Твое.

И в то же время стелился низко поземкой, сильным морозом крепил льды и сугробы, словно ждал кого-то и готовил дорогу для встречи.

Тебя.

Но именно сюда велел тогда смотреть папкин рок-н-рольщик. И вопреки его совету, больше похожему на приказ, Ева зажмурилась, вдруг испугавшись и впрямь увидеть. Так и стояла, словно застыла ледяной скульптурой, заколдованная морозной зимой с беснующейся метелью, пока кто-то спустя долгое время не дотронулся до ее плеча, растворяя своим теплом чужие чары.

Она вздрогнула и обернулась.

— Доброе утро, — Адам сиял, как солнце на противоположной стороне особняка, улыбаясь во все тридцать два зуба.

— Недоброе, — возразила Ева, — там метель.

Мальчишка пожал плечами:

— Зимой такое случается. Причем довольно часто, зато весной красиво. Пошли позавтракаем, может? Можно даже в городе.

В городе? Сбрендил? Или так соскучился по Люциферу, что и ее на встречу решил прихватить? Или целенаправленно тащит, потому что пообещал? Надоело защищать и заботиться, почему бы тогда не сбагрить бывшему наставнику? Все равно ж она ему не нравится, к тому же сплошное разочарование. Ну да, сама от себя не в восторге, особенно после недавней трусости, когда зажмурилась, побоявшись увидеть суть их проблемы. Но вместо того, чтобы согласиться и прекратить уже этот цирк, Ева оттолкнула Адама:

— Тебе надо, ты и завтракай в городе! — и пошла к выходу.

В самых дверях нагнал его смех, призванный скрыть смущение:

— Лилит, другой город. Я имел в виду другой город. Ну, тот, где утро доброе. Помнишь?

Ева, чувствуя себя полной дурой, обернулась, красная от гнева и стыда, но ее встретили сияющие нежностью глаза Адама, вновь показавшиеся в полутьме комнаты теплыми карими. И в этот момент метель, разозлившаяся, что ее посмели игнорировать, разбила окно и ворвалась в комнату, ледяными синими осколками впившись Адаму в глаза и сердце. Ева зажмурилась, мотнула головой, открыла глаза. Стекло осталось целым, Адам, не понимая, что происходит, оставался на своем месте, продолжая давить лыбу. Света в комнате добавилось, и в его влажных синих озерах можно было захлебнуться собственной никчемностью. Это надо же быть такой дурой! Все выдумывала какие-то несуществующие отсылки, жопу на мороз таскала, а от видения с Ашерой поспешила отмахнуться и переключилась при первой возможности на чего попроще. Мол, я ничего не знаю, стало быть, ничего и поделать не могу. Да-да, у меня лапки и дальше по списку. Совести у нее нет! Ни капельки не наскребла за всю бесполезную жизнь, раз продолжила цепляться за библейский миф. Какой, к херувимам, запретный плод, когда тут Гад Христиан Андерсон во всей красе! Самый ненавидимый ею сказочник.

— Надо это прекратить, пока не поздно, — непонятно кому сказала она, развернулась на пятках и побежала к лестнице.

1. Песню «Болевой порог» на стихи Робина Штенье (читать здесь https://author.today/reader/208258/1823235) в исполнении нейросети Suno AI можно послушать здесь https://suno.com/song/5c3b7390−0b2e-4e47–991d-6b9b310e51fb

2. DrugMetal — рок-группа, появляющаяся в мультивселенной Робина Штенье, в частности в циклах «Демон Максвелла» и «Все в твоей голове»

Змей отказался от выделенной ему лаборатории, сказав, что верит проведенным ранее исследованиям, и заниматься новыми — впустую тратить драгоценное время. Он выбрал для себя простенький кабинет на первом этаже ратуши и приглашал туда свидетелей по собственноручно составленному списку, показавшемуся Михаэлю бесконечным. Особенно раздражало то, что они с Люцифером шли последними в очереди. Но брат просто пожал плечами и заперся в своем дворце, попросив позвать, когда понадобится. Соглядатаи докладывали, что он там беспробудно пил и пялился на огонь, призванный в правую руку, ту самую, в которую поместилась отобранная у Адама сила. Это беспокоило, но пока не требовало срочного вмешательства, потому отошло на второй план. На первый выбились делегаты с окраин, спешащие в столицу на церемонию прощания с принцессой Евой и принцем Адамом, потому как минимум к последнему теплых чувств испытывать не могли — мальчишка столько мятежей подавил в одиночку, что почти сравнялся в этом с наставником. В общем, не было у Михаэля времени переживать из-за Змея с его беседами по душам или из-за решившего уединиться Люцифера. Казалось, времени вообще ни на что больше не осталось, кроме созерцания бесконечной процессии спешащих отметиться поцелуями в холодные лбы детишек.

