Затем, отпив лимонада и смочив горло, я продолжил монотонно читать:

— По первоначальным оценкам экспертов удалось выяснить, что убитому свалился на голову некий тяжёлый предмет, что и привело к его скоропостижной кончине. Следствие по этому делу ведёт Имперская служба… а ведь она права, новость действительно интересная, а потому я продолжил внимательнее читать… Вкусные лакомства для ваших питомцев…

Но сестра выхватила у меня планшет и покрутила пальцем у виска.

— Дальше уже читать не надо: там реклама кошачьего корма, — проворчала Маша.

— Но к чему я только что это прочёл? — решил не показывать своего интереса.

А еще я был слегка удивлен. Убийство адвоката и рекламу кошачьего корма поставили в одну колонку.

— Блин, Добрыня, что у тебя с памятью? Может, хватит качать бицепсы и качать мозги начнешь? Это ведь Кирилл Анатольевич — наш адвокат по делу с наследством деда! — мелкая эмоционально, впрочем, как и всегда, размахивала руками.

— Да ты что? Жаль бедолагу, конечно, но с каждым такое может случиться, — и я спокойно вернулся к подъёму своих гантелей.

— Капец! — скривилась Маша. — Ты такой безэмоциональный, Добрыня! Неужели тебе его совсем не жаль?

— Пф-ф-ф, ну умер и умер, — я стер полотенцем пот с шеи и ухмыльнулся. Мне-то хорошо известно, кто его укокошил… Я!

Но Маша лишь махнула на меня рукой. Пусть считает меня чёрствым сухарём, без чувства сострадания. Она ещё немного потрепалась о своих делах и, не стесняясь, умяла приличную часть моего пирога. Пришлось быстро выпроводить её: нечего превращать мою выпечку в исчезающий вид. Дверь за ней захлопнулась с громким хлопком.

М-да… Повезло же мне с временным арестом: алиби лучше не придумаешь. Никто и не заметил, как я ночью сиганул через окно общаги и, крадучись, прошмыгнул через парк. Конечно, в Совете мне навесили на ногу артефактный браслет — модный такой аксессуар, снять который мог разве что маг ранга А. Но для моей гравитации это было всё равно, что расстегнуть липучку на кроссовках. Снял, дело сделал, обратно нацепил — и в ус не дую. Так адвокатишка Фаршунков в ту ночь превратился почти в фарш.

Жестоко ли это? Но с такими иначе и нельзя. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что информацию о наследстве слил Николаю Безрукову именно он. Ведь о наследстве знали только мои родители, братья и сёстры, и этот юрист-недоучка. А мои родственники тупыми не были, чтобы рассказывать о наследстве всем подряд. Поэтому я более чем уверен в правильности своего поступка: если Фаршунков решил, что может вот так вот легко подставить мою семью под удар, то должен быть жестоко наказан. Сомнений перед его убийством у меня не было никаких.

Увидев меня, он побледнел и сразу всё понял.

— У вас нет никаких доказательств против меня! — испуганно завопил он. — Я буду жаловаться в…

Не успел очкарик договорить, как моя гравитация сделала своё дело: его череп сплющился, словно арбуз под прессом. Теперь у него точно нет ни одной лишней мысли. Но чувствую ли я убийцей себя после этого? Ха! Я всегда им был. В прошлой своей жизни я отправил на тот свет немало таких вот «ценных» экземпляров.

Что ж, здесь я надеялся отдохнуть спокойно лет этак тридцать, не вмешиваясь ни в какие семейные разборки. Но мои родственники — мирные люди, которые верят, что войны и предательства их не коснутся. Я же прекрасно понимал, что рано или поздно за честь Рода придётся вступиться мне. И я не собираюсь смотреть, как об нашу семью вытирают ноги всякие прохвосты.

Правда, всё завертелось куда быстрее, чем хотелось бы. Эх, мне бы ещё с десяток лет полениться… Но видно судьба решила, что мне скучно жить. Ну ладно, если жизнь — театр, то я готов выйти на сцену и показать пару трюков.

Пермь

Дом Добрыниных

— Вам добавить ещё кофе, мадам? — пожилой лакей склонился с туркой в дрожащих руках над фарфоровой чашкой графини.

Супруга графа, Дарья Добрынина, подняла на него холодный взор и сжала губы так, что те превратились в тонкую линию.

