— Но ты ведь его снял?

Змей кивнул и вдруг рассмеялся.

— Меня заставили его снять, а потом еще сказали другое, чтобы я никогда больше не смел использовать на ней слово. Он меня превзошел. Да, пока в гневе, но превзошел. Есть чем гордиться, да?

Дверь в палату снова открылась, и очередной андроид вкатил стойку с вешалками, одежда на которых вроде бы соответствовала размерам Люцифера.

— Нет, еще не выгоняю, — опередил Змей. — Но вот перевести в другой корпус надо бы, на всякий случай. А так тебя еще с оборудованием учить работать и прочим премудростям.

Обучение и впрямь вышло основательным, затянувшись даже не на дни, а недели. Под конец Люцифер успел пожалеть, что его не выгнали сразу же, как только он открыл глаза в больничной палате. Но его сначала заставили выучить, как управлять кораблем и его системами, затем самостоятельно создать первое полностью функционирующее тело, только без души, и только после всего этого Змей решил, что Люцифер готов уйти в вольное плавание.

— Что ж, самое время передать тебе главную ценность этого корабля, — торжественно сообщил он и поманил из рубки, где вовсю орудовали андроиды, готовясь к предстоящему полету.

Пришлось пройти за ним в научный отсек к дверям, которые до сего дня оставались закрытыми. Люцифер предполагал, что там хранится капсула с душой Веспера. Каково же было его удивление, когда вместо одной он увидел целый шкаф с такими капсулами, под каждой из которой значилось знакомое имя: Габриэль, Рафаэль, Самаэль…

— Я решил, что после всего родиться в мире без магии для них будет лучше, — сказал Змей и что-то поставил на полку, с места Люцифера было сложно разобрать, что именно. — Не буду просить позаботиться о них. Тут уж сам решай. Я бы дал тело и отпустил. Но я… Не самый ответственный человек в этом плане. А если с тобой получится сильно иначе, прими мой прощальный совет: отпусти, когда придет время. Удачи в новом мире.

Он развернулся и вышел. Люцифер, сжигаемый любопытством, подошел к тому месту, где недавно стоял Змей, и увидел капсулу, немного отличающуюся от остальных.

«Михаэль» гласила надпись на ней.

Он проснулся в той же самой палате, где и в первый раз, когда отец нашел его и вернул в настоящее тело. Тогда Адам не обрадовался такому спасению, как и имени, которое ему совершенно не шло. Очень долго пытался сбежать, с упорством мухи, бьющейся о стекло, всякий раз упираясь в еще невидимый щит. Еще дольше игнорировал странного мужика, пытающегося играть роль давно утраченного родителя. А потом такая тоска накатила, что он решил предпринять иную попытку к бегству…

Много их затем было, так много, что любой соглядатай психанул бы, но не Эль. Этот терпеливо объяснял про души, реинкарнации, вновь возродившуюся бывшую жену и лишь частичную вину Адама за случившееся, а когда не помогло, просто отвел его в тот мир, где она теперь жила, переродившаяся в чудную девчушку, совершенно непохожую на нее прежнюю. Только он отчего-то сразу понял, что это она. С того момента Адам принял навязанное имя и стал послушным, впитывая знания, которыми с ним делился седовласый надзиратель. Ему удалось заслужить доверие Эля, и тот начал учить и магии тоже, дававшейся на удивление легко. Вскоре Адама стали выпускать за пределы особняка с небольшими поручениями, и до поры до времени он возвращался, всегда умудряясь улучить момент, чтобы навестить бывшую жену.

Ей в новом теле тогда исполнилось восемнадцать, и вокруг увивались толпы поклонников. Нет, не ревновал, отчего-то это действительно было правдой, и он лишь желал убедиться, что с ней все будет в порядке. Ему очень хотелось поверить, будто дело не только в праздном любопытстве, будто он и впрямь сможет помочь, искупив тем самым хотя бы часть содеянного в прошлой жизни. И однажды оно и впрямь вышло все именно так. Она возвращалась домой со студенческой вечеринки, успев во время нее отшить несколько претендентов даже не на сердце — на случайный секс под алкоголем, и одному из них это чрезвычайно не понравилось. Он преследовал ее почти до самого дома, решив напасть, когда девушке вздумалось срезать путь через соседский сад. Она не поняла, как близко в ту ночь была к гибели. Зато Адам осознал, что уйти уже не сможет.