Успокоенные расследованием гвардейцы исправно досматривали новоприбывших, патрулировали улицы, поддерживали порядок. Но в каждом их действии чувствовалось напряжение из-за ожидания результатов и из-за тех, с кем им часто приходилось сражаться в прошлом, потому принцы, свободные от работы в Совете, возглавляли патрули. Они должны были остановить возможный конфликт в зародыше, но верилось в это с трудом. И день за днем воздух раскалялся все сильнее, и буря неминуемо грянула.

Все началось с небольшой стычки у дворца, где выставили тела для прощания. Охрана завернула одну из групп с окраин, мотивировав тем, что те приходили вчера, а правило гласило — одно посещение на человека. Когда пришлые начали возмущаться, что они здесь впервые, кому-то хватило ума сказать, мол, да все чужаки на одно лицо. Оружие отбирали еще при въезде в город, но у обиженных гвардейцами оное нашлось без проблем, и завязалась драка.

Михаэль услышал ее из церемониального зала и зачем-то выбежал, прекрасно понимая, что остановить дерущихся не сможет ни голосом, ни оружием — слишком шумно, слишком много, слишком поздно. Так стоял и смотрел, отчего-то не смея вернуться обратно.

— Прекратить, — тихое слово, произнесенное тоном, каким приказы никто не отдает, не могло быть услышанным в лязге мечей и щитов, но его услышали и, перестав сражаться, замерли в ожидании. — Разойтись и вести себя тихо. Не сметь мешать мне рассчитывать траекторию.

Конечно же, это был Змей собственной персоной. Кто еще мог остановить толпу после того, как Мать ушла? Только Ей голос пришлось бы повысить…

Михаэль очнулся, когда осознал, что держит бывшего пленника за рукав мундира, выданного взамен одежды, носимой им в тюрьме.

— Траекторию? — прошипел он грозно, но так, чтобы ретировавшиеся драчуны не услышали. — То есть ваши допросы призваны скрыть сбор иной информации? Вы не занимаетесь расследованием?

— Занимаюсь, — Змей легко убрал пальцы со своей руки. — Одно другому не мешает. Мне действительно важно разобраться в том, что произошло с детьми.

— Тогда зачем вы спрашиваете кого угодно, кроме тех, кто их на самом деле знал?

— Вы недооцениваете свидетельские показания…

— О, то есть я все-таки подозреваемый?

— Если бы речь шла о доведении до самоубийства…

— Но это не оно?

— Близко, но нет… — Змей обернулся к дворцу, смерил взглядом быстро редеющую очередь и вдруг предложил: — Почему бы нам с вами и впрямь не поговорить.

— Я не могу пойти сейчас с вами в ратушу, — пошел вдруг на попятную Михаэль, сам тому удивившись.

— Давайте здесь. Самописец у меня при себе, — собеседник хлопнул себя по правому карману и, тряхнув седой головой, кивнул на арку центральных ворот. — Возле тел должно получиться особенно хорошо.

Мальчик и девочка, стоявшие на специальных постаментах в церемониальных одеждах, которые в силу возраста никогда не носили — ей пятнадцать, ему шестнадцать, из-за которых выглядели еще младше. Ее ложе украсили голубыми розами, его — белыми лилиями, дабы скрыть неприятный запах. Но запаха не было, а цвет юных лиц любого живого заставлял позавидовать. Да, сердца не бились, и дыхание не вздымало грудь, и все равно, будучи рядом, Михаэль чувствовал себя неуютно, как будто его настигло запоздалое чувство вины. Вины, которой за ним не имелось, ведь все, что он делал — делал ради сохранения Империи.