Я покачал головой и откашлялся.
– Но зачем иначе ему были нужны имена? Датрик велел мне сообщить их Вардену. А я предпочел не думать о том, что тот будет с ними делать… Я не спросил… Я не спросил… – Голос изменил мне, и я повесил голову как провинившийся школьник.
Райдер обошел постель и положил руку мне на плечо:
– Бог милосерден, Эларн, никогда не забывай об этом. Мы еще поговорим с тобой, но сейчас самое важное – сделать все как надо. – Он выглянул в дверь и позвал Гилфитеров и молодого человека с голубыми глазами. – Это Эларн, пловец, – сказал он молодому человеку, потом кратко сообщил о том, в чем я признался. Келвин – бросив на меня единственный сочувственный взгляд – сразу же отправился за лекарством.
Гэрровин задумчиво взглянул на меня, и я покраснел от стыда. Молодой человек тоже смотрел на меня, както странно склонив голову к плечу. Потом он заговорил с тем неразборчивым выговором, который сразу делал понятным, что раньше он был птицейдастелцем:
– Я Руарт Виндрайдер. Спасибо тебе за то, что ты вовремя проявил честность: теперь мы сможем спасти Флейм.
Если бы такое было возможно, я покраснел бы еще сильнее.
– Неизвестно, удастся ли ее спасти, – предупредил я его. – Может быть, лекарство и в самом деле ядовито. Может быть, его действие окажется кратковременным.
– Мы всетаки можем сначала испытать его на мне, – тихо сказал Райдер. – Это следовало сделать в первую очередь.
Руарт покачал головой:
– Нет. Нужно смотреть на вещи честно, Тор. Флейм или излечится, или должна будет умереть. Другого выбора у нас нет.
– А вот и есть, – перебил его Гэрровин. – Существует Ступица и целительство силвов. Такая возможность всегда существовала, разве нет?
– Джесенда получила приказание убить Лиссал, – сказал я, – а не привозить обратно, чтобы ее излечили силвы.
Все посмотрели на меня; я опустил глаза, не в силах встретиться ни с кем взглядом.
– Она сама тебе об этом сказала? – спросил Райдер.
– Да. И Датрик говорил тоже… по крайней мере намекал. Он сомневался, что Флейм возможно излечить с помощью силвмагии. – На это никто ничего не сказал, и все только отвели от меня глаза, но осуждение висело в воздухе. Нет, наверное, не так: скорее это было разочарование. Они ожидали от меня иного, и в определенном смысле для меня их разочарование оказалось еще более тяжелым.
– Вот мы и получили ответ, – сказал Руарт.
Как раз в этот момент вернулся Келвин с маленькой медицинской сумкой. Мы молча смотрели, как он моет руки и предплечье Флейм сначала мылом, потом очищенным алкоголем. Келвин капнул снадобьем на чистую кожу Флейм, потом в нескольких местах проколол ее кончиком острого хирургического ножа.
– И это все? – спросил Руарт, пораженный простотой процедуры.
– Все, – ответил Келвин. – Никаких перемен не произойдет день или два, если не считать покраснения на руке. Избавление Флейм от дунмагии – если вообще произойдет – будет постепенным. Мы полагали… полагаем, что дар Взгляда какимто образом усиливается в крови и уничтожает существующее заражение магией.
Гилфитеры начали обсуждать причины того, почему целительство силвов не помогло семерым отравленным менодианам: может быть, дело было в том, что они уже сделались обладающими Взглядом. Только мне не хотелось их слушать, и я выскользнул так же незаметно, как и пришел.
