— О Керморване.

— Что ж, расскажу, только вам это не понравится, потому что начинать мне придется с вашей смерти… До замка дошло известие о том, что сир де Керморван убит в великом сражении и погребен в аббатстве Креси-Гранж. Вран тотчас отправил туда капеллана и еще дюжину человек, чтобы во всем удостовериться. — Эсперанс подошел к Иву и уселся рядом, вытянув ноги до самого моря.

— Они видели могилу? — спросил Ив.

— Определенно, — кивнул Эсперанс.

— Чье имя на ней написано?

— Ваше, мой господин. Так они сказали.

Ив смотрел вдаль, избегая встречаться с Эсперансом глазами.

— Кто сейчас владеет замком Керморван?

— Да вы, кажется, плохо меня слушали! — рассердился Эсперанс. — Сир Вран, ваш дядя. Вот кто!

— Но ты ведь сам говоришь, что прошло уже девяносто лет, Эсперанс.

— Сир Вран жив-живехонек и здоров-здоровехонек. Убедитесь лично, если вам взбрела такая охота.

Сир Ив глубоко втянул ноздрями соленый воздух. Луна набирала силу, поднимаясь все выше на небо. Море шумело вкрадчиво, проникая во все уголки души и заполняя их.

— Пойдем со мной! — попросил Ив Эсперанса. — Тот, кто покидает Озеро Туманов, попадает в мир чуждый, к незнакомым людям, и быстро погибает, — так меня предупреждали. Но святой Гвеноле послал мне встречу с тобой. И если раньше я самую малость боялся выходить, то теперь не боюсь даже этой малости.

Оказавшись в плену, Гвенн в первые дни отчаянно пыталась освободиться. Но ни единой бреши не оставил ей в незримой стене сир Вран: венок, которым оплели покои пленницы, был связан накрепко и стянут для верности нитками.

Поняв, что ей не вырваться, Гвенн уселась на кровати, сложила на коленях руки, уставилась в стену мертвым взглядом и так просидела она и день, и два, не шевелясь и не обращая ни малейшего внимания на людей, входивших к ней с угощеньями, питьем, нарядами, драгоценностями. Ни одного взгляда не бросила она на эти подношения. И никак не отзывалась, если ее окликали по имени.

Прошло не меньше недели, прежде чем корриган очнулась от тяжелого раздумья и набросилась на еду. Она ела и ела, точно собиралась насытиться впрок. Слуги едва успевали приносить яства и убирать пустую посуду.

Еще через неделю Гвенн заговорила. Слуги донесли об этом хозяину замка, и сир Вран поскорей явился к пленнице.

Он едва узнал свою чудесную возлюбленную. Она сидела на кровати, отдуваясь и широко расставив ноги, дабы дать место гигантскому брюху. Ее груди, прежде бывшие кругленькими, как яблочки, теперь разбухли и обвисли. Загорелые тонкие руки превратились в подобия окороков. Но хуже всего пришлось лицу Гвенн: оно напоминало красный кусок мяса, снабженный двумя глядящими в разные стороны глазками, хитрыми и злобными.

Стиснутый щеками-подушками, зашевелился рот:

— А, сир Вран, мой господин, вы наконец пришли… Как же я рада вас видеть! Не хотите ли предаться со мной пылкой страсти?

— Упаси меня боже от подобного занятия, — отвечал сир Вран.

Гвенн хрипло расхохоталась:

— Нет, голубчик, вам придется делать то, что вы делали со мной всегда, иначе вы не будете моим возлюбленным и не сможете получить от меня дары!

Вот тогда-то сир Вран и понял, что угодил в собственную западню. Он мечтал завладеть прелестным волшебным созданием, которое будет зависеть от него и всеми силами постарается угодить ему. А вышло наоборот. Если он желает извлечь из пленения корриган хоть какой-то смысл, ему придется ублажать отвратительное чудовище.

Он вынужден будет оставить всякую мысль о женитьбе. Обвенчаться с корриган, как подумывал сперва сир Вран, — немыслимо. Как назвать женой этот мерзкий мясной обрубок?

Другая женщина? Рано или поздно до супруги сира Врана дойдут слухи о том, что ее муж тайно содержит любовницу. Конечно, Гвенн никогда не сможет выбраться наружу. Но венок не помешает госпоже де Керморван войти в помещение и увидеть чудовище.

