Рядом зашуршали кусты.

Рука уже потянулась и чуть не выхватила меч, но потом из зарослей дикого шиповника вынырнула собака. Закаленные годами выдержка и выправка военного, — в которые его отправил учиться старый хозяин Маэлинна, как не прямого своего потомка и наследника, — сохранили дворянину надменно-спокойное лицо и остановили полуэльфа от глупостей. Граф мысленно выругался, убрав руку с оружия. Легкий ветер, ходивший в кронах высоких деревьев и заставляющий слегка потрескивать старые стволы, нагнетал атмосферу и вызывал только раздражение.

«Какая ирония, — думал граф, изогнув губы в кривой злой усмешке, — я — «первый» охотник графства, распоряжающийся жизнями верных людей. Смешно сказать, что я при этом даже не помню, когда последний раз бывал в лесу. Эту забаву любил разве что покойный Сэвиль ан Маэлинн. После чего он напивался, словно распоследняя тварь, и требовал от матери ублажать его нездоровые аппетиты. Зачастую силой, потому что знал, что их брак лишь выгодная формальность, ради нашего с ней выживания, а полюбить она этого скота так и не смогла». Воспоминания о юности и прежнем хозяине этих мест вызывали у графа сильное раздражение. Однако, как бы не отрицал сам Иенмар, как бы не стремился он избавиться от ненавистной привязки к чужому роду и связи с человеком, которого ненавидел, а вырос он характером похожим больше на покойного Сэвиля, чем на собственного отца. Этот человек повлиял на него безвозвратно.

Залаяли собаки. Шедший впереди егерь поднял руку в коротком жесте, призывая остановиться. Это и отвлекло графа от размышлений. Иенмар натянул поводья, остановил жеребца и вновь насторожился. Кони беспокойно переступали ногами и стригли ушами. Было видно, что что-то пугает их. Граф же, как ни старался, не мог увидеть ничего подозрительного. Разве что, весь лес уже начинался казаться полуэльфу одним сплошным чудовищем.

— Что тебя насторожило, — обратился мужчина к егерю, поравнявшись с ним, — что-то видишь? Следы…

Фраза оборвалась, оставшись недосказанной. Вопрос стал лишним, ведь там, где мельтешили псы на обочине лежало изуродованное человеческое тело. И снова труп был почти не тронут, хотя пролежал здесь уже очень долго. У убитого была оторвана нога. Видно, он истек кровью, пытаясь добраться до дороги и вернуться домой. Рядом с трупом валялся топор. От тела тянулся след волочения и, наверняка крови, завлекая следовать за собой в чащу. Ан Эссен этим заниматься не имел пока ни малейшего желания, оттого тронул коня пятками, посылая вперед по дороге и возвращаясь к прежнему курсу. Он помнил какая перед ним задача. Граф не боялся, но осознавал, что положение незавидно. Возможно, даже сам он уязвим для убийцы из этого леса, не говоря уже о шестнадцатилетней беременной девчонке.

«Стоило хотя бы обсудить план, а не нестись очертя голову в проклятый лес, — укорил себя алларанец, — вот только не было времени на раздумья. Эарвен. Дурная кровь проклятого графа ан Маэлинна. Бестолковая девка, глупость и придурь которой завели сюда нас всех».

След всадников вел хищника за собой.

Там, где граф и его свита обнаружили на обочине тело, Зверь задержался, чтобы свериться с чутьем. Чудовище не могло точно угадать причину их остановки, но прекрасно знало о том, что здесь происходило и что эти люди могли здесь найти.

Такие же, как эти, глупцы-деревенщины и окрестные храбрецы, собрались однажды, чтобы устроить облаву на неведомого хищника. Они взяли вилы, топоры, тяпки… всякий подручный скарб и зажгли факелы, шествуя в ночи. Люди решили найти и убить людоеда, рассредоточившись по лесу и сжимая импровизированный человеческий капкан, из которого, — по их мнению, — никакому зверю было не выбраться. Что происходило в лесу в ту ночь так и осталось тайной кровавого сумрака. Чудовище помнило их истинно нечеловеческий страх, когда убивало одного за одним. Крики и стоны, казалось, все еще слышны в вое ветра темными ночами, а разорванные тела нескольких десятков мужчин разбросаны по округе. Зайди глубже в лес и наткнешься на кровавое кладбище, где мертвецы смотрят перед собой остекленевшими глазами на изуродованных лицах и перегнивают так уже несколько недель.

