К концу третьего дня, проведенного вместе, мысль о том, что все кончено, казалась невыносимой. Но почему предвидение безрадостного будущего и гипотетических лишений сводит на нет все наслаждения настоящего?

– Возможно, все дело в протестантских убеждениях, – сказал Антуан. – Мне тоже нелегко.

– Но ведь мы не влюблены, это просто… просто… – На такое чудо, как безумная взаимная любовь, они даже не надеялись. Происходящее они называли «влечением», «желанием» – как угодно, только не любовью. Но несмотря на тщательный выбор выражений, Клара понимала, что они с Антуаном утратили всякую власть над собой и всецело отдались экстазу. Как будто их предупредили, что в их распоряжении всего лишь три дня, время отсутствия Сержа. И если через три дня наступит конец света, какой смысл задумываться о своих поступках? К чему осторожность и сдержанность?

А может, эта сжатость во времени придавала особую прелесть их роману? Во всяком случае, эти драгоценные минуты придавали смысл многому, чего прежде они не понимали. Клара знала, что теперь она станет более заботливой матерью и преданной женой, хотя и не понимала, как это произойдет. Даже если бы Антуан научил ее только сексуальному наслаждению, этого хватило бы, чтобы осознать всю ценность жизни. Антуана восхищала метаморфоза, превращение степенного банкира в романтического любовника; он клялся, что прежним уже никогда не станет, что в глубине души навсегда останется отступником. Многие преступают опасную черту. Неужели и она ее преступила?

Вечером третьего дня Серж сообщил ей, что прибудет в Париж завтра до полудня. Этот вечер станет для нее и Антуана последним. Клара решила отметить его роскошным ужином в лучшем ресторане. Антуан подыщет убедительное объяснение для жены, они поужинают, а потом, на прощание, займутся любовью где-нибудь в отеле. Вопреки всем опасениям за три дня они не успели пресытиться неистовыми совокуплениями.

В простом черном платье Клара была так ослепительна, что Антуан слегка смутился, войдя в ресторан, где еще никогда не бывал. Она выделялась из толпы, словно Венера, мужчины провожали ее восхищенными взглядами. Антуан надеялся, что их усадят в глубине зала, но вместе с тем был доволен и немного ошеломлен ролью обладателя такого сокровища. Уже сидя за столиком, оба поняли, что не голодны, но как-то ухитрились справиться с ужином из трех блюд. Какая досада, что они выбрали заведение с великолепной кухней, отвлекающей внимание! Такие рестораны предназначены для пресыщенной и скучающей публики.

Клара понимала, что, если они заговорят о расставании, она расплачется, а здесь, в ресторане, слезы неуместны. Поэтому она улыбалась и вела бессодержательную беседу. Антуан поддерживал разговор о литературе.

– Адюльтер занимает значительное место в литературе девятнадцатого века, – заметил он. – И даже в средневековой литературе, в светском контексте.

– Обожаю адюльтер, – откликнулась Клара. – Слава адюльтеру!

– Благоприобретенный вкус.

– Мадам Бовари, Анна Каренина – все они плохо кончили, – вспомнила Клара. Любой, даже самый невинный, разговор напоминал им о том, чего так жаждали их тела, об идеальном совпадении интересов – вопреки уверенности, что этому больше никогда не повториться. Их тайная жизнь завершена.

Вооружившись лопатами и солью, дорожные бригады работали всю ночь, и к утру большинство дорог было расчищено, хотя восстановить оборванные провода еще не успели.

Свой последний день в Орегоне все решили провести с максимальной пользой, увидеть и сделать все, что не успели раньше. Крей хотел встретиться со всеми знакомыми Делии, сектантами-миллениалистами, и с самой Делией. Анна-Софи собиралась приобрести индейские изделия и какие-нибудь вещи в крупную клетку, Шедбурн – сфотографировать панорамы ближайших городков, и поскольку ему было по пути с Анной-Софи, они уехали вместе, приняв предложение миссис Сэдлер сопровождать их.

