– Чушь!

– Вот та парочка… Ты в курсе, что тот тощий скандалист – журналист местной газеты, и он с владельцем парка строит планы о разгромной статье, – растирая между пальцами золотую крупинку, заметил он.

– И что это им даст? – Эльф взял салфетку, сделал из неё конверт. – Пропитай его пыльцой, есть одна идейка, как спутать им планы.

Начертив нечто схожее с символами на столе, только в миниатюре, Стив убрал руки от салфетки. Краска стала впитываться, добавляя к белому едва уловимый алый оттенок. Невероятно, но конверт стал преображаться на глазах: разгладились вмятины, края стали ровными, и вот уже на столе лежит не сделанная на скорую руку поделка, а презентабельное изделие из типографии.

– Только деньги положи настоящие, – предостерег Стив, на что Грукка достал из кармана двадцатидолларовые купюры. – В таких вещах нельзя быть жадным, магия слаба, долго не продержится, а деньги останутся.

– Не учи, – раздраженно ответил Дезмонд и встал из‑за стола.

– И еще, Дезмонд, – окрикнул его Стив. – Поторопи повара, я голоден.

– Узнаю лепрекона, – ответил эльф и подозвал официанта.

Как только задуманное было сделано, лилипут забрал заказ и, предвкушая трапезу, поставил на стол разнос с двумя королевскими гамбургерами, аккуратно разрезанными на порции. Было даже видно, как едва уловимый дымок поднимается от горячей говяжьей котлеты, пропитанной соусом и соком маринованных огурчиков, бекон хрустел при нажиме, а жареное яйцо гордо возвышалось над мясом, от одного вида бежали слюнки. Боб взял в руки половинку гамбургера и смачно откусил все слои вкусняшки, Стив, недолго думая, сделал то же самое. Не церемонясь, они с жадностью заглотили каждый по парочке фунтов мяса, а после запили все пивом.

– За золото! – звонко чокнувшись бокалом о бокал, выдал тост лилипут.

– За черное золото, – добавил Стив и осушил свой до дна.

Когда еда и пиво закончились, Стив оставил несколько слитков, покрытых черной пятиной, за партию пыльцы для обращения в металл, а после предусмотрительно размазал начертанные на столе символы. Барьер развеялся, и официанты наконец увидели грязную посуду. Вечер удался.

Справедливости ради, не все остались довольными, у владельца бара случился приступ гнева, когда тот понял, что упустил местную знаменитость, оставшись без фотографии для «стены гордости», а в целом все, что было задумано, случилось. Вернувшись поздно ночью, лилипут старался не шуметь, аккуратно отрыл дверь, вынув из кармана пузырьки с темной водой, снял костюм.

На кровати мирно спал пес.

– Ты спишь? – прошептал Грукка, и животное, вздрогнув, подняло морду.

Зверь негромко заскулил, и сквозь жалобный вой послышалась человеческая речь: «Золото принес?»

– Да, – не отводя взгляда от пса, ответил Грукка.

И снова едва уловимым фоном сквозь обычное завывание послышалось: «Ну что застыл, дай миску. Где темная вода? Или тебе приятно говорить с собакой?»

– Прости, брат, задумался, – выдал лилипут и положил в миску сначала слиток золота с черной патиной, а потом пару крупиц от монеты с патиной лиловой. – На, держи, – он налил туда темную воду, и, зашипев, золото превратилось в густую кашицу.

Пес наклонил голову и с жадностью стал вылизывать шипящую смесь, с каждым движением головы шерсть клочьями осыпалась на кровать, обнажая белоснежную кожу. Ошейник вновь треснул и упал, сжался до перстня. Морда словно вросла обратно в череп, образуя человеческий облик, с пальцами на лапах происходило обратное: сбрасывая щетину, они удлинялись, было видно, как под кожей происходит нарастание мышечной массы. Рёбра, спина, таз, бёдра – все набирало объем, становясь человеческим. И наконец уже принявший человеческий облик Торенс взял миску и в один глоток жадно допил остатки вязкой жидкости.

– Держи! – брат протянул ему простыню, и тот прикрыл наготу.

– Есть еда? – спросил он брата и, не найдя ничего съедобного на кухонном столе, добавил: – Дай мне денег!

– Они в сейфе, – ответил Дез.

