Если бы море не имело постоянного притока воды, то можно было бы вычерпать и море. Такие огромные расходы скоро поглотили всё наследство Джербери. Дольше всего удерживал у себя Джербери своих рабов и рабынь, но наконец он был вынужден продать и их, чтобы заплатить долги.

В один прекрасный день Джербери увидел, что он потерял своё последнее имущество. Друзья Джербери, окружавшие его, пока он был богат, покинули его, когда он обеднел. По счастью, природа одарила Джербери здоровьем и телесной силой. Богатая жизнь не расстроила его здоровья, потому что Джербери не столько предавался излишествам сам, сколько легкомысленно раздавал и растрачивал свои богатства.

Не найдя себе никакой другой работы, которой бы он мог поддержать своё существование, не зная никакого ремесла, Джербери сделался носильщиком.

Сначала ему был тяжек этот труд, но мало-помалу он привык к нему. В скором времени ему стали давать работу охотнее, чем другим носильщикам, отчасти потому, что он был очень силён и мог переносить большие тяжести, отчасти потому, что он всегда исполнял свою работу старательно и с неизменной добродушной весёлостью.

Так стал жить Джербери, более довольный и счастливый, чем кто-либо во всём городе. Он не был больше рабом своих прихотей, не был окружён ложными, себялюбивыми друзьями и зарабатывал себе столько, сколько ему было нужно для поддержания своей жизни.

Однажды Джербери шёл по берегу реки и вдруг услышал жалобный крик: «Спасите! Спасите!» Не думая об опасности, Джербери бросился в воду, и ему удалось вытащить на берег утопавшую женщину, которая, обессилев, начала уже погружаться под воду. Джербери проводил спасённую им женщину до её дома. Подходя к дому, он издали услышал плач детей, звавших свою мать. А потом Джербери увидел их радость, когда они опять увидели её.

— Ты спас детям мать, — проговорила женщина, и слёзы благодарности текли по её лицу.

Она вышла в другую комнату и вынесла оттуда кошелёк, наполненный деньгами, и роскошный ковёр. Женщина просила Джербери принять от неё этот дар в знак её признательности и выражала сожаление, что не может предложить ему больше.

Джербери отказывался от подарка и уверял её, что он чувствует себя счастливым и награждённым уже тем, что ему удалось совершить добрый поступок. Наконец, убедившись, что он огорчит женщину, отказавшись от её подарков, Джербери уступил её настойчивым просьбам и взял ковёр, а от денег решительно отказался.

Джербери вернулся домой с приятным чувством в душе, какое бывает всегда, когда совершишь доброе дело без всяких себялюбивых расчетов.

Усердие, добросовестность и искусство Джербери доставляли ему много работы, так что он один получал столько же заказов, сколько все остальные носильщики в городе. Все были довольны Джербери, и он сам был вполне доволен своей жизнью: он убедился, что труд и сознание, сделанного доброго дела доставляют человеку больше радости и счастья, чем все удовольствия праздной роскошной жизни.

Это случилось во время войны между французами и немцами. Война уже подходила к концу, когда в Арденских горах, на улице одного горного селения, французские стрелки убили шестерых немецких солдат, посланных начальством за провиантом.

Вслед за этим в селение вступила рота немецкой пехоты. Французские стрелки бежали в горы. Немецкий офицер, озлобленный убийством своих солдат, обвинил всех жителей деревни в пособничестве и потребовал, чтобы ему выдали шестерых крестьян, которых он решил расстрелять в отмщение за убитых немцев. Он пригрозил, что если шестеро крестьян не придут добровольно, то вся деревня будет сожжена.

Надеяться на пощаду крестьянам было нечего. Пришлось им бросить жребий: кому умирать. И шестеро ни в чем не повинных людей были выданы немцам. Их заперли в деревенской школе.

II

Вечером перед казнью к немецкому офицеру пришёл деревенский священник. Он попросил у офицера разрешения принести узникам последнее утешение веры Христовой. Офицер разрешил, и дежурный провёл священника в тёмную школу.