— Нет, Иван, я сама налью, — она потянулась рукой к турке.

Но судьба, видимо, решила сыграть с ней злую шутку. Лакей, пытаясь передать ей турку, умудрился опрокинуть её содержимое прямо на роскошное платье. К счастью, пышные подъюбники спасли кожу от ожога.

— Ох, госпожа, простите! — засуетился Иван, пытаясь вытереть платье салфетками.

— С каждым годом ты становишься все неуклюжее, — ответила она с ледяным сарказмом. — Я позже выпью кофе, а пока оставь нас.

Иван, покраснев, поспешно ретировался из зала.

— Знаете, о чём я сильно жалею… — граф Валерий Добрынин проводил его взглядом. — Что не раздавил до сих пор этого таракана Безрукова. Самое глупое — что я вообще ввязался в войну с ним.

Он начал извиняться перед семьёй за то, куда их втянул, словно это как-то могло исправить ситуацию.

— Не переживай так, дорогой, — жена махнула рукой, вздымая облако дорогого парфюма. — Лучше съешь кусочек тортика. Никто ведь не застрахован от осечек. Поэтому у нас получилось столько детей, — добавила она с усмешкой, пытаясь развеять напряжение.

Старший сын, Артур, чуть не подавился чаем после слов матери, но быстро взял себя в руки.

— Вот именно, батя, — поддержал он отца. — Ты глава Рода, и мы всегда примем твою сторону, если ты решишь объявить войну. Ты ведь действовал так, как считал нужным.

Валерий, хоть и переживал, но кусок торта помог ему на время забыть о проблемах.

— Кстати, некоторых уволенных гвардейцев удалось вернуть на службу, — продолжил Артур. — И да, я договорился с Дягилевыми о покупке поддержанной бронетехники.

Граф скривился от этих новостей. Он понимал, сколько это будет ему стоить, и негодовал по этому поводу. Валерий постоянно вспоминал, как старик «феерически» им удружил. Почему отец просто не написал чертову расписку о прощении долгов?

— Что ж, всё идёт своим чередом, — улыбнулась ему Дарья. — Вот только мы, ни при каких обстоятельствах, не должны вмешивать в это дело младшеньких. Они ещё дети, и должны думать только об учёбе.

Артур незаметно взял под столом сигару, переданную ему отцом. Несмотря на свой возраст, он помнил, что мать против его курения.

— Не соглашусь с тобой, матушка, — мягко возразил он. — Им стоит об этом знать, чтобы быть готовыми к худшему.

Мать всплеснула руками, словно пытаясь отогнать эту мысль.

— Артур, ну ты чего! Они ведь будут переживать, и это отразится на их учебе, — заметила она, как муж подмигивает сыну.

— Не-е, — протянул Артур, улыбаясь. — Вот Маша точно не будет переживать. Она, скорее, запрыгает от счастья, что наконец-то жизнь перестала быть скучной.

— Артур Валерьевич, мы с вами серьёзно побеседуем позже! — Дарья прищурилась, давая понять сыну, что его тайное курение — не такое уже и тайное.

— Да брось, дорогая, он же взрослый парень! У него даже жена есть, — Валерий развёл руками, словно оправдывая сына.

— Ничего не знаю, и глаза закрывать не стану! — возразила Дарья, стукнув ложечкой о блюдце так, что все вздрогнули. — Так что мы ещё вернёмся к разговору об этом. А что касается младших, то как же Добрыня? Ему точно знать не стоит: он у нас такой добрый мальчик.

Она продолжила настаивать, что Добрыня раним по своей натуре. — Ладно, мы сами закончим эту маленькую войну. Да и в Академии детей будет сложнее достать, — Валерий развёл руками и, покрутив пальцами усы, напомнил. — Так ведь Добрыню недавно уже пытались убить в стенах академии.

Дарья вздохнула, понимая, что её доводы тают быстрее, чем лёд в чашке горячего чая. Она заметила мужу:

— Хорошо, что все обошлось, да и племянник Безрукова действовал по собственной тупости.

— И не забудь, милая, что второго племянника тоже исключили из Академии следом, по решению Совета.

— Так или иначе, есть прямая угроза их жизням, и будет странно, если мы не предупредим их и не расскажем более подробно о всех нюансах, — Артур взглянул на мать и, доставая сигару, демонстративно закурил под её пристальным взглядом.