За его спиной начал клубиться белый дым. Лунный свет пронизывал этот дым, наполняя его свечением.

— Призрак, — шепнул сир Ив.

Мархерид прижалась к нему. Музыка смолкла, голоса утихли — молодые люди собрались в кучу и не отрываясь смотрели на развалины, где происходило нечто очень странное.

— Призраков двое, — еле слышно выдохнула Мархерид на ухо сеньору. Ей пришлось наклониться над ним, как над ребенком. — Мужчина и девушка. Он уже появился — скоро следует ожидать и ее…

Мужчина шевельнулся опять. Теперь Ив видел его профиль, резко очерченный, с крупным носом и выступающим вперед подбородком. Образ неизвестного отчетливо выделялся на фоне светящегося тумана.

В тумане медленно проступила вторая тень, сгусток белизны — но белизны мертвенной, холодной. Мелькнул образ юной девушки с нежным овалом лица, с огромными, тающими в тумане глазами. Туман то поглощал ее полностью, то позволял ей на мгновение вынырнуть и показаться на поверхности, чтобы затем вновь погрузиться в этот клубящийся омут.

Затем девушка вдруг освободилась от призрачных тенет и встала рядом с мужчиной. Их ладони соприкоснулись, и улыбка счастья, вырастающего из самых глубин скорби, показалась на исстрадавшемся лице мужчины. Ива поразила жадность, с которой оба призрака впитывали близость друг друга.

— Они были очень влюблены, — прошептал он. — Почему же с ними случилось все это?

Ему не ответили: собравшиеся молодые люди начали окликать призраков и просить их благословения.

— Посмотрите на нас! Благословите нас!

— Мы не хотим расставаться ни в этой жизни, ни в будущей!

— Мы любим друг друга!

— Дайте нам благословение!

Белая, тонущая в тумане девушка протянула вперед руку, пальцы ее задрожали. Внезапно она отдернула руку и закричала. Пронзительный этот вопль разлетелся над утесом, и даже море, шумевшее внизу, неожиданно замолчало. Голоса молодых людей оборвались. Стало очень тихо.

Мужчина вышел вперед, загораживая собой белую тень. Теперь Ив понял, что девушка слепа, но мужчина видит все: зоркие глаза призрака останавливались на каждом из присутствующих, и юноши и девушки ежились, закрывали лица руками, вздыхали, многие принимались плакать. Затем ледяной взгляд мертвеца замер, и Ив почувствовал, как холод пробирается в его кровь.

Мархерид, стоявшая рядом с ним, отшатнулась и выпустила руку молодого сеньора. Отошли от него и прочие, все, кто был неподалеку. Ив остался один, и призрак смотрел прямо ему в глаза. Острые иглы впивались в зрачки Ива; никогда в жизни мальчику не было еще так холодно.

Призрак заговорил. Он произнес только одно слово:

— Керморван.

И после этого все исчезло — и белый туман, и черный силуэт в окне.

Ив без сил опустился на землю. «Керморван». Призрак узнал его. Отравленная кровь рассказала привидению нечто, чего не знал и сам мальчик, в чьих жилах она текла.

Вокруг Ива бродили какие-то люди. Праздник был испорчен. Безжалостный лунный свет горел над Ивом, и всякий мог увидеть молодого сеньора — испуганного, опустошенного. Никому не было до него дела — все пытались исправить настроение и все-таки повеселиться, хотя бы чуть-чуть, несмотря на то, что благословения призраков в этом году так и не последовало.

Ив чувствовал себя совершенно одиноким. Люди, для которых он когда-нибудь станет господином, оставили его наедине со случившимся. Все, даже Эсперанс.

Усилием воли он сбросил с себя оцепенение и повернул голову. Нет, все-таки он не вполне был справедлив к своим спутникам. Кое-кто остался: рядом на земле сидела Мархерид и терпеливо ждала, когда он обратит на нее внимание.

— Ступай к остальным, — сказал Ив. — Нечего тебе делать со мной.

— Я пришла с вами, мой господин, и уйду тоже с вами, — ответила некрасивая девушка. — Все равно никто не пригласит меня танцевать.

Ив придвинулся поближе к ней, и теперь они двое находились вне людского племени, наедине со своей судьбой, с развалинами старого замка и с исчезнувшими призраками.