Пару десятилетий он прожил незримым хранителем сначала ее самой, потом всего семейства. Конечно, до того, как бывшая им обзавелась, Адам как-то нацепил личину, скрывавшую возраст тела, и сходил с ней на пару свиданий, но на последнем намеренно повел себя ужасно, дабы она сама захотела с ним порвать. Просто понял тогда, что может остаться, прожить украденную псевдодоктором жизнь, которую тот почему-то не стал обрывать сразу, когда сбил Адама на светофоре. А еще понял, насколько фальшивой та получилась бы. Он не мог так поступить с женщиной, чью жизнь однажды погубил, пусть и не чувствовал к ней былой любви, только долг и желание очиститься от свершенного по чужой воле. И время, проведенное в тени, дало ему шанс искупить все грехи сполна, позволив спасти человека, с которым бывшая жена связала себя узами брака в этом воплощении. Дальше стоило удалиться совсем, не давая искушению следовать за ней из реинкарнации в реинкарнацию — велик был шанс испортить чужую жизнь, возведя в непогрешимый абсолют собственный выбор.

Эль не пытался его разыскать, но не стал прогонять, стоило Адаму объявиться на пороге особняка. Он продолжил обучать блудного сына, почти не мучая того поручениями. И можно было расслабиться, раз ничего больше не терзало совесть, только что-то не давало покоя, тревожило не запоминающимися снами по ночам, мерещилось в полуденных тенях. Как будто не до конца изжил он из себя грехи прошлого, как будто хотел себе такой же легкости, что была у бывшей жены в ее новом воплощении.

Очередной «побег» не заставил себя ждать, снова оказавшись неудачным.

— Почему ты просто не отпустишь меня? — спросил он Эля, дежурившего у его постели.

— Потому что ни один родитель не пожелает своему ребенку подобного исхода?

— Я все равно уйду… Так или иначе…

Он долгое время молчал, словно нечем было возразить, хуже того — на самом деле устал нянчиться с Адамом, оттого и не искал, оттого и не пытался вернуть. Но стоило окончательно разочароваться и немного расстроиться, как тот выдал:

— Как насчет обещания больше не останавливать, но при условии, что ты согласишься вспомнить, кем был до момента, когда родился Сэмом?

Адам никогда не задумывался над этим и не собирался соглашаться, только кошмары, терзавшие после аварии, вернулись, заставляя принять очевидное — их спровоцировал совсем не псевдодоктор. И ему захотелось узнать, что же являлось истиной причиной. И обретенная память дала ей имя.

Лилит.

Первым порывом было броситься за ней, но даже в междумирье не осталось ни следа от осколков, на которые оказалась разбита ее душа, а через мириады миров можно продираться до бесконечности, только не получить желаемого. Тогда он решил для начала разобраться: как получилось, что слово на нее так повлияло? Сам Адам плохо владел им, жаль, Эль не соглашался обучать данному мастерству, мотивируя тем, что сперва нужно освоить другие магические дисциплины. Вроде бы не отказывал совсем, но времени могло отнять почти как прямой поиск по мирам. Жаль, другого варианта все равно не придумалось.

И он начал учиться у отца всему, что тот мог ему предложить. После возвращения памяти выходило куда проще, чем раньше, ведь Адам знал теперь не только азы, но масштабы необходимого из-за этого почти не изменились. А желание поскорее разыскать Лилит жгло изнутри, доводя до отчаяния, потому что поиски все еще не были начаты. И однажды, когда отчаяние достигло своего пика, ему показалось, что оно ненастоящее, что это Эль подстроил все, лишь бы не отпускать. Почему нет? Отец и не такое мог провернуть. И вообще, существовали ли она в действительности?