– Закажите и то и другое, – посоветовала Клара. – Воздушный пирог – для американцев, такого они никогда не видели.

В пять она заехала за Делией на условленное место, на улицу Риволи. С ней был Габриель – без вещей.

– За отелем следят, – сообщил он. – Какой-то тип сидит в кафе через улицу. Едва я увидел его, как все понял. Я туда даже не заходил.

– Но вас они уже допрашивали и вскоре отпустили. Зачем им следить за отелем?

– Это не французы, а агенты ФБР, – пояснил Габриель.

– Сколько сложностей! – воскликнула Клара, которой давно уже надоела эта «драма плаща и шпаги». Ей казалось, что в своей странной игре Делия и Габриель зашли слишком далеко. – Напишите мне доверенность, и я сама привезу ваши вещи.

Появление сторожевых псов возле дома Крея привело к тому, что местный почтальон, который в любом случае встал бы на сторону мэра, отказался доставлять в замок почту и оставлял ее в ящике у ворот. За заказными письмами приходилось ездить в деревню. Во вторник, когда пришло очередное такое письмо, Крей предложил Тиму проводить Клару. Тим понимал, что он деградирует, быстро превращаясь в мальчика на побегушках, но это его не заботило: его интересовала ситуация в целом, он знал, что из нее в конце концов получится увлекательный очерк, к тому же его неудержимо тянуло к Кларе.

Зато его начинали по-настоящему беспокоить противоречия в собственной жизни – неуклонное приближение к алтарю вместе с Анной-Софи и в то же время смутная надежда соблазнить Клару Холли и сознание того, что у него нет ни малейшего шанса. Тим понимал, что для Клары он – всего-навсего энергичный мужчина, ее ровесник, пляшущий под дудку ее мужа. И кроме того, Клара ревностно придерживалась курьезного (для Тима) принципа супружеской верности. Хотя он не имел никакого намерения становиться неверным мужем – воображаемый неистовый секс с прекрасной Кларой представлялся ему скорее побочной сюжетной линией в повествовании о супружеской жизни, – Тима всерьез тревожило, удастся ли ему сохранить эти фантазии в тайне.

Когда пришли пять тысяч долларов, посланные матерью с его счета, что-то в нем взбунтовалось – ему вовсе не хотелось тратить эту огромную сумму на какие-то французские шкафы, которые по праву уже принадлежали ему. Тим подумал, что он становится мелочным и скупым, что неразумно восставать против местных обычаев, но все-таки злился. Эти деньги можно было бы потратить на тысячу других вещей: кольцо с крупным бриллиантом для Анны-Софи, романтическое путешествие для обоих.

– Вы только посмотрите на него! Вылитый жених накануне свадьбы! – однажды со смехом сказал ему Крей. – Кто это сказал, что после свадьбы у женщин меняется фамилия, а у мужчин – характер? Расслабьтесь. Супружеская жизнь прекрасна. То есть для таких преданных женам людей, как я. Дом Эшеров. Интересно, почему По выбрал эту фамилию? Надо будет проверить этимологию…

Неужели и вправду у мужчин меняется характер? К Тиму это не относилось: он знал, что останется прежним Тимом, как бы ему ни хотелось обладать пылом и энергичностью молодожена.

Клара остановила машину у почтамта. Она выглядела отчужденной, погруженной в свои мысли.

– Что вы думаете о замыслах Сержа? Как по-вашему, фильм получится? Что он рассказывает вам?

– Почти ничего. Он чаще беседует с Делией. Но и с ней он говорит только о судном дне и черных вертолетах.

– Я слишком редко бываю в Америке. Обо всем этом я почти ничего не знаю.

– Но вы же читали газетные вырезки из его коробки.

– Если верить всему, что пишут в газетах, то конец света наступит уже через год. Серж убежден, что существуют миллионы параноиков с ружьями, обширные арсеналы расистов, одинокие стражи порядка, одержимые жаждой мести террористы, которые скоро выйдут из подполья.

– К реальности это не имеет никакого отношения. Меня немного тревожит его настроение, – признался Тим. – Не уверен, что я понимаю его замысел.

