уже двадцать лет. Она была на три года старше Петра и, воспитанная хоть и в не очень богатом, но древнем боярском роде, она сполна впитала в себя все привычки и мировоззрение своих родителей. А, став женой будущего царя России, она вообще берега потеряла. Взявшись рулить этим юным недорослем сразу после свадьбы, она получила жёсткий облом. Пётр рулиться не захотел.

Если бы не постоянные укоры Натальи Кирилловны, Петр после первой брачной ночи и не появлялся бы в спальне этой истеричной и взбалмошной особы. Но долг государя в наследнике он всё же понимал. Потому, после известий о беременности жены, он рванул в Преображенское, больше даже не к жене, а к матери, показать ей, что выполнил её наказ и более этой тяжкой работой заниматься его заставлять не надо!

К жене правда тоже зашёл. Поздравил. Но, глядя на кислое выражение её вечно недовольного лица, быстро попрощался и ушёл. И дело тут даже не в токсикозе на ранних сроках беременности. Дуська вечно на него смотрела, как на виновника всех её бед. Будто бы и не царь он вовсе, а разбойник, укравший у неё что-то ценное. Девичество, например. Дура она и есть дура!

В первые дни своего пребывания при молодой царице Пелагея пыталась как-то приноровиться к её вечным стенаниям и капризам. Потом махнула рукой и просто выполняла порученную ей работу.

Ухаживать за царственными особами могли только аристократы, дети боярские или княжеские. Простолюдинам одевать или присутствовать при туалете царских особ было невместно. А для бояр и князей пристроить дитятку в услужение при царском дворе было большой честью и почётом. Это как трамплин к дальнейшей безбедной карьере при власти. А власть во все времена ценилась дороже денег. Поэтому при дворе бушевали такие страсти между именитыми родами за места возле царя или царицы. Особенно старались новоиспечённые родственники Лопухины да Нарышкины.

А тут появилась какая-то опальная боярыня Волкова, которую Наталья Кирилловна по просьбе Петра внедрила в ближайшее окружение Евдокии, ни у кого, главное, не спросясь! Ну, в смысле, чисто формально, она как бы и не должна была, конечно, ни у кого спрашивать. Но мнением самой Евдокии-то она бы хоть поинтересовалась!

«Ну ничего, посмотрим на эту боярыню. Глядишь и убежит сама вскорости!» - Евдокия закусила губу, - «Баба-то может она и воспитанная и умелая травница, но вон как зыркает везде. Подслушивает везде небось ещё. Не иначе потом всё Петьке докладывать побежит.»

А Пелагея и правда чувствовала себя не очень уютно, под пристальными взглядами ближайшего окружения молодой царицы, которое было в основном из родственников Лопухиных. Но пока держалась. Обещала царю пригляд за здоровьем его жены. Надо слово держать.

...

За неделю после приезда в Преображенское им удалось увидеться всего три раза. И то мельком. Василий целыми днями пропадал на полигоне в тренировках с бойцами своего десятка, а вечерами они с братом уходили в дом к этому арапу и сидели там до ночи. Чем они там занимались Василиса не знала, наверное, что-то важное решали, раз Васенька даже минутки не находил, чтобы с ней повидаться. Девка уже и заскучала бы, если бы боярыня её тоже не нагрузила работой так, что к вечеру она сама уже с ног валилась. Засыпала только с мыслями о женихе. Но мысли были недолгими, потому как она проваливалась в сны без сновидений почти мгновенно, как голова касалась подушки.