– Надо убедить их немного сбавить цену, – заявила она, выйдя из конторы нотариуса. – По-моему, она слишком высока.

– Тридцать тысяч франков! Что это значит? Эти чертовы шкафы можно купить в любом мебельном магазине!

– Они хотят, чтобы мы купили эти шкафы, и мы, конечно, согласимся, но вот насчет люстры не знаю. Это восемнадцатый век. Из тридцати тысяч на долю люстры приходится больше половины. Значит, если мы откажемся от люстры, нам придется доплатить всего пятнадцать тысяч. А на «Блошке» я разыщу люстру и получше.

– Постой, но ведь эти вещи продавали вместе с квартирой! Книжные шкафы встроенные!

– Часто случается, что новые хозяева вселяются в купленную квартиру и обнаруживают, что оттуда вывезли даже дверные ручки и краны, – объяснила Анна-Софи. – Но наши продавцы настолько любезны, что на этот счет я ничуть не волнуюсь. И агент пообещал за всем проследить, прежде чем мы подпишем окончательный договор.

Так Тим узнал, что обрадовался слишком рано и что, если они не будут начеку, супруги Флё увезут даже унитазы и раковины – на том основании, что под недвижимостью во Франции подразумеваются только стены. Тим был потрясен необходимостью выложить еще пять тысяч долларов за вещи, которые побудили его выбрать именно эту квартиру. Его безумно разозлило то, что никто не предупредил его заранее. Согласился бы он купить эту квартиру, если бы знал, что за шкафы придется платить отдельно? Этого он не знал. К счастью, Анна-Софи не видела в этом происшествии ничего из ряда вон выходящего, поэтому Тим не стал распалять себя, а задумался о том, где бы раздобыть еще денег. Что касается Анны-Софи, она вдруг примирилась со всеми недостатками квартиры, радуясь уже тому, что они решились на столь важный шаг.

Возле метро они поцеловались – Анна-Софи спешила на частную распродажу.

– Ну, мне пора, – с улыбкой произнесла она.

– Madame la propriétaire.[39]

Отпраздновать событие шампанским, на что втайне надеялся Тим, им не удалось. Тим ушел с печальным чувством потери.

– Тим Нолинджер купил квартиру по соседству с вами, – сообщила Вивиан Гиббс Кэти Долан, супруге американского атташе по культуре. – На улице Пассаж де Ла Визитасьон. А вам известно, что тот особняк за воротами в конце улицы принадлежит Ротшильду?

– Наверное, в этой квартире они будут жить только первое время, – предположила Кэти. Слухи о том, что Тим – наследник огромного состояния, уже достигли посольства; вероятно, поэтому Тима и Анну-Софи стали все чаще приглашать на приемы для юристов и журналистов, а также на ужин, устроенный в честь дирижера американского симфонического оркестра. Тим удивился, но был весьма польщен, хотя и не знал, по какой причине Америка обратила на него внимание: Бельгия никогда и никуда не приглашала его.

На четвертый день пребывания в тюрьме Клару еще сильнее охватило отчаяние и недоумение и лишь изредка в ней просыпалось негодование из-за несправедливых обвинений. Из раздумий ее вывело появление надзирательницы. Клару отвели в комнату для свиданий и указали на стул перед стеклянной перегородкой. С торопливо забившимся сердцем она уставилась на пустой стул по другую сторону перегородки, ожидая, что сейчас там появится Серж. Дверь открылась, в комнату вошел мужчина. Сначала Клара подумала, что это адвокат Сержа. Мужчина был одет в щегольской, сшитый на заказ костюм и шарф, а свое пальто верблюжьей шерсти нес в руке. Это был Антуан де Персан.

Клара растерялась, не зная, что и сказать, а Персан сел и наклонился к маленькому зарешеченному окошку. У нее мелькнула нелепая мысль, что она не накрашена и в мятой одежде. Наверное, она выглядит жалко и неряшливо.

– Мадам Крей…

– Это вы? Не ожидала.

