Чо этими суками делать будем? — спросил один из десантников.

Одного себе возьмем, остальных грохнем, — мрачно ответил старлей с пшеничного цвета усами, выгоревшими на солнце.

У меня есть предложение получше, — сказал немолодой уже кряжистый прапорщик.

Через некоторое время БТРы остановились возле обширного песчаного поля. От крайнего бронетранспортера отвязали буксирный трос, за который волокли вездеход с сидящими внутри связанными «духами». Десантники расположились на броне, взяв моджахедов на прицел. Несколько десантников спрыгнули с бронетранспортера и направились к иномарке, заблокировали дверцы. Потом дружно взялись за борта и стали толкать к этому полю. «Духи» в салоне настороженно притихли, а потом взвыли, когда поняли, что их ждет. Машина неуклонно приближалась к зыбучим пескам. «Духи» с неистовством обреченных замолотили по стеклам. Руки им перед казнью освободили. Дикий вой и вопли наполнили воздух. Машина уже зарылась передними колесами в смертельные пески и стала медленно погружаться. Струи песка уже засыпали капот. «Духи» внутри неистовствовали, дикая злоба смешалась в них с отчаянием обреченных и диким ужасом перед собственной смертью. Одному моджахеду удалось открыть люк на крыше вездехода, но спастись он не смог. На него уже выползшего на крышу, набросился еще один «дух», тоже сумевший выбраться. С диким воем они сцепились, и клубок тел полетел в смертельно податливый песок. Несколько предсмертных хрипов, рука, хватающая судорожно скрюченными пальцами воздух, и все.

Штурмовики приземлились на свой аэродром. Пилоты вылезли из кабин, и пошли под навес из маскировочной сетки, отдохнуть и перекусить. Егор и Сергей проводили взглядами своих друзей. Самолеты Игоря и Гиви выруливали на позицию предстартового осмотра. Техники быстро пробежались вокруг истребителей-бомбардировщиков, все осмотрели и дали «добро» на взлет. Через несколько секунд длиннотелые Су-17 начали свой разбег, и крутым разворотом взмыли в воздух. Посмотрев им вслед и мысленно пожелав мягкой посадки, пилоты пошли дальше.

Пара лейтенанта Рустиани вернулась спустя два часа. Самолет ведущего болтало из стороны в сторону, не сумев выдержать снижение, он ушел на второй круг.

Все, кто был на стоянке, напряженно наблюдали за аварийной посадкой. К месту приземления подъехал медицинский «Уазик», заняли свои места пожарные.

Тяжелый истребитель-бомбардировщик сделал круг над аэродромом и снова пошел на снижение. Летел он как-то неуверенно, боком, с трудом выдерживая посадочный курс. Вот он чиркнул колесами по бетонке, прижался на секунду к взлетно-посадочной полосе, потом резко подпрыгнул, ударился всеми тремя точками шасси о бетон, подскочил еще, и, наконец, пробежал по полосе. Хлопнул и распустился за хвостом тормозной парашют. Тяжелый самолет остановился, к нему побежали люди. Откинулся фонарь кабины, и оттуда вылез Гиви, его сразу подхватили на руки и осторожно поставили на землю. Сразу стала понятна причина такого грубого «козла»[1] при приземлении. Правая сторона фюзеляжа была пробита цепочкой пулевых отверстий, на крыле зияли рваные дыры, половина правого элерона была оторвана. Гиви стоял возле своего израненного самолета с папиросой в зубах и нервно чиркал спичками, пытаясь закурить. Спички ломались и падали на плиты ВПП. Кто-то протянул ему зажигалку. Гиви, наконец, затянулся, и, выдохнув едкий дым, произнес:

П…ц, мужики!

Вылетев на «свободную охоту», они увидели автобус-«барбухайку», на которых ездят местные торговцы. Пестро разукрашенный автобус, такой же древний, как и эта страна, ходко пылил по дороге. Истребители-бомбардировщики снизились и сделали над ним круг. После этого средство передвижения повело себя странно, вместо того, чтобы остановиться, или хотя бы замедлить ход, автобус резко прибавил газу. Гиви дал предупредительную очередь из пушек. Трасса, легшая поперек дороги, водителя не остановила. «Барбухайка» круто свернула и помчалась к невысоким скалам, высившимся неподалеку. Разозленный таким неповиновением, Гиви уже взял на прицел вредный автобусик. Но в следующий момент скалы будто бы взорвались. Моджахеды, засевшие там, били из всех стволов. Гиви и его ведомый сразу же получили по несколько десятков пулевых пробоин. Только мастерство пилотов позволило им спастись. Они выбросили тепловые ловушки и, врубив форсаж, рванули на высоту пяти километров. Перегруженные турбины выли и ревели, но все-таки спасли пилотов от неминуемой гибели.