На следующее утро дождь все еще продолжался. Проснулся я поздно, и первое, о чем услышал, – это что последний баркас, отправившийся в Ступицу, перевернулся, пройдя несколько миль по заливу. Груз погиб, и двое гильдийцев и несколько пассажиров утонули. В Гильдии начался переполох. Одни говорили, что движение по заливу следовало закрыть, особенно учитывая мой сделанный накануне отчет. Другие винили торговцев, которые перегрузили баркас, опасаясь, что Гильдия прекратит перевозки изза плохой погоды. Еще ктото упрекал гильдийцев, которые допустили слишком большую загрузку баркаса, или смотрителя дамбы в Ступице, открывшего ворота не вовремя из опасения наводнения в столице. Так или иначе, вниз по заливу шла огромная волна, встретившаяся с мощной приливной волной…
Подобные споры возникали всегда, как только чтото случалось. Думаю, человеческой природе свойственно стремление найти виноватого и поиск способов предотвратить трагедию в будущем. В обычных обстоятельствах я высказывал бы свое мнение так же громогласно, как и остальные; на этот раз я помалкивал. Я сам накануне чудом избег несчастья, и реакцией на это было нежелание слишком много думать о такой возможности. Я благополучно вернулся, а другие – нет. Мне не хотелось вспоминать погибших; я просто радовался тому, что выжил. К тому же мне было о чем подумать: меня мучило чувство вины.
Я собрался подняться на башню, чтобы оценить погоду, но у лестницы меня перехватил Мартен.
– Эй, Эларн, где это ты был прошлой ночью? – Мартен хлопнул меня по плечу. – Как я слышал, тебе вчера выпал здорово трудный заплыв – говорят, ты был похож на голубого омара и глаза у тебя торчали на стебельках.
– Угу, правильное описание. Холод был жуткий, скажу я тебе. И я чуть не потерял волну.
Мартен чтото сказал о том, что я, как всегда, оказался самым везучим лягушонком в нашем пруду, а потом добавил:
– Ты знаешь, что Гильдия закрыла движение по заливу? Все пловцы и гребцы с баркасов распущены до дальнейшего уведомления.
– Меня это не удивляет, Мартен. Уж очень там было жутко – иногда я чувствовал себя муравьем, упавшим в ванну, когда затычка вытащена.
– Ну да, только все равно скоро люди начнут болтать о том, что пловцы укрощают волну, когда ее ловят, и изза отмены заплывов волны будут становиться все больше.
– Если никто не будет заставлять меня это делать, – хмыкнул я, – пусть занимаются укрощением сколько хотят, даже в такую погоду, как сегодня.
– Ты слышал, поговаривают о том, чтобы даже отменить празднество КороляКита.
О таком я не знал и был изумлен. Неслыханное дело…
Среди менодиан были такие, кто утверждал, будто празднество КороляКита – языческое, а потому должно быть запрещено, но люди по большей части наслаждались церемониями и развлечениями этого дня. Все, у кого были лодки, каноэ или доски, украшали их и отправлялись в залив, чтобы поймать приливную волну. Наряды бывали яркими под стать украшениям лодок, а в воде плавали лепестки цветов. Сам верховный патриарх на одном из наших баркасов плавал по заливу, окроплял святой водой приливную волну и благословлял пловцов. Те, кто не принимал участия в заплывах, следили за происходящим с причалов и с берега. Под конец дня начинались пиршества и танцы. Один из молодых людей и ктонибудь из девушек бывал коронован как Господин и Госпожа Прилива, и они ходили по улицам в сопровождении придворных – Серебряной Луны, Голубой Луны и Солнца. К вечеру никто не оставался сухим: дети по традиции кидались в толпе мокрыми губками, а с балконов на ничего не подозревающих прохожих лили воду. Удовольствие получали не только дети – парни радовались тому, что мокрая одежда липла к телам девушек, обрисовывая их фигуры…
Однако в этом году ничего этого не будет, решил я. Если верховный патриарх объявит об отмене празднества, он будет совершенно прав. В такую погоду среди тех, кто рискнул бы выйти в залив, были бы жертвы.
Взобравшись на вершину башни, я обнаружил, что она уже занята. Там были мой отец, верховный патриарх, глава Коммерческой коллегии и Тор Райдер. Смутившись от того, что ворвался в такую компанию, я собирался незаметно ретироваться, когда верховный патриарх заметил меня и поманил к себе. Мне показалось, что он выглядит старым и больным. Его костлявые руки дрожали, и я понял, что Райдер вовсе не лгал, когда сказал Джесенде, что Краннах нездоров.
– Эларн, – сказал патриарх, – подойди сюда. Как я слышал, ты был последним, кому удалось проплыть по заливу. Как ты считаешь, следует ли нам устроить завтра празднество КороляКита?
Я бросил взгляд на океан. Весь залив кипел, вода была коричневой, и даже верхушки волн казались грязными. В небе нависали черные грозовые тучи.