А Оксана, как нарочно, не спала: ворочалась, кряхтела, вставала, подходила укрывать дрожавшую Галю. Наконец она захрапела.
— Теперь пора! — сказала себе девушка и встала. Мысли у неё в голове путались.
— С рассветом... Что делать? что делать? На дворе половодье, дождь, ветер... Но надо, надо... сестрица названная, дедушка, родные мои, милые, если бы вы только знали беду! Боже, подкрепи меня, дай мне силы спасти их. Ты ведь всё можешь.
Она наскоро оделась, прокралась как тень на задворки. Псы, было, залаяли, но узнали её, завизжали, лизнули ей руки и отошли. Выл ветер, моросил дождь, ноги тонули в грязи...
У заднего крыльца стояли три оседланных коня. Конюх, должно быть, ушёл в подклеть.
«Вот бы на коне теперь! — подумала Галя. — Можно до озера доскакать, а там в ладье! А хватятся? Ну, да всё одно, хватятся, будь что будет!..»
Она быстро вскочила в седло, вонзила стремена в крутые бёдра коня — и перелетела через изгородь... Копыта мерно зашлёпали по жидкой грязи, в темноте замелькали знакомые пажити, избы, дорога...
VII
Когда Галя добралась до землянки, старик с дочерью ещё спали.
— Галя, голубка, в такую пору! — воскликнула Аннушка. — На тебе лица нет... Что случилось?
— Бегите, бегите скорее, — задыхаясь выговорила Галя, — спасайтесь, отец мой с людьми идёт сюда, моя мамка вас выследила. Скорее, скорее! — и она в изнеможении опустилась на лавку.
— А как же ты? — нерешительно прошептала Аннушка, она сразу всё поняла, и сердечко её сжалось от боли.
— Не думай обо мне, сестра моя, у тебя отец, его береги. Бегите, пока есть время...
— Беги с нами...
— Нет, дочь Рослава не побежит от гнева отцовского, лучше смерть...
Девушка выпрямилась, губы её сжались, глаза блеснули огнём.
В несколько минут собрались отец с дочерью. Старик благословил Галю, Аннушка повисла у неё на шее...
Галя торопила её:
— Аннушка, милая, родная, если меня любишь, спеши, не томи меня...
Она разняла её руки и передала Аннушку отцу. Вскоре оба скрылись в густой чаще.
Галя перекрестилась.
«А я? — подумалось ей невольно, — увижусь ли с ними? Нет, дни мои сочтены, а, может быть, и минуты».
Она села на лавку и стала ждать. Прошло часа два.
Но вот издалека донёсся топот... ближе, ближе... Послышался стук в дверь и мощный голос Рослава:
— Эй, отворяйте!
Вошёл Рослав, за ним Лют и Нырок, наконец, Оксана. Все остолбенели.
— Галя!.. Дочка! Что это значит? — прогремел Рослав, и брови его сдвинулись.
— Не сердись, отец, — твёрдо и ясно проговорила девушка, — ты волен сделать со мною, что хочешь, только я спасла своих друзей, и вам их теперь не догнать...Хочешь, казни меня, но душой и всеми помыслами я — христианка, и не волен ты в моей душе, хоть ты и отец мне...
— Спасибо, дочка, насмеялась ты над верой своих дедов и прадедов... не спросясь моей воли, убежала из терема, чтобы спасать моих ворогов, — неужто ещё мало сраму на мою седую голову? Не дочь ты мне отныне! Не хочу я видеть лица твоего постылого. Готовься к казни, а пока запру тебя в терем...
Похолодела Галя, в глазах затуманилось. Оксана подхватила свою ненаглядную питомицу и вместе с сокольничими вынесла её из землянки.
VIII
Горько заливалась слезами старая Оксана, лёжа на своём сеннике.
— Полно, не плачь, всё равно, не ты, другие бы отцу; сказали, не утаиться бы мне от его гнева, — говорила ей Галя.
— Светик ты мой ненаглядный, сердце ты моё золотое, думала я лучше сделать, не чуяло моё сердце, что отец твой, как зверь лютый, родного детища не пожалеет....
— Слушай, Оксана, до Авсеня всего два дня осталось, а там принесут меня в жертву... в последний раз исполни, о чём тебя попрошу.
— Проси, родная, всё для тебя сделаю ...
— Узнай, что с ними, успели ли укрыться, живы ли, да передай от меня последнюю весточку.
