Если эта вещица — скромное подношение любви, то почему она так и осталась на пороге? А если простое украшение — то почему, когда венок завял, его не убрали слуги?

«И почему, — добавил Неемия новый вопрос к списку прежних, — он сплетен так небрежно? Слуга побоялся бы наказания за плохую работу — нет, похоже, тут потрудился сам Вран…»

Предположения вихрем проносились в кудрявой голове Неемии, между тем как его красивое лицо оставалось совершенно спокойным. Наконец он решился и, переступив через венок, осторожно приоткрыл дверь.

Он увидел огромную развороченную постель и маленькую масляную лампу, которая почти не рассеивала мрак.

Навстречу ему хлынули отвратительные запахи. Здесь жил кто-то, кто давно не мылся и никогда не прибирал за собой. В этой комнате он спал и ел. Часть еды успела испортиться, а объедки не убирали, судя по всему, уже несколько дней.

Неемия поневоле ахнул и закрыл ладонями рот. И только когда глаза его попривыкли к сумраку, а в горле перестало першить, он разглядел существо, что находилось в комнате.

Перед ним сидело отвратительное чудище со свалявшимися серыми волосами. Подушки жира обкладывали его со всех сторон. Грубую темную кожу усеивали красноватые бородавки, похожие на насосавшихся клещей.

— Господи! — вырвалось у Неемии.

Существо медленно повернуло голову на толстой шее и посмотрело прямо в глаза молодому еврею.

— Ты!.. — прохрипело оно.

Он отступил на несколько шагов, медленно приближаясь к выходу. Крохотные глазки чудища следили за ним неотрывно, мясистые губы беззвучно шевелились. Однако монстр не делал ни одного движения, чтобы схватить своего неожиданного гостя или хотя бы остановить его. Неемия уже ощущал лопатками спасительную дверь, когда грудь чудовища заходила ходуном, из горла вырвалось клокотание, и оно произнесло:

— Останься, прошу тебя…

Неемия замер. Несколько мгновений сострадание боролось в нем со страхом, а страх — с отвращением; в конце концов, сострадание победило.

— Я останусь с тобой, — обещал он. — Только позволь мне закрыть лицо.

— Так требует твоя религия? — осведомилось существо.

— Религия? — Он озадаченно моргнул, а затем покачал головой: — Нет, просто ты дурно пахнешь…

— А, — сказало оно и чуть пошевелилось.

Неемию окатило новой волной запахов, и он поскорее вытащил из-за пазухи тонкий платок, который и приложил к лицу.

«Странно, — подумал Неемия. — Оно не только любопытно, но и, пожалуй, вежливо…»

— Я тебя прежде не встречала, — сказало чудище.

«Женщина, — Неемия чувствовал, как в нем растет ужас. — Оно считает себя женщиной».

Он ответил:

— Я здесь впервые. Раньше в замок приезжал мой дед, а до него — другой мой родич, Мелхиседек.

— Еврей, — глухо выдохнуло чудище. — Почему же ты не бежишь отсюда со всех ног, с воплем, что тебя осквернили? Я помню, что евреи брезгливы.

— Я бы убежал, — сказал Неемия просто, — да мне отчего-то стало жаль тебя.

Чудище замерло. Крохотные, заплывшие глазки так и впились в лицо гостя. Казалось, эта осмысленная гора жира пытается проникнуть в самую глубину мыслей своего собеседника. Наконец оно прошептало:

— Ты не врешь?

— Зачем мне лгать? — удивился Неемия.

— Вран говорит, что ваше племя лукаво.

Он покачал головой:

— Что бы ни говорил Вран, во мне ты можешь не сомневаться. Если хочешь, я буду твоим другом.

Красноватые глазки чудища блеснули:

— А вдруг я сейчас позову стражу? Представь только, как поступит с тобой Вран!

— Значит, я в тебе ошибся, — ответил Неемия. — Впрочем, не думаю, чтобы я ошибался. Кто ты? Как тебя зовут?

— Я — корриган, и здесь меня называют Гвенн, — сказало существо. — Я отдала два своих дара человеку, которого ненавижу.

— Значит, это ты — источник процветания и долголетия сира Врана, — проговорил Неемия. — Так я и предполагал…

— Ты предполагал, что найдешь в этом замке корриган? — удивилась Гвенн.