Только Тим продолжал тревожиться о судьбе матери Клары, Кристал и ее несчастной внучки. Он поехал в больницу адвентистов, к миссис Холли. Благодаря аварийному отоплению в здании было тепло; пациентов с различной аппаратурой и капельницами собрали всех вместе в одной палате. Между ними сновали сестры. Родственникам в пальто разрешали смотреть на больных через застекленные двери, но в палату не впускали, словно боясь, что они унесут с собой это драгоценное тепло.

Миссис Холли неподвижно сидела в кресле почти у самой двери, так что Тим смог поговорить с ней. Он напомнил о вчерашней встрече, назвавшись другом Клары из Франции. Услышав о дочери, миссис Холли слегка оживилась.

– А где Кристал? – спросила она. Тим не знал. – Такое случалось и прежде. Временное похолодание, – продолжала она. – Будь мы дома, Кристал знала бы, что делать, но нас выгнали. Вы слышали об этом?

– Кто вас выгнал?

– Какие-то люди. Они сказали, что хотят кое-что расставить в кухне, – с полнейшим равнодушием отозвалась она.

– И не объяснили зачем?

– Может, и объяснили, но я не слышала.

Как странно, подумал Тим, беспомощность ее совсем не тревожит. Может, дело в возрасте? Или же это типичное американское хладнокровие и отсутствие воображения, не дающее предвидеть плохое?

Тим попытался узнать у медсестры, что будет с миссис Холли, когда в ее доме снова появится электричество, но та ничего не знала. Было нетрудно догадаться, что миссис Холли поместят в какой-нибудь приют или оставят в больнице, и сама она тоже об этом знала – Тим понял это сразу, увидев согбенную старческую спину и уныло поникшую голову. Наверное, когда-то она была похожа на Клару. Что подумала бы Клара, увидев мать здесь, укрытую одеялом, под которым выпирают ее костлявые колени, дышащую воздухом, пропитанным мочой? Миссис Холли не стала расспрашивать Тима о том, кто же он все-таки такой, но позволила ему поплотнее укутать ее ноги одеялом.

– Спасибо, так гораздо лучше. А погода не переменилась?

– Нет, миссис Холли. Пожалуй, вам придется пробыть здесь еще несколько дней.

– Приезжайте к нам снова. А Кларе тепло?

– Да, конечно, ей тепло, – закивал Тим, собираясь уходить. – У вас есть что почитать? Какие книги вам нравятся?

– Разница во времени между Орегоном и Парижем – девять часов, – задумчиво произнесла миссис Холли.

Тим ушел подавленный, погруженный в мысли о старости и бренности человеческого тела, и хотя он понимал, что Клара не имеет права покидать Францию, он все равно упрекал ее за то, что она бросила престарелую мать на произвол судьбы. Он задумался: неужели медсестры улыбались ему потому, что среди посетителей он оказался единственным мужчиной? Остальных пациентов навещали пожилые родственницы.

Прежде чем уехать из отеля, они долго говорили по телефону. Тим позвонил отцу в Гросс-Пойнт и узнал, что Джерри и Терри Нолинджер уже улетели во Францию на свадьбу.

Вернулся Крей, повидавшийся с друзьями Делии. Он излучал радость и бодрость, словно зарядился энергией фанатиков.

– Казалось бы, эти люди должны быть скрытными и нелюдимыми. Совсем напротив! Они на редкость общительны! У них есть свои убеждения. «Хорошо лишь то, что задумано самим Богом». А поступки его творений, то есть нас, не играют никакой роли на небесах. Я спросил: зачем же тогда им оружие?

– Да, и взрывчатка? – подхватил Тим.

– Мне ответили так: если не знаешь, какое из душевных побуждений от Бога, берись за все, уподобляйся разлетающемуся заряду из дробовика. Похоже, они верят, что Бог благосклонен к воинам.

– Значит, речь идет о религиозных, а не о патриотических чувствах?

– Нет, это одно и то же, – возразил Крей. – Америка – страна Божья. Почему? Потому что об этом говорится в Апокалипсисе. Метка зверя, блудница вавилонская – эти люди все воспринимают так же буквально, как в первом тысячелетии. Отличный материал!