— Это вороги-то? колдуны-то? что приворожили тебя, сгубили моё дитя ненаглядное? Сгинь они, настигни их лютая смерть.
— Полно, не вороги они, не колдуны, они добрые люди. Коли любишь меня, не кляни их, вспомни, что последние дни мы с тобою вместе...
— Ин будь по-твоему, голубка моя; хоть и ненавистны они мне, а не могу я тебе не угодить. Разыщу их, постылых, разузнаю всё, что знать желаешь, передам от тебя весточку лиходеям этим...
Галя ожила и даже как будто повеселела. Она быстро оторвала кусок холста от рубахи и написала на нём несколько строк палочкою, которую обмакнула в склянку с тёмною жидкостью.
Чуть забрезжила первая заря, старая Оксана уже, как кошка, кралась по лесу, осматривала тропинки, оглядывала деревья, — она знала, что хотя во все стороны разосланы гонцы от князя искать христиан, ни один из них ещё не напал на их след.
Вдруг она сообразила что-то, круто повернула вправо и почти бегом пустилась через поляну, через болотные кочки, через ручей...
— И как это мне прежде в голову не пришло! — бормотала она на ходу. - На старости лет память отшибло...
В густой чаще за болотами высился ряд невысоких песчаных холмов, которые с одной стороны сходили в долину отлогими скатами, с другой — крутыми обрывами висели над пропастью, в которой шумел быстрый, глубокий ручей. Это был Дидов яр, заколдованное место, как говорили в народе, жильё русалок и леших. В самой средине Дидова яра виднелся узкий спуск. Оксана смело поползла по этому спуску, цепляясь за стволы и корни. Внизу она осмотрелась, приметила на сырой глине следы, нагнулась, с минуту разглядывая их, потом быстро пошла в ту сторону, куда они вели. Через полчаса она уже стояла у низенькой пещерки. Вход искусно скрывался за нависшим кустарником и мхом, но от зорких глаз Оксаны он не укрылся, и она ползком пролезла в узкое отверстие.
В маленькой, полутёмной келье, при тусклом свете лампады, сидели Андрей и Аннушка. Андрей нагнулся над книгой, Аннушка задумчиво смотрела на мерцавший огонёк.
Увидев Оксану, они вздрогнули.
— Не бойтесь — сказала она, — хотя и вороги вы нам, но не с местью пришла я к вам, а послала меня Галя, бедное моё дитятко! Вот и весточка от неё.
Аннушка жадно схватила лоскут, пробежала его глазами и вскрикнула.
— Отец, отец! Галю казнить хотят...
Старик Андрей вздрогнул. Молнией пронеслась в его голове мысль, что он будет повинен в её смерти, что не отстоял он Гали, убежал от опасности...
Он привстал и снова тяжело опустился на срубленную колоду, на которой сидел.
Расспросили Оксану, и она с неутешными слезами рассказала всё. Аннушка ещё больше побледнела, глаза её раскрылись, точно она видела перед собою что-то ужасное.
— Отец! Я не могу её так оставить, — сказала она тихо, но твёрдо, — благослови меня, отец, я пойду к ней и умру с нею...
Андрей хотел что-то сказать, но то, что он чувствовал, не укладывалось в слова, он молча стал на колени и начал горячо молиться.
Оксана забыла в эту минуту, что перед ней христиане, вороги, что она их только что кляла, она видела одно: эта бледная девушка идёт навстречу страшной опасности. Ей стало жаль её.
— Перестань, девушка, — сказала она Аннушке, — Зачем тебе идти на верную смерть? Вон у тебя отец есть, как его оставишь?
Аннушка вздохнула.
— Пусть казнят меня вместе с Галей, наша вера учит нас не страшиться смерти, а Гале со мною легче будет...
Оксана слушала её и дивилась.
— Старик, — сказала она Андрею, неужто пустишь ты её, неразумную, на верную смерть?
Андрей встал. Лицо его было печально и строго.
— Да, пущу, пусть делает, что ей сердце подскажет. Мы виновны, что не защитили Галю, убежали, себя пожалели, а о ней, нашей голубке, и не подумали. Иди дочь моя, Бог тебя да благословит!
Голос его дрогнул, он благословил Аннушку и долго молча держал её в своих объятиях.
— Прости, отец, — сказала девушка тихо.
— Иди, дитя! Видно, Бог хочет испытать нас, иди и прославь имя Его.
Оксана не выдержала:
— Где же это видано? Ведь не пожалеют они её, слышь ты, старик, уж коли Гали не пожалели.