— Кем они были при жизни, эти двое? — спросил Ив.

Мархерид заговорила «сказочным голосом», перебирая его пальцы, как будто он был маленьким ребенком и нуждался в утешении перед сном:

— Давным-давно один юноша полюбил одну девушку и хотел вести ее к венцу. Она отправилась в лес, чтобы собрать цветов для своего свадебного убора, — и там ее увидел Эрван де Керморван, здешний сеньор. Она показалась ему такой красивой, что он немедленно остановил рядом с нею своего коня и спросил, что она делает одна в глухом лесу. Девушка объяснила. Тогда он объявил, что той свадьбе не бывать, потому что он сам намерен взять ее в жены. Так она ему приглянулась!

— Чем же закончилось дело? — спросил Ив.

— Она умерла, — ответила Мархерид просто.

— А ее жених?

— Стал священником и много лет служил мессу, но никто никогда не видел его улыбки, — даже Бог не сумел утешить его после того, как он потерял свою любовь.

— «Керморван», — повторил Ив. — Он назвал мое имя.

— Перед смертью тот священник проклял весь ваш род, мой господин, — сказала Мархерид. — И с той поры ни один Керморван не был счастлив в браке. Всем доставались жены либо уродливые, либо злые, а если уж попадалась красивая и добрая, вроде вашей матушки, мой господин, то она рано умирала…

Она как раз добралась до мизинца сира Ива и нащупала свое плетеное колечко. Ив тоже почувствовал это прикосновение и улыбнулся через силу:

— Я взял бы тебя в жены, Мархерид, чтобы исполнилось проклятье касательно неудачного брака, — ведь ты считаешь себя некрасивой, да и я, честно признаться, тоже так думаю… Но я не хочу, чтобы ты рано умерла.

— Коль скоро я уродлива, то буду жить долго, чтобы сполна отравить вам жизнь, мой господин, — сказала Мархерид.

Ив покачал головой:

— Сдается мне, с тобой я был бы счастлив, ведь ты добра и заботлива. А если тебя приодеть, то не так уж и некрасива… Нет, Мархерид, ты заслуживаешь счастья попроще и понадежней. В таких вещах, как любовь и смерть, нельзя полагаться на одну только внешность, слишком уж она бывает переменчива.

Девушка вздохнула, поцеловала молодого сеньора в щеку и поднялась.

Они ушли далеко от всех остальных и целую ночь бродили по берегу, слушая ропот моря; иногда они замечали мелькающие в темноте факелы и тогда поспешно уходили еще дальше, потому что им хотелось оставаться наедине. Иногда они садились на песок, и Ив пытался ласкать Мархерид, и все, что он замечал в ее теле, удивляло его, потому что прежде он никогда не прикасался к женщинам. И Мархерид он тоже доставил немало радости и удивления.

Смерть отца не так сильно повлияла на Ива, как приезд дяди, сира Врана.

Сеньору Алену, когда он скончался, было почти сорок лет, в то время как сиру Врану — не более тридцати. Умирающий отец казался подростку стариком, чужим, отжившим век; вновь прибывший дядя был ослепительно молод и хорош собой.

Что касается Эсперанса, то сир Вран решительно ему не нравился, однако свое мнение воспитатель Ива предпочел скрыть. Кое-что о Вране Эсперанс помнил еще по временам Яблочной войны, а кое о чем догадывался. С приездом Врана Эсперанс почти мгновенно отошел для Ива на второй план да так там и затаился.

О да, сир Вран сразу затмил собою всех. Он явился в сопровождении нескольких слуг, верхом на великолепной лошади. Никаких вещей при нем не было, но одежда его сверкала на солнце: золотое шитье, блестящий мех, широкая цепь на груди, причудливый головной убор, отделанный шелком.

Худенький бледный подросток, вышедший встречать важного гостя, вел себя со спокойным достоинством, как и подобает наследнику Керморвана, но удержаться от простодушной, во все лицо улыбки не сумел: при виде столь великолепного родственника мальчик пришел в настоящий восторг.

В первый раз Ив осознал, каким одиноким было его детство и какой одинокой обещала стать его юность: он вырос без ровесников. В замке не жило никого, кто был бы ему близок по возрасту.