— Многие подозревают сира Врана в том, что он занимается колдовством, — пояснил Неемия. — Однако мне известны и нрав сира Врана, и его обыкновение ничего не делать собственными руками. Поэтому я усомнился на сей счет.

— А ты — умный еврей, — сказала корриган.

— Зато ты — глупая корриган, — хмыкнул Неемия. — Как вышло, что ты попала к нему в руки?

— Он перехитрил меня. Ты видел венок там, у порога?

— Да, — сказал Неемия. — Весьма уродливый, увядший венок.

— Вот так он и держит меня в плену, — объяснила корриган.

— Но эту вещь могли убрать слуги, — удивился Неемия. — Как же вышло, что никто, даже по случайности, не освободил тебя?

— Дверь в эту часть башни всегда заперта, — ответила корриган. — Не понимаю, как тебе удалось сюда пробраться.

Неемия пожал плечами:

— Видишь ли, у меня есть одно свойство, — дед говорит, я унаследовал его от моей матери, которая беременная заглядывалась на цыган: я умею проникать в любую щель. Если кто-то по случайности не заложил засов — я войду и непременно увижу что-либо, что видеть мне никак не подобает.

— Полезное свойство! — одобрила корриган. — Возможно, сегодня Вран и вправду забыл закрыть за собой… Но я хорошо знаю людей. Обычно они стараются обходить стороной то, что их пугает. К тому же и запах здесь ужасный. А ты почему не испугался?

— Я — другое дело, — сказал Неемия. — Кое в чем я совершенно не похож на других людей.

— Это потому, что ты еврей.

— Э нет, ведь и на других евреев я тоже порой не похож…

— Стало быть, ты такой человек, — сказала корриган задумчиво. — Человек, не похожий на других людей. Может быть, твоя мать заглядывалась на корриганов?

— Нет, — сказал Неемия.

Корриган долго молчала, прежде чем заговорить снова:

— Если ты действительно хочешь мне помочь, разорви венок. Только не пользуйся ножом или другой вещью из холодного железа, порви сплетенные травы голыми руками.

Неемия кивнул.

А корриган продолжала:

— Тогда-то я и отдам Врану третий дар — и буду свободна. Но мне понадобится лошадь.

— Боюсь, тебе придется уйти пешком, — возразил Неемия. — Ни одна лошадь тебя не поднимет.

— На этой кровати я просидела без малого сотню лет. — Она горестно посмотрела на свои распухшие ноги. — Я не то что бежать, я и стоять-то не в силах. Ты определенно не можешь украсть для меня пару лошадей и телегу?

Пока Неемия размышлял относительно лошадей, телег, краж и погонь, корриган думала о своем и в конце концов нарушила молчание:

— Ты ведь не шутил, когда обещал мне свою дружбу, Неемия?

— Нет.

— И сделаешь то, о чем я попрошу?

— Если это будет касаться только тебя и меня — да, сделаю.

— Поклянись! — потребовала она.

И Неемия поклялся, хотя поступать так не стоило.

Тогда Гвенн сказала:

— Тебе придется нести меня на своих плечах, Неемия, иначе я навсегда останусь в этом замке, в плену.

— Я сделаю все, в чем поклялся, — сказал Неемия, и слезы показались у него на глазах. Не то что поднять эту тушу на руки — ему и прикоснуться-то к ней было жутко!

— Спеши! — Корриган шевельнула жирной рукой, показывая на выход. — Скорей! Освободи меня!

Он быстро вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

В коридоре Неемия остановился, прижавшись спиной к каменной стене. Он смотрел на венок. Обычная серенькая травка, скрученная жгутом. Представив себе существо, которое ожидало его в комнате, Неемия вздрогнул всем телом. И ведь так легко, так просто спастись от мерзкого чудовища! Нужно только перешагнуть через венок и уйти. Завтра дверь сюда окажется запертой. И Неемии не придется осквернять себя прикосновением к этой твари.

Он долго колебался. По временам его охватывала решимость, тогда он наклонялся и пальцем дотрагивался до венка. Но тотчас же ему чудилось, будто он щупает склизкую змею, и он отдергивал руку. Голова у него кружилась, он снова прислонялся к стене и закрывал глаза.

И тогда перед его взором вставала расплывшаяся женская туша. Как он мог дать ей слово? Как согласился нести ее на плечах? И что сделает с ним Вран, если Неемия украдет главное достояние замка?