Клара вздохнула.

– Я тоже.

Клара поставила машину во втором ряду возле почтамта и вышла. Тим тоже вышел из машины, чтобы размяться, и потому сразу увидел, как трое или четверо мужчин в охотничьих костюмах выскочили из фургона, стоящего перед булочной, и теперь мчались к почтамту с криками: «C’est elle! Voilà la dame!»[46] Та самая женщина, которая украла панели из замка. Та, что запрещает охотиться.

Кларе понадобилось несколько минут, чтобы получить письмо, но к тому времени перед почтамтом уже собралось человек двадцать. Встревоженный Тим подошел поближе к двери, дожидаясь Клару. Едва шагнув на порог, она заметила толпу и удивленно подняла брови, не понимая, что происходит. Тим двинулся к ней, но в это время толпа разразилась сердитыми криками «янки, гоу хоум». Эти люди были похожи не на фермеров, а скорее на горожан в воскресной одежде, но их ропот звучал по-деревенски. «Это она!» – «Да». – «А, так вот она какая!»

А потом кто-то из них выкрикнул: «Отомстим ей!» – «Да, опозорим!» Кто-то добавил: «Да, разденем, посмотрим, какова она голая!» Эти слова вызвали оскорбительный смех и новый взрыв криков. Тим вспомнил, что недавно одну женщину-министра подвергли такому же унижению. В требованиях «ощипать» Клару скоро явственно зазвучала похоть – ее красота не ускользнула от внимания французов. «Снимайте с нее все», – кричали они и подступали ближе. Не на шутку встревожившись, Тим стал пробиваться сквозь толпу.

«Ну-ка, разденем ее донага!» Руки уже тянулись к Кларе. Кто-то сравнил ее с леди Годивой.

Клара увидела Тима и бросилась к нему со ступенек крыльца. Тим расталкивал охотников плечом, один из них толкнул его в ответ. Тим мог бы ударить его, он был не прочь подраться, но сдержался. Дракой Кларе не поможешь. Он ввинтился в толпу, отбросив с дороги еще нескольких человек, которые восприняли его поступок как чудовищное оскорбление и насилие, и обхватил Клару за плечи. Толпа расступилась, Тим и Клара почти бегом бросились к машине.

Она дрожала, на лбу у нее от страха выступил пот. Тим неуклюже обнял ее, коснулся губами влажной брови и усадил на водительское место. Именно такое объятие чаще всего представлялось ему. Он обежал вокруг машины и сел рядом с ней. Пока он держал ее в объятиях, он чувствовал, как испуганно бьется ее сердце. В голове у него всплыло выражение из свадебного журнала Анны-Софи – cœur en chamade.[47] Он почувствовал душевное смятение Клары, и это означало, что она наделена почти сверхъестественным самообладанием, которое когда-нибудь иссякнет. Тим растерялся, понимая, что безнадежно и вопреки собственной воле любит ее.

Смеясь и сердясь, охотники обступили машину, но не сделали попыток преградить ей путь. В волнении Клара перепутала передачу, и машина дернулась вперед, в толпу мужчин. Ударив по тормозам, Клара заглушила двигатель. Сообразив, что сейчас она не в состоянии вести машину, мужчины отступили подальше – кроме одного, который закричал: «Нога, моя нога! Мадам!» Автомобиль Клары отдавил ему ногу.

– О черт! – простонала она. – Что я натворила!

Тим выскочил из машины и с ужасом увидел, что ступня незнакомца придавлена колесом. Пострадавший стоял неподвижно, боясь, как бы не стало хуже, а может, потому, что не мог сдвинуться с места. Тим рявкнул ему, что надо было шевелиться.

Но теперь незнакомец уже ничего не мог поделать. Сначала следовало съехать с его ноги. Уставившись на рычаг передачи, словно боясь снова ошибиться, Клара осторожно запустила двигатель, включила задний ход, и машина съехала со ступни. Она отъехала на несколько футов, решив остановиться и осмотреть пострадавшего. Но тот вдруг отпрыгнул, всем видом выражая намерение привлечь Клару к суду.

Тим сел в машину, Клара выехала на середину улицы.