Выжили немногие. И те, кто выжил, говорили что не зверь это вовсе, а чудовище, пасть которого может проглотить человека целиком.

До той облавы Зверь убивал случайных людей по одному, повинуясь своим прихотям и мотивам. После — действовал на опережение. Очень долго чудовище ждало владетеля этих земель, чтобы лишить головы любое сопротивление посеянному страху, внести больше смуты и, тем самым, обезопасить себя.

И теперь, когда Зверь дождался, он уже ни за что не упустит свой шанс покончить с врагом.

Отставшие охотники внимательно изучили тело и следы вокруг убитой у городских стен женщины. Мужчины появились как раз вовремя, пока все метки на земле не затоптали сапогами, копытами и не исполосовали колесами телеги. Собрав небольшой совет с воином из графского кортежа, который наблюдал за процессом переправы тела Клары в замок, звероловы вдвоем собрали куда больше информации об убийце, чем сам граф и его люди. Судя по размеру лап и когтей, людоед должен быть размером крупнее матерого медведя. О следах чудовища рассказывать можно было очень долго, строя различные догадки. Они, вроде бы, напоминали собачьи, но, в то же время, были совершенно не похожи: гигантский размер, широко расставленные пальцы… а передние — те вообще патипалы, подвижны и когти у зверюги длиннющие. Передние конечности больше напоминали человеческие и были заметно крупнее. Возникало ощущение, по углублению следов, что тварь легко вставала на задние лапы и била жертву передними.

Собирательный портрет из описаний и фактических подтверждений правдивости расхожих слухов от свидетелей, видевших Зверя из Маэлинна, нагонял первобытного страха. Этот хищник мог легко стать выше человеческого роста, если действительно вставал на задние лапы, а сила удара и размер клыков поражали воображение. Кроме того, чудовище оторвало голову швеи зубами с одного раза и без каких-то видимых помех. Но самым жутким показалось то, что тяжелые глубокие следы вдруг внезапно обрывались в пожухлой траве. Как будто бы Зверь испарился, сделав от места гибели горожанки несколько шагов. Каждая деталь снова и снова возвращала звероловов к мыслям о чудовищах из легенд. Они обменялись настороженными взглядами, обдумывая каждый в своей голове как же сказать об этом господину, который пресекал такие настроения жестко.

Скомандовав собакам следовать за ними, охотники поспешили обратно. Они еще не сильно отстали, а потому надеялись нагнать остальных до того, как те пересекут лес. Притормозили двое звероловов лишь тогда, когда псы занервничали и залаяли, замерев в напряженных позах, не похожих на охотничью стойку.

— Тпру! — натянул поводья мужчина, кобыла которого едва не задавила припавшую к земле псину.

— Почему замедлились? — остановился и второй, напряженно смотря на своего товарища и пытаясь определить причины остановки.

Лошади занервничали, оглядываясь по сторонам.

— Посмотри.

Очень настороженные псы явно указывали на опасность впереди. Псы скалились и рычали, но не двигались с места. Следом застригли ушами и зафыркали кони, подхватив общую животную панику. А после уже сами люди увидели то, что чувствовали звери: большую сутулую черную тень впереди, напоминающую волка.

— Там, — шепнул один зверолов другому, указывая рукой вперед.

Чудовище рыскало на дороге, припав носом к земле. Людям не нужно было много времени, чтобы понять: Зверь прекрасно знал, что он не один. Но чудовище предпочло не отвлекаться на незадачливых гостей. Людоед-переросток не считал их угрозой. Люди оказались в скверной ситуации.

— Уходим, — продолжил шепотом охотник, все еще надеясь на то, что им удастся просто покинуть это место живыми.

Его более молодой товарищ, застыл, вперившись глазами в пугающий силуэт. Пока умудренный опытом и чутьем мужчина разворачивал своего коня, чудовище уловило движение и уставилось прямо на них. Глаза зверя выделялись на черной морде, сверкнув холодным голубым отблеском в опускающемся на лес полумраке. Отчего-то вспомнилось охотнику единственная схожая в описании людоеда черта — этот нечеловеческий взгляд.