Ив поклонился королю и, встав на колени рядом с ложем, поцеловал холодную руку Иоанна Слепого. Рука эта чуть шевельнулась под его губами и затихла. Ив встал, снова поклонился и вышел.

У него оставалось еще одно важное дело: Ив отправился на поиски Эрри. Он понимал, что простолюдина закопают в общей могиле, и потому решил взять на себя заботы о погребении оруженосца.

Бретонца он нашел там, где застала его смерть: раскинув руки, с кинжалом в кулаке, он лежал на земле, и трава под ним смялась и почернела. Ив узнал его по одежде. Стараясь не смотреть оруженосцу в лицо, до неузнаваемости изуродованное ударом, Ив накрыл тело плащом и попробовал поймать лошадь, которая продолжала пастись поблизости как ни в чем не бывало.

Ив уговаривал животное сперва по-английски, а затем и по-французски. Лошадь насторожила уши и, чуть напрягая ноздри, нежно заржала, услышав слова «Белые чулки», произнесенные на языке «ойль»: Ив правильно угадал ее имя.

Он поднял на руки тело Эрри и взвалил на спину лошади. Та смирно стояла на месте, водя глазами, а потом неожиданно попыталась укусить Ива. Но молодой человек держался настороже и вовремя треснул норовистую лошадку кулаком в живот — это принудило ее к повиновению.

Ведя лошадь в поводу, Ив двинулся вниз по холму, на звук колокольного звона.

В аббатстве бурлила жизнь. Монахи, полубратья и миряне из тех, что работают на монастырских землях и считают себя едва ли не главными членами аббатства, — все суетились и шумели. На телегах привозили тела убитых и раскладывали их в монастырском дворе: французских баронов — отдельно, герцогов — отдельно, дворян — отдельно; и отдельно клали англичан.

Писари — их было тут шесть человек, — расхаживали с важным видом и заносили имена в особые списки. Они вели подсчеты, делали у себя какие-то пометки и держались так деловито, словно речь велась о мешках с зерном.

Ив с его ношей решительно никого не заинтересовал. На него вовсе не обращали внимания, пока он стоял и смотрел на всю эту кипучую арифметику смерти.

Внезапно Ив понял, что и сам устал скорбеть и поражаться. Единственная смерть, которая продолжала причинять ему боль, была смерть его оруженосца, земляка, принявшего на себя удар, предназначенный самому Иву. Ив не знал, какая сила заставила Эрри так поступить. Бретонец боялся сражения, он старался держаться за спиной у Ива и вообще оставаться незаметным. И вдруг сам бросился под меч.

Наконец об Ива буквально споткнулся взъерошенный монашек в чумазой рясе.

— Что вам угодно, сир? Желаете помочь? Раненых мы отвозим в лазарет, за братские кельи, — я покажу, где.

— Нет, — остановил его Ив, — я хотел бы, чтобы этого человека похоронили отдельно, после совершения над ним всех надлежащих обрядов, так, чтобы я мог впоследствии приходить на его могилу — помолиться о нем и себе.

Монашек, занятый сразу десятком разнообразных мыслей, рассеянно прищурился.

— Ваш брат? — спросил он и жестом подозвал одного из писарей. — Еще один дворянин…

— Англичанин? — спросил писарь, вынимая из-за пояса новую табличку.

— Нет, бретонец… Англичанин, — спохватился Ив. — Я хочу сказать, он, как и я, сражался рука об руку с принцем Уэльским…

— А, — сказал писарь, — да, там было жарко. Я находился поблизости. Один раз даже испугался. Вы видели, как погиб слепой король?

— Он еще жив, — сказал Ив. — Он умирает. Его величество велел перевязать ему раны и сам находится при его смертном одре…

Писарь махнул рукой и приготовился вдавливать буквы в мягкий воск таблички:

— Соблаговолите сообщить имя вашего брата, сир. Прошу меня простить — у нас очень много работы.

— Моего брата зовут Эрри де Керморван, — сказал Ив. — И я хотел бы, чтобы впоследствии его могила была отмечена особым образом…

— Все будет сделано, — заверил писарь таким тоном, что Ив мгновенно догадался: ничего сделано не будет.

Тогда Ив разыскал монаха постарше, поважнее, не занятого тасканием трупов, и, встав перед ним на колени, попросил у него благословения. Несколько секунд тот рассматривал молодого рыцаря, а затем вдруг засмеялся.