– Я не мог не прийти. Не знаю, зачем я явился сюда, ведь мне нечего вам предложить, просто… мне показалось… – Он смущенно осекся.

– Понимаю, все это выглядит очень странно, – кивнула она.

– Мне неприятно думать, что вы наверняка заподозрили меня в причастности к этому делу, мадам. Уверяю, я ваш друг, я не поддерживаю членов охотничьего комитета, которые задумали возбудить против вас дело. Ваш участок им не настолько необходим – видите ли, задето самолюбие мэра. Боюсь, месье мэр – злопамятный человек, и хотя лично против вас ничего не имеет, он намерен и впредь отстаивать свои принципы.

– Вам было трудно добиться встречи со мной?

– Мне это не составило труда. Но кому-нибудь другому пришлось бы долго ждать.

– Моему мужу встречу так и не разрешили.

– Вот как?

– Что я должна сделать, чтобы меня выпустили?

– Понятия не имею. Я пришел сюда не по просьбе мэра, а потому, что я ваш друг. Впрочем, я и сам не знаю, почему я здесь, – удивленно заключил он.

– И все-таки спасибо вам. Уверена, скоро меня отпустят.

– С вами… все в порядке?

– Французские тюрьмы не назовешь комфортабельными.

– Я заеду к вашему мужу, и он наверняка примет меры. Вообще-то я юрист, у меня есть связи, и если я могу чем-нибудь помочь…

– Благодарю, месье. Я знаю, муж сделает все, что в его силах.

Взглядами они сказали друг другу больше, гораздо больше. Значит, и он ощущает прилив животного желания? И Клара сознавала всю его неуместность. Наверное, подобные чувства испытывают пленники к тем, кто захватил их в плен. Немудрено влюбиться в первого же мужчину, который приходит к тебе на помощь. Стеклянная перегородка бесила Клару, потому что мешала даже обменяться рукопожатием, заставляла произносить немыслимые, безумные слова, от которых она предпочла бы воздержаться. Но ее так и подмывало сказать: «А можно просто провести с вами ночь или день?»

И вдруг, вопреки всем доводам здравого смысла и усилиям воли, она услышала, как произносит именно эти слова. Сидя в тюрьме, она, Клара Холли, делала непристойное предложение почти незнакомому французу.

Месье де Персан окаменел. Он даже побледнел, а лицо Клары горело.

– Мне просто нужна поддержка, – извинилась она. – Я не имела в виду ничего дурного. А если я и подумала или сказала что-то не то, виной тому тюрьма…

– Я должен рассказать вам о том, что произошло в моей семье год назад, и вы поймете, почему я… воздерживаюсь от подобных мыслей. Смерть брата, горе моей матери, дети-сироты, неразбериха с наследством, проблемы с дядей и тетей – и все это из-за… – Он вздохнул.

– Понимаю, понимаю, я ляпнула глупость, – закивала Клара, – и вам стало неловко. Простите меня.

Но он понял, что она имела в виду. Наверное, женщины-заключенные постоянно предлагают себя адвокатам в отчаянной попытке вырваться на свободу…

В эту минуту послышались шаги надзирателя, напоминающие о том, что посетителям пора уходить. Клара и Антуан де Персан потрясенно переглянулись через стеклянную перегородку, и он поспешно ушел.

В камере муки Клары усилились. Жгучие слезы впервые потекли по ее щекам. Как она посмела предложить такое Антуану де Персану? Почему у нее вообще возникло желание очутиться в его объятиях? Наверное, это симптом воздействия тюрьмы на психику человека. Ей вдруг представилось, как она ползет по пустыне к желанному миражу любви и чувственности. Но почему она вообразила именно пустыню? Потому что ее жизнь уныла, лишена удовольствий, в ней есть только рутинный редкий секс, которому недостает истинной близости. Похоже, тюрьма – просто метафора всей ее жизни. Жалость к самой себе и горе захлестнули ее. За четыре дня, проведенных в тюрьме, она окончательно утратила иллюзии и погрузилась в депрессию.