– Так что насчет кувшина? Лепрекон заключил договор? – похлопав по плечу брата, спросил Торенс.

– Вот, – он положил на стол три золотых монеты. – Я настолько опустошен, что еле стою на ногах, одно дело черное золото, и совсем иное – платить собственной магией.

– Силы придут, – взяв в руки монеты, ответил Торенс. – Теперь мы вернем былую мощь роду. С кувшином Ра нам не нужен этот фокус с шатром.

– В шатре нет ничего плохого, – возразил эльф. – Мы получаем деньги, а это еда и жилье. Золото, конечно, важно, но для выживания нам придется жить по правилам мира людей.

– Возможно, для тебя это жизнь, но мне надо больше. Я хочу быть тем, кто есть, а не прятаться под шкурой животного. В нас течет кровь воинов, мы соль этого мира, псы войны, – он посмотрел на Дезмонда и с ухмылкой добавил: – Что‑то не так, Дезмонд?

– В жизни Боба Грукка есть свои плюсы, – грустно заметил брат.

– Как и в жизни пса Чарли, – гневно ответил Торенс. – Дезмонд, не зли меня! Не позорь фамилию отца, он плечом к плечу с Оверманом топил корабли темных, его боялись во всех океанах. Конечно, если тебе удобно быть лилипутом и жить его жизнь, живи. Но не смей в моем присутствие называть себя этим мерзким именем, – он схватил лилипута за грудки. – Ты меня понял, брат?

– Да, – сглотнув ком в горле, ответил тот.

– Вот и хорошо, – он обнял брата. – Идем купим еды, я голоден, как волк.

– Скорей, как пес, – рассмеялся Дез.

– Ха, ха, вот такой братишка мне по душе, – оценил его шутку Торенс, а затем открыл шкаф и достал одежду. – Во всех наших муках виноват человек, а значит, мы вправе требовать компенсацию.

– Али‑Аслан отличался от людей, – ответил Дез. – И его проклятие – расплата за обман.

– Что? – вскричал Торенс. – Кто он такой, чтобы запрещать нам пользоваться магией, наш отец был ослеплен величием владыки мира, слепо поверил в его справедливость, за что поплатился сполна, и я этому прямое доказательство. Думаешь, мне удобно жить в шкуре пса от полнолуния до полнолуния?

– Дело не в этом, – стал оправдываться эльф. – Быть животными, это цена спокойной жизнь каждого из знати. Мы разделили плату на двоих, я потерял силу, но сохранил людской облик, ты выбрал иной путь, став зверем. В чем несправедливость?

– Дезмонд, тебе надо меньше общаться с пчелами, просто собирай пыльцу, а то ты начинаешь влюбляться в человечков, а они никогда не будут нами, в них нет магии, они – пчелы, которые дают пыльцу, – взяв за подбородок брата, строго сказал он. – Договорились?

– Как скажешь, брат.

– Вот и славно, – открыв дверь на улицу, подытожил Торенс. – Идем.

Наместник

Августовское утро бодрило неожиданной прохладой. Анна‑Мария, в белом ситцевом платье и красных бусах, влетела в магазин, кивком поприветствовала рабочих и, ничего не объясняя, скрылась за дверью кладовки. Там на столе уже лежал пакет с остатками еды и какой‑то темно‑бордовой кашицей. В голове вертелся один вопрос: почему брат так глупо подставился?

Громко хлопнув ладонью по столу (два коротких и один длинный удар), госпожа Лемм позвала жабу. Высунув голову из густой травы, та нашла взглядом хозяйку. Фиолетовая, с большими красными глазами рептилия ловко прыгнула в сторону стола и через пару движений оказалась у ее ног. Анна‑Мария развернула пакет, жаба открыла пасть, и хозяйка в нарушение протокола скормила ей содержимое пакета. Бугристая кожа пошла темно‑бордовыми пятнами, а из лап поползли древесные нити, опутывая площадку перед столом. Трава, словно по команде, прижалась к земле, образовав идеально ровную поверхность, и на ней, как на учебной доске, приминая травинки, возникли две эмблемы: подснежник, оплетенный лавром, и круг в треугольнике.

Нехотя достав приказной лист, эльфика налила на него волшебные чернила и попросила Дерри сделать опись улик.

– Эх, Дезмонд, угораздило тебя впутаться в неприятности, – видя, как на пергаменте появился герб ее рода, прошептала она.