Слабый свет фонаря тускло озарял шестерых крестьян. Руки их были связаны. Они так ослабели от голода и горя, что едва понимали слова священника. Двое из них привалились в беспамятстве к стене; один трясся в лихорадке. Ближе всех стоял спокойный с виду, высокий крестьянин, лет сорока, вдовый отец пяти детей-малолеток.

Вначале он безропотно слушал слова священника, но отчаянье всё сильней и сильней подступало к его сердцу, и, наконец, он не выдержал и крикнул:

— Хорошо вам, батюшка, утешать. Вашу рясу никто не тронет. А мы чем виноваты? Волки режут друг друга, а овцы расплачивайся за них.

Потом он тихо и со слезами простонал:

— Детки мои бедные, что с вами будет? Пропадёте вы без меня. — И опять закричал: — Пусть лучше и детей убьют со мною! Всё равно им придётся умереть с голоду. Может, и они повинны в убийстве немцев, которые, как звери, ворвались к нам!

С глубокой скорбью слушал священник стенания крестьянина, пытаясь успокоить его. Наконец священник простился с узниками и пошёл в раздумье к дому, где поселился немецкий офицер.

III

Офицер сидел на крыльце, любуясь звёздною ночью. Он курил трубку, прихлёбывая небольшими глотками пиво из стоявшей подле него кружки.

Подойдя к офицеру, священник сказал:

— Господин офицер, вы хотите расстрелять шестерых наших крестьян. Никто из этих людей не стрелял в вашу команду. Стрелки, сделавшие это, давно исчезли. Значит, умысел ваш не в том, чтобы казнить истинно нападавших, а, должно быть, в том, чтобы нагнать страх на весь наш округ. Значит, вам мало важности в том, кого именно расстрелять?

Офицер важно кивнул головой, выпуская из губ лёгкие кольца дыма.

— Я думаю даже, — продолжал священник, — что чем известнее в окрестности будет расстрелянный, тем грознее будет пример. Я пришёл просить у вас милости: разрешите мне занять место отца пятерых детей. Он и я — мы оба равно ни в чём не виноваты, но моя смерть будет, выгодней для вас, потому что меня здесь все знают.

Подумав немного, офицер процедил сквозь зубы:

— Если вам так хочется — пожалуй! Мы переменим.

IV

На заре следующего дня пленных крестьян со священником повели в поле за деревню. Крестьяне брели, понурив головы. Один священник был твёрд душой и ободрял товарищей. Их подвели к яме, против них выстроились солдаты. Ждали только офицера. Священник молился:

— Отче наш, так же, как и возлюбленный Сын Твой, я, недостойный, молю Тебя: отпусти им, ибо не ведают, что творят!

Вдруг показался офицер. Рядом с ним ехал на коне немецкий генерал. Держа руку под козырёк, офицер о чём-то докладывал генералу, показывая рукой на связанных французов.

Генерал подъехал ближе и поздоровался с солдатами. Он пристально посмотрел на священника и сказал офицеру что-то такое, от чего у того побагровело лицо, и он, обернувшись к солдатам, громко скомандовал:

— Разрядить ружья! Его превосходительству угодно помиловать всех этих людей ради мужества их священника. Развяжите им руки!

Когда освобождённый священник проходил мимо офицера, тот насмешливо поклонился ему и сказал:

— Поздравляю вас!

Священник остановился и кротко ответил ему:

— А я поздравляю вас и ваших солдат. Офицер удивлённо спросил:

— То есть с чем это?

— С тем, — ответил священник, — что не пришлось вам и им лишний раз убивать людей — своих братьев.

Девятнадцатого ноября шестьдесят седьмого года над южным краем немецкого государства прошла грозная буря. Страшный ливень лил безостановочно двадцать часов. Ручьи стали бурными реками, реки выступили из берегов и залили землю на десятки километров вокруг.

Было часов девять вечера этого ненастного дня, когда хромой мальчуган Карл Спрингель вышел из железнодорожной сторожки, чтобы отнести ужин отцу, который служил сторожем на железной дороге.