— Сперва я не понимал, чего ты хочешь, а теперь вдруг понял! — сказал он. И благословил Ива.

Ив, не вставая с колен, повторил свою просьбу насчет Эрри и добавил:

— Я хочу также пожертвовать обители коня, на котором сражался мой брат. Это прекрасное животное, настоящий рыцарский конь.

Монах шевельнул бровями:

— Я слышал, англичане бились пешими.

— Да, это так, — быстро поправился Ив, — я хотел сказать, что желаю подарить обители боевого скакуна моего брата. Разумеется, мой брат бился пешим, — зачем-то прибавил он.

Он встал, вернулся к лошадке с белыми чулочками и бережно снял с седла завернутое в плащ тело.

— Положите его отдельно, сын мой, — сказал монах, хватая лошадь под уздцы. — Мы сделаем все, как вы просите.

Неожиданно усталость одолела сира Ива. Он остался в монастыре, решив передохнуть здесь хотя бы до вечера. На него опять перестали обращать внимание. Ив уселся в тени, привалившись к одной из колонн внутреннего дворика, и некоторое время старался ни о чем не думать.

Но затем мысли его возобновили движение, и особенно настойчивой была одна: аббатство превратило смерть в младшую сестру арифметики. Столько-то графов, столько-то баронов, столько-то тяжеловооруженных воинов. И даже павшее в битве мужичье сосчитано и разложено в ожидании погребения.

И постепенно Иву начало казаться, что он и сам не то мертв, не то сосчитан, не то, наоборот, явился сюда для того, чтобы убивать и считать, и в конце концов отвращение взяло верх над всеми прочими чувствами.

Зайдя на краткое время в церковь, где также кипела суета в ожидании большой мессы, сир Ив поспешил покинуть аббатство. Ему следовало отыскать Единорога и поскорее уехать из Креси. Король Англии победил — теперь король Англии может обойтись без Ива де Керморвана.

Ив медленно побрел обратно, в долину. Один раз из леса донесся мгновенный шум стычки — звон оружия, крики, ржание коней, — но почти сразу все стихло. Ив даже не повернул головы.

Дорога между деревней Креси и аббатством была теперь так же густо заселена, как и река Сомма несколько дней назад. Люди сновали по ней взад-вперед, тела погибших находились повсюду. Земля смердела. То и дело вскидывался и принимался удирать перепуганный конь. Катили телеги, нагруженные ранеными, которые хрипло стонали и вскрикивали на всех ухабах.

Ив беспрепятственно шел сквозь всю эту суету. Ни один человек не остановил молодого сира де Керморвана, как будто того и не существовало на свете.

Один раз мимо пронеслась нарядная кавалькада — пять или шесть смеющихся молодых рыцарей из свиты принца Уэльского. Следом ехал мрачный граф Уорвик.

Завидев Ива, Уорвик остановился.

— Вы печальны, друг мой, — заговорил он с бретонцем.

— Я потерял брата, — сказал Ив.

— Разве вы были с братом? — удивился граф Уорвик.

— Человек, которого я выдавал за моего оруженосца, — пояснил Ив. — На самом деле это мой старший брат. От рождения он был слабоумным, вот его и надумали сделать оруженосцем, чтобы он не опозорил семью. У бретонцев так принято. Вследствие своего слабоумия, вчера он закрыл собою меня, приняв на свою глупую голову удар, которому надлежало рассечь меня пополам. Я отвез его тело в аббатство. Надеюсь, его похоронят так, как я просил.

— Какая удивительная история! — проговорил граф Уорвик, не зная, верить ли подобным бредням.

— О, вам следует побывать в Бретани, граф! — непринужденно молвил Ив де Керморван. — Надеюсь, впрочем, как-нибудь принять вас у меня в замке. Вам понравится. Я познакомлю вас с моим наставником — его зовут Эсперанс, и вы узнаете много такого, о чем ни в Англии, ни даже в Уэльсе и слыхом не слыхивали!

Ив возвращался в Бретань тем же путем, что и добирался до Креси. Кампания короля Эдуарда во Франции была на этот год закончена. Уорвик, правда, предлагал Иву остаться при особе принца Уэльского, суля молодому бретонцу недурную карьеру. Многое роднило Ива с принцем, особенно — общий день посвящения в рыцари и великая битва, которую они выиграли; но Ив решительно отказался.