Нет, никакой женитьбы. Сир Вран останется без наследника.

Впрочем, рассудил сир Вран, наследник ему и не понадобится, коль скоро он получит от корриган дар долголетия. Он сам станет собственным наследником.

Почти бесконечная жизнь, непрестанная молодость и процветание. В обмен на небольшое усилие. Сир Вран больше не колебался.

— Итак, моя дорогая, — произнес он, с нежной улыбкой приближаясь к отвратительной туше, — я по-прежнему люблю вас, ибо истинно любящий видит сердцем, а в моем сердце вы навсегда останетесь прекрасной.

Корриган заскрежетала зубами, а в глубине ее глаз сир Вран прочел лютую злобу. Разумеется, она ни на миг не поверила его словам. И все же сир Вран одержал победу. Корриган действительно поклялась наградить его долгой жизнью. Непомерно долгой. Она вынуждена была сдержать обещание.

Она подарила ему и процветание: никакие болезни не прикасались к сиру Врану. И старость не властна была над ним: морщины не выступали на его красивом лице, кожа оставалась по-прежнему гладкой, а взор — блестящим и быстрым. И в сорок, и в пятьдесят, и шестьдесят он двигался стремительно и гибко, как юноша.

Благополучны стали земли Керморвана: крестьяне забыли, что такое неурожаи и хвори, их животные были тучны, плодовиты и здоровы, а черви земные не прикасались к овощам, растущим на их грядках.

Третий дар корриган — тайна — много лет оставался для Врана скрытым. Гвенн никогда о нем не упоминала, ни разу им не пригрозила, как будто третьего дара не существовало вовсе. И постепенно сир Вран начал забывать об опасности. Какой вред может причинить ему пленница? Сир Вран по-прежнему оставался ее любовником. Он не нарушал условий договора, так что она также вынуждена была соблюдать их.

Новые товары, а с ними и свежие слухи издавна привозил в замок Керморван один торговец-еврей по имени Мелхиседек. Он же и помогал сиру Врану кое с какими денежными делами, предоставлял займы и давал советы, сплошь направленные на умножение богатств. Но годы шли, и вот как-то раз к сиру Врану явился не убеленный сединами старец, а молодой мужчина, который назвался сыном Мелхиседека. И этот постепенно состарился на службе у Врана. Так шло десятилетиями, пока в 1394 году всех евреев не изгнали из Франции — как еще раньше изгнали их из Англии.

Сир Вран немало сожалел об этом обстоятельстве, потому что дела, которые он вел с семейством Мелхиседека, были ему весьма выгодны. Немало удивился он, когда в один прекрасный день к нему явился незнакомый молодой человек, черноволосый, с матово-смуглым лицом и такими яркими глазами, что они казались сделанными из эмали. Одет он был как христианин и держался уверенно, только взгляд, по временам тревожный, выдавал его. Он прибыл без всякой свиты и даже без слуги, заплатил крестьянину, который довез его до замка, и сам снял с телеги свой сундук.

Сир Вран принял этого гостя весьма благосклонно и даже позволил поцеловать свою руку.

— Я уж и не думал, что увижу кого-нибудь из вашего племени, — сказал ему сир Вран.

Гость улыбнулся, выпрямляясь после низкого поклона.

— Мы не могли вас бросить без помощи и совета, мой господин.

— Скажи уж лучше — не решились оставить здесь без пригляда свои деньги, — фыркнул сир Вран. Он не мог быть вежливым с евреем.

— Что ж, — отозвался молодой еврей, — и это правда, хотя, быть может, и не вся. Слишком долго наши семьи были связаны между собой, мой господин. — И тут тревога из его темных глаз почему-то исчезла.

— Куда же перебралось мелхиседеково потомство? — продолжал расспрашивать сир Вран.

— В Голландию.

— То-то я вас столько лет не видел… А ты почему со всеми вместе не сбежал?

Он пожал плечами:

— Кто-то должен приглядывать за тем, что застряло во Франции и Бретани. Вот и выбрали такого, кто большой ценности для семьи не представляет. А я, мой господин, — и вправду почти никто. Видите ли, у нашего деда была одна служанка, а ее потомство…

Сир Вран поморщился: