— Я не помню, но примерно понимаю, о чём ты. Только к чему мне эти сопливые сцены из классики? — я мотнул головой и проморгался.

— А к тому, что они могут быть очень даже смешными! Я вот у себя в голове выдумал совсем иную ситуацию. Только представьте, как разорвёт пукан у дам… Ой, то есть как они вознегодуют, читая свои дамские романы, когда драматичные сцены станут до смеха комичными!

— Допустим, мне глубоко насрать на то, как разочаруются любительницы женских романов, — я прищурился и посмотрел на него. — Теперь ты оставишь меня одного?

— Что? Я вас даже на полшишечки не заинтриговал, граф? — Кузьма не сдавался.

— Мы с тобой вроде как не на ток-шоу про блудниц и алкашей, чтобы использовать такие выражения, — я закатил глаза.

И только я хотел вышвырнуть его из палатки, как он быстро затараторил: слова вылетали из него как пули, и я изо всех сил пытался уворачиваться от них, чтобы моя кукушка не поехала.

— Короче, представьте: какой-нибудь типок из романа, допустим, Ромео, съедает пирожки — самые обычные пирожки. Но он не знает, что пирожки отравлены его злейшим врагом, и умирает на месте. Всё это видит его возлюбленная, допустим, Анжелика. И эта Анжелика хочет отправиться вслед за Ромео, но ей приходится жевать пирожки с капустой, чтобы умереть. Она вся такая, в красивом платье, со слезами на глазах, с остервенением ест эти пирожки, чтобы встретить возлюбленного в том мире. Это ведь портит всю романтичность момента! Просто умора!

Выслушав его, я засунул руки в карманы брюк и, опустив голову, приблизился к рядовому.

— Слушай, Кузьма, ты бы в лазарет сходил, а? — подняв голову, я посмотрел ему прямо в глаза.

— Зачем, граф? Ведь я не ранен, — улыбка так и не сползала с его лица.

— Ну, не знаю, чтобы мозги твои проверили, на всякий случай. Тесты какие-нибудь пройти, картинки там поразгадывать, — посоветовал я ему.

— Граф, так у меня нет мозгов, — Кузьма сам рассмеялся над своими словами и хлопнул себя по ляжке рукой.

— Оно и видно, поэтому я тебя и отправляю в лазарет, чтобы тебе их установили. Но только смотри, чтобы не мозги какого-нибудь мёртвого саксонца, а то нам лазутчик в рядах не нужен, — похлопал я его по плечу и вышел из палатки.

Солнце беспощадно палило, слепя глаза, и то тут, то там мелькали редкие фигуры солдат, покуривающих — кто папиросу, кто трубку. Погружённый в свои мысли, я бродил по лагерю, наблюдая за привычной суетой подготовки к предстоящим дуэлям. Шелест доспехов и звон отточенных мечей вызывали у меня тихое возбуждение.

Мне до смерти наскучили дуэли с изнеженными аристократами, где важнее изысканные поклоны и тонкие намёки, чем настоящая доблесть. Хотелось чего-то большего, поинтереснее, посерьёзнее. Но где найти достойного противника?

Заметив поручика, хлебавшего воду из ковша, я подошёл к нему.

— Извините, — начал я с лёгкой улыбкой, — а не мог бы я принять участие в настоящем бою? Хочется испытать себя в поле, а не только играть в изящные танцы со шпагами. Или, может, вам известно что-то ещё о грядущих дуэлях?

Поручик поднял на меня глаза, в которых читалась смесь удивления и усталости.

— К сожалению, не могу вас порадовать, — ответил он, вздыхая. — Маркиз распорядился: никаких сражений для вас. Вы нужны ему здесь как представитель для участия в дуэлях.

Странно, он что, боится, что я поцарапаю его драгоценные пушки или, не дай бог, испачкаю мундир кровью не того оттенка? Хотя, в моём случае, скорее порву мундир.

Мне стало немного тоскливо от этих слов. Я потер затылок и с притворной беззаботностью заметил:

— Что ж, если вдруг сверху кто-то передумает и решит пустить аристократов в настоящий бой, не забудьте меня позвать. Обещаю быть осторожным и не разбрызгивать чужие внутренности на ваших шикарных лошадей.

