Он тоже смотрел ей в глаза. Она никогда не лгала ему, но вела двойную жизнь. И не важно, знала она об этом или нет. Эрнест отвернулся, потом развернулся на каблуках и бросился бежать по улице, оставив ее одну в темноте.

Клер смотрела ему в след. Вот и вся любовь, думала она. Ей нечего было прощать Эрнесту. Он был с ней до конца. И теперь, когда она могла просить помощи у родных, он ушел. Силуэт его скрылся за поворотом, как крыльями махнув развевающимися полами плаща. В груди была пустота. Он никогда не принадлежал ей, но Клер хотелось думать, что такая любовь, как его, может пережить все. Она прислонилась к мокрой стене дома, внезапно ощутив головокружение, и ее вырвало. Боясь, что потеряет сознание, Клер медленно побрела вперед. Эрнест бросил ее одну в темноте. По лицу потекли слезы. Она помнила его взгляд, будто он готов был убить ее. Она знала, что он уйдет и ей казалось, что была готова к этому. Но почему же ей так больно?

Сама не заметив как, она оказалась напротив дома отца. Клер стояла и смотрела на окна, и слушала, как маменька играет на рояле. Красивая музыка лилась сквозь распахнутое окно, а Клер стояла у решетки Мойки и рыдала, не в состоянии остановиться. Потом с трудом заставила себя собраться с мыслями, пошла к черному ходу, дернула дверь. Дверь поддалась. Она взлетела на второй этаж, никем не замеченная проскользнула в свою комнату, упала на кровать и спряталась под теплое пуховое одеяло. Ей было больше некуда идти. Пусть папенька сам выгонит ее. Тогда она отправится в монастырь и примет постриг.

Клер закрыла лицо руками. Да. Она никогда не испытывала тяги к монашеской жизни, но, если папенька не позволит ехать в Тверь, ничего другого ей не остается.

...

— Клара Ивановна, — Клер раскрыла глаза и увидела над собой широкое лицо Анфисы Никитичны, — вот радость-то, детонька, Клара вернулась к нам! — по лицу старой няни потекли слезы, — Клара Ивановна, а я-то думала, случилось с вами что! Да надо же переодеться, вы же в платье прямо легли спать!

Клер села в постели. Она с трудом понимала, как оказалась дома, и почему Анфиса Никитична так рада видеть ее. Еще вчера она жила у Эрнеста, и дома ее никто не ждал. Но тут она все вспомнила, и с ужасом уставилась на няню.

Та хлопотала, бегала по комнате, то раскрывая портьеры на окне, то подбегая к шкафу с платьями.

— Клара Ивановна, милая, — причитала она, — вернулись! Вернулись!

На шум в комнату заглянула Валюша, охнула, и бросилась к Клер.

— Барышня, как я рада-то! Вот хорошо вам дома, не уходите более!

Валя метнулась к дверям, и вскоре появилась с огромным подносом еды.

— Вы такая худая, барышня, — Валюша поставила поднос на низкий столик, — прошу, откушайте! Вам надо много сил! Ваша маменька будет ужасно кричать...

Клер и без Вали отлично знала, что маменька будет злиться. Она улыбалась, глядя на преданных слуг, и понимала, что только они ей и рады. Маменька и папенька вряд ли примут ее с распростертыми объятьями. Если повезет, отправят в имение. Если нет, то просто выставят за порог. Она опорочила свое имя и честь семьи, для них закрылись все двери Петербурга. Все, что любила маменька, было теперь недосягаемо. Клер вздохнула и взяла чашечку с кофе. Надо на самом деле подготовиться к встрече со своей семьей.

Елена Витальевна не заставила себя долго ждать. Вести с кухни быстро поднялись в хозяйские комнаты, и вот она уже стояла в дверях спальни Клер. Высокая, статная и красивая, мадам Элен смотрела на дочь со смесью удивления и презрения.

— Я так верила в тебя, — сказала мадам Элен тихим и спокойным тоном, от чего у Клер волосы встали дыбом, — ты же оказалась банальной шлюхой. Как жаль, что моя красота передалась тебе, но мой ум остался не при делах. Ты могла сделать лучшую партию, а теперь навсегда заточишь себя в деревне.

Клер молчала. В деревне — это не самый плохой вариант.

— Но сейчас не до тебя, — мадам Элен развернулась и хотела выйти, — Элла тоже пропала. И хоть до нее никому нет дела, мы обязаны найти ее в кратчайшие сроки. Иначе моя сестра меня проклянет.

Клер встала. Вот и все. Только холодное презрение, и никаких эмоций. Лучше бы мать кричала, может быть даже ударила бы ее. Клер смотрела на мадам Элен и понимала, что та никогда ее не любила.

— Элла вышла замуж, мадам, — проговорила она, с удовольствием наблюдая, как меняется выражение лица ее матери, — она вышла замуж за майора Патова.

— Что? — мадам Элен резко обернулась, бледная, как смерть, — за Патова? Как?

Клер пожала плечами:

— Они вчера обвенчались. Я сама держала венец.

Мадам Элен вдруг заметалась по комнате, подошла к окну, потом бросилась к дочери, но передумала, и снова подошла к окну. Руки ее вцепились в подоконник.

— Она не могла сделать этого, — прошептала она, — зачем? Зачем вы...

— Я думаю, что они обвенчались по любви.

— По любви? — Елена Рудовльфовна вдруг рассмеялась, — он не мог жениться по любви! Как, как вы его заставили? Он знал, что не имеет на это права! — она заломила руки, — что же теперь делать?

— А нужно что-то делать? — удивилась Клер.

Мадам Элен смотрела на нее, как на сумасшедшую, но сумасшедшую сейчас напоминала больше она сама. Она хотела что-то сказать, но вдруг бросилась вон из комнаты, и Клер слышала, как вскоре от дома отъехала карета. Мать куда-то собралась, и явно спешила.

Клер села на кровать и подтянула ноги под одеяло. Как всегда, мадам Элен интересовало все, что угодно, кроме Клер. Она даже не сильно разозлилась, узнав, что блудная дочь вернулась в родной дом. И совсем не заинтересовалась тем, где же Клер столько времени была. Клер не знала, обидно ей или нет. Все равно, не было ничего хуже, чем взгляд, которым вчера смотрел на нее Эрнест Ланин. Вспомнив его, Клер снова ощутила, как по лицу ее ползут слезы. Она легла, натянув одеяло до самой шеи. Анфиса Никитична и Валюша с трудом уговорили ее раздеться.

— День на дворе, барышня, — твердила Валюша, размахивая белым платьем с вышитыми по корсажу цветами, — наденьте платье, ваше любимое!

Клер покачала головой.

— Я не буду вставать, — сказала она, — я очень устала.

Беседа с отцом прошла на удивление спокойно. Иван Семенович ждал дочь в библиотеке, и когда она вошла в невинном белом платье, заплаканная и осунувшаяся, весь его праведный гнев куда-то исчез. Он обнял Клер, и долго стоял так, боясь, что и она увидит его слезы.

— Конечно, ты можешь ехать в имение, — ответил он на ее просьбу. Думаю, что мы поедем с тобою вместе. Наши отношение с маменькой твоей совсем разладились. И мы, как два изгоя, должны исчезнуть.

Иван Семенович улыбался сквозь слезы.

— Папа, неужели вы не сердитесь на меня? — Клер стояла перед ним, боясь поверить своим глазам.