В области Тренто был некогда синьор, прозывавшийся мессером Гульельмо да Кастельбарко.[155] И был при нем на жалованье (как я когда-то слышал) некий человек по имени Бонифацио да Понтриемоли,[156] которого он очень любил, потому что тот, будучи достойным человеком и заведуя его пошлинами и налогами, заслуживал этого. От жалованья и пользы от службы, поступая, однако, вполне честно, он разбогател и имел денег, пожалуй, шесть тысяч лир в болоньинах. И вот однажды в пятницу, когда Бонифацио сидел за столом с синьором и другими его приближенными и были поданы макароны и разложены по тарелкам перед каждым, синьор, увидев, что названный Бонифацио ест макароны с хлебом (а в названных краях был голод) рассердился и тотчас же приказал своим людям схватить его. Те тотчас же подошли к нему и взяли его. Тогда изумленный Бонифацио спросил синьора: «Синьор мой, что побуждает вас так гневно приказать взять меня?»

Синьор ответил на это: «Ты это отлично знаешь: ты ешь хлеб с хлебом. А между тем ты видишь, что люди голодают и что во всем большая дороговизна. Так что же ты думаешь – что я дурак и этого не вижу?»

Услышав о таком обстоятельстве, Бонифацио решил, что синьор развлекается и начал было улыбаться.

Тогда синьор сказал ему: «Ты смеешься, а? Я заставлю тебя смеяться иначе. Отведите его в тюрьму, и смотрите, чтобы он не убежал».

Бонифаций увели и посадили в тюрьму. Через несколько дней его присудили к уплате шести тысяч лир в болоньинах за то, что он хотел смутить покой не только синьора, но и всей провинции, тем более, что дело происходило во время голода. И пришлось Бонифацию вернуть то, что он когда-либо приобрел на службе у синьора, а также то, что у него было в доме; и уплатил он названные деньги, причем синьор бросил ему такие слова, что он оказал, мол, ему величайшую милость, оставив ему жизнь.

Пусть поэтому служит синьорам всеми силами кто хочет. Ведь несомненно, что, кто не умеет расстаться с ними и служит им всеми силами, редко кончает хорошо, как это видно на судьбе многих, о которых можно было бы рассказать. Названный мессер Гульельмо отнял также все, что тот имел, у одного из своих слуг или подчиненных за то, что тот велел сунуть его оружие на каминную плиту, поставленную для того, чтобы задерживать дым. Виновник получил затем по заслугам… его уморили в тюрьме.

В те времена, когда мессер Мастино[157] правил Вероной, попал ему в руки некий человек, который служил пехотинцем и был взят в плен, и стал он служить у Мастино. Будучи человеком опытным и сведущим, он прослужил у него целых двадцать лет, очень хорошо распоряжаясь при этом делами синьора, и разбогател. Пришло в голову мессеру Мастино то же самое желание, что и мессеру Гульельмо в предыдущей новелле, и задумал он потребовать у своего управителя для просмотра счета, и так и сделал. Однажды утром он позвал его и сказал: «Пойди-ка сюда, приведи в порядок все свои счета по моим делам, которые проходили через твои руки с тех пор, как ты служишь при моем дворе».

Тот почувствовал себя очутившимся в затруднительном положении, так как сообразил, что он никогда не сможет показать синьору то, чего тот требует, но тем не менее ответил: «Дайте мне срок, и я постараюсь исполнить ваше приказание».

А Мастино сказал ему: «Ступай, и когда все будет у тебя готово, приходи; я распоряжусь насчет того, кто вместо меня просмотрит вместе с тобой упомянутые счета».

Управитель ответил: «Все будет сделано, синьор мой».

Он возвращается к себе домой и не видится некоторое время с синьором; но когда он принялся раздумывать над делом, то чем больше он размышлял над ним, тем более затруднительным казалось ему положение, в котором он очутился. Осматривая свой дом, он увидел круглый щит, шлем, дротик, камзол с ножом на поясе – вещи, с которыми он некогда явился к вышеназванному синьору, когда устроился у него на службе И вот, одевшись так, как он был одет, когда пришел к нему, и захватив с собой все свое старое оружие он, не откладывая дела, на следующее же утро предстал в таком виде перед мессером Мастино.

Увидев его, Мастино изумился и сказал: «Что это значит, что ты так вооружился?».

– «Синьор мой, – отвечал тот, – вы приказали мне отчитаться в том что сделано мною в ваших делах с тех пор, как я стал слугой вашей милости. Так вот, синьор мой, я не вижу никакого другого лучшего способа сделать это вам, чем тот, какой вы видите. Вы знаете, синьор мой, что, когда я поступил к вам на службу, я был жалким солдатом; вот все, что было тогда на мне и все то жалкое оружьишко, которое вы видите сейчас со мною. Тем самым я отчитался. Я не унесу отсюда ничего другого, кроме того, что принес с собой; я уйду бедняком, каким сюда пришел; все остальное добро, так же как дом со всем тем, что в нем находится, я оставляю вашей милости».

Мессер Мастино, как мудрый синьор, взвесив предусмотрительный и тонкий ответ слуги, сказал: «Да не будет угодно богу, чтобы я отнял у тебя то, что ты заработал у меня. Ступай, делай честно мои дела и впредь не сомневайся в тем, что я сдержу слово».

Управитель поблагодарил синьора, и показалось ему, что он отчитался вполне хорошо. И до конца своей жизни он оставался при дворе мессера Мастино, и был синьору дороже всех других служивших у него.

Так вот, читатель, подумай, насколько неразумен тот, кто остается долго при дворе какого-нибудь синьора, и как легко синьоры в один миг отворачиваются от человека и лишают его имения. И смотри, не опасно ли это, ибо, вообразив, что слуга собирается убить его, он начинает верить этому и разделывается с ним. А потому, кто хочет кончить игру, когда у него карман' полон, пусть не остается до конца боя; ибо большинство, как это можно ясно видеть на многих, лишаются и того, что имеют.

Каждый слышал, вероятно, кем был Джотто и насколько великим художником он был по сравнению со всяким другим. Прослышав о его славе и желая, может быть ввиду намерения своего сделаться кастеляном, расписать свой павийский щит, один ремесленник, человек грубый, отправился тотчас же в мастерскую Джотто в сопровождении слуги, несшего за ним щит, и, застав там Джотто, сказал ему: «Спаси тебя боже, мастер! Мне хотелось бы, чтобы ты написал мне на этом щите мой герб».

Видя, что за человек перед ним и как он себя держит, Джотто сказал только: «К какому времени нужно сделать работу?» Тот объяснил ему.

Тогда Джотто сказал: «Хорошо, я сделаю».

И заказчик ушел. Оставшись один, Джотто начинает рассуждать сам с собой: «Что это значит? Уж не послали ли его, чтобы посмеяться надо иной? Все равно. Никогда еще не приносили мне для росписи щита. Принесший его – простой человек, а хочет, чтобы я написал ему его герб, словно он из французских королевичей. Нужно сделать ему непременно совершенно особый герб». Рассуждая так сам с собой, он стал перед упомянутым щитом и нарисовал на нем то, что ему пришло в голову, а затем сказал одному из своих учеников, чтобы тот закончил работу в красках. Ученик так и сделал. На щите были написаны: шлем, нашейник, пара нарукавников, пара железных перчаток, пара нагрудников, пара набедренников и поножей, меч, нож и копье.