Следующее задание пилоты получили в полдень. Автоколонна пыльной извивающаяся змеей лежала под крылом штурмовика. Во главе нее ревели дизелями два танка. На головном Т-72 стоял массивный минный трал. Позади них ехали две БМП с пехотой на броне. А уже за боевым охранением шли топливные автоцистерны-«наливашки», КрАЗы и КамАЗы с продовольствием, медикаментами снаряжением, боеприпасами и другим имуществом, необходимым военной базе, которая ведет активные боевые действия. Через каждых два-три грузовика ехали КамАЗы с установленными в кузовах зенитными автоматическими пушками и бронетранспортеры с солдатами на броне. Замыкали колонну «бээмпешка» и пара бронетранспортеров.

Егор положил машину в широкий вираж, внимательно осматривая окрестности дороги. Но пока что признаков активности «духов» заметно не было. Время шло, колонна медленно, но верно ползла к пункту своего назначения, а над ней, охраняя своих «подопечных», кружили штурмовики. Непосредственно возле базы штурмовиков сменили вертолеты огневой поддержки.

«Минарет», я «Дракон-1», прием, — доложил Егор. — «Нитка»[2] в порядке, передал смену «вентиляторам»[3]. Возвращаюсь на «точку».

«Дракон», я «Минарет», вас понял. Уходите. Посадку разрешаю.

Оба штурмовика вернулись на базу. Вечером, когда дежурство на аэродроме закончилось, Егор побрел к себе домой. Проходя мимо госпиталя, он по привычке замедлил шаг, потом, остановился, зло плюнул и, выругавшись, зашагал прочь. В своей палатке он долго лежал на кровати, вперив взгляд в потолок. Сон не шел, было очень горько и одиноко.

Через неделю всему личному составу объявили о том, что необходимо пройти курс профилактических прививок. Среди пилотов и обслуживающего персонала породила бурю шуток о том, кому, как и куда будут делаться эти прививки. Мгновенно возле палаток медсанбата выстроились очереди «страждущих», с веселым гоготом обсуждающих подробности предстоящей процедуры. Егор проходил прививки одним из последних. Он вошел в палатку и сел на кушетку возле ширмы. По привычке огляделся и принялся ждать врача. Зашла Наташа. Увидев его, она смутилась, но быстро взяла себя в руки и занялась приготовлением к инъекции. Достала ампулу, аккуратно отбила запаянный носик и набрала жидкость в шприц. Потом подошла со шприцем к Егору.

— Здравия желаю, товарищ лейтенант, — холодно проговорил Егор, не соизволив подняться с кушетки.

Здравствуй.

Егор отлично знал этот ледяной тон. От ее голоса, казалось, выступил иней на раскаленных от солнца брезентовых стенах палатки. Голос снежной королевы, веющий ледяным безразличием. Черт!

Егор молча поднялся, отобрал у нее шприц и, отдернув рукав форменной рубашки, вогнал иглу себе в плечо. Все так же молча, глядя в ее глаза, он медленно надавил на поршень. Выдернув иглу, он бросил использованный шприц в бюкс, и так же молча вышел.

В этот ранний час на стрелковом полигоне никого не было, только дежурный офицер — руководитель стрельб, и прапорщик-оружейник. Егор доложился и подошел к огневому рубежу. Достал из кобуры свой штатный АПС, выщелкнул обойму, проверяя патроны. Потом одним плавным движением вогнал обойму в рукоятку пистолета и передернул затвор. Егор вскинул тяжелый пистолет и открыл беглый огонь по ближней мишени в 20 метрах. Упруго била в ладонь отдача, лязгал, дергаясь, затвор, вокруг, казалось, стало тесно от грохота выстрелов. Наконец, обойма опустела, клацнул, встав в задержку, затвор. Двадцать пуль превратили мишень в бумажные лохмотья. От едкой пороховой гари слезились глаза и першило в горле. А, может, и не только от пороховой гари…