— Вы хорошо показали себя на дуэлях, это правда, граф, — усмехнулся поручик. — Но будет ли следующий раз — кто знает? Вчера у противника полегло столько аристократов, что они теперь, наверное, кадровый голод испытывают. Вряд ли они скоро согласятся снова выставить своих голубокровных на острие наших мечей. Боюсь, их родовые гробницы переполнены, места не хватает.

Я криво улыбнулся и, пожав плечами, отошёл прочь. Может, меня в таком случае в бой выпустят, кто знает…

Прогулявшись до полевой кухни, я захватил там миску с горячим супчиком, взял зубчик чеснока, зелёные перья лука и уселся под навесом за длинный стол. Картошечка из супа таяла во рту, а свежие перья лука превосходно сочетались, как с наваристым бульоном, так и с волокнами нежного говяжьего мяса.

Забавно всё это: любой другой на моём месте рыдал бы уже навзрыд, ведь я нынче довольно популярная мишень для убийства. Но, хоть я и напряжён и даже немного взволнован, всё же наслаждаюсь супом от всей души.

Аппетит у меня, как был, так никуда и не делся. Может, во всём виновата моя самоуверенность? Хотя она ведь не берётся из ниоткуда. У меня чертовски редкий и мощный Дар, да и это при том, что я ещё не особо прокачался в этом мире. К тому же, я и с проблемами, и с врагами куда посерьезнее раньше сталкивался. Меня особо мало чем можно удивить, разве что только на первых порах.

— Тилик-тилик! — ох, ты ж, у меня чуть ложка из рук не выпала от громкого звонка. Надо срочно менять рингтон и не забывать убавлять звук.

Так-так, кто там у нас? Матушка звонит? Ну, матушка — это святое, и супчик подождёт.

— Привет, как дела? — спросил я, вытирая рот.

— Привет, родной… — пауза между словами мне не понравилась. — Ну, как тебе сказать… Я начала курить и ругаться матом, а ещё хочу развестись с твоим отцом. Это достаточно детально описывает моё состояние?

— Ясно. Короче, у вас там веселье то ещё, как я понял, — хмыкнул я.

— Да, родной, положение не самое везучее. В общем, в Перми у нас совсем беда, и друзей здесь нет. Нас, скорее всего, скоро всех прикончат. Так что мы в срочном порядке меняем место жительства. Поэтому вы с Машенькой в Империю тоже не возвращайтесь: мы с отцом запрещаем вам это. Оставайтесь пока в Пруссии и ждите наших дальнейших указаний. А теперь прости, родной, мне надо бежать: не могу больше говорить. Целую, — она сбросила трубку.

Что ж, откуда и куда теперь ветер подует, мне предельно ясно. За меня, похоже, опять всё решить собрались, но вот только не на того напали: довольно уже с меня этого.

Я тут же набрал по телефону номер своей академии и нажал вызов. Трубку взял, кажется, Герман Львович: он у нас там какой-то зам по учебному отделу, что ли.

— День добрый, это студент Добрыня Добрынин вас беспокоит, — заявил я уверенным голосом в трубку. — Вам, скорее всего, уже звонил кто-то из моих родителей и наверняка сообщил, что я покидаю учёбу. Но мне восемнадцать лет, и по закону решение будет за мной. Так что знайте: учёбу я в академии бросать не собираюсь!

— Это всё? — раздался официозный голос зама в трубке.

— Да.

— Вот и чудненько, а то у меня от таких, как вы, по тысяче звонков в день. Одним, видите ли, жалобу надо оставить, вторым — отмазать их сынка от отчисления, третьим — чтобы их бедного сынульку не заваливали сильно учёбой, потому что у него умерла любимая кошечка, — я даже отсюда почувствовал, как у Львовича глаза закатываются всё больше и больше.

— Понимаю, держитесь, Герман Львович, — поддержал я его. — И да, помните, что Добрынин продолжает учёбу, — последнее слово было за мной, и я положил трубку.

И теперь у меня на сердце вдвойне тяжело: моя семейка допускает фатальную ошибку с этим переездом. Ведь в Империи у них мог быть хотя бы шанс на выживание Рода. Все должники всё равно не стали бы действовать одновременно и нападать сразу. Такова уж людская природа… Почти каждый из них захочет без лишних затрат, чтобы его работу сделал кто-то другой. Тогда был бы шанс вести войну примерно на равных. Да к тому же многие враги осторожничали бы и сначала ждали реакции со стороны Императора на все эти преследования. Ведь ни у кого из них нет гарантии, что он не вмешается в это дело.