Обычно мы имеем дело с неполным или частичным взаимопониманием между людьми при использовании неокортекса. Это означает, что какая-то часть полей и подполей совпадает, а какая-то нет. Чем больше совпадений, тем больше понимание друг друга. Совсем не обязательно требование к совпадению интересов или способностей. Наш неокортекс не интересуется ни музыкой, ни живописью, ни ароматами духов и вин. Он выполняет биологическую функцию нашего воспроизводства только как вида. По этой причине конструкционные сходства коры могут быть построены на ассоциативных центрах, сенсомоторных областях или вкусовой памяти. Для осознанного общения важны не локализация и полевая принадлежность центров мозга, а сам факт их схожести. В этом случае от общения можно ожидать хоть каких-то осмысленных результатов, что встречается нечасто.

Намного регулярнее в общении обнаруживается тривиальный интеллектуальный паразитизм. Он может быть как осмысленным, так и интуитивным. Интуитивный паразитизм обычно связан с ориентацией поведения на работу лимбической системы и является первичным. Это означает, что украденные чужие мысли, данные, интересные сведения и приёмы поведения нужны для решения своих биологических проблем. Они используются в рамках обезьяньей конкуренции, а их воришек относят к мыслящим людям только до растраты наворованного. В науке и искусстве интеллектуальный паразитизм называют плагиатом, а сами паразиты не осознают своих поступков и считаются людьми только в рамках гуманистических договорённостей.

Кроме первичного облигатного паразитизма неокортекса, следует выделять и вторичный - намного более сложный. Его отличает способность мозга-паразита расширять и трансформировать украденные знания. Таким образом достигается полное неузнавание первоисточника плагиата. Приведу поучительный пример из области искусства. Ещё во времена СССР одному очень талантливому и модному в Европе отечественному скульптору предложили создать скульптуру. Заказ был из Италии, а мраморные человеческие фигуры требовалось выполнить в классическом стиле. Скульптор поступил простейшим способом. Порывшись в итальянских журналах по искусству, он нашёл композиционную группу из двух человек с характерным движением рук и положением тел. Развернув композицию, поменяв пол и пересадив персонажей, мой знакомый создал новейший шедевр классической скульптуры. Сейчас он радует итальянских любителей искусства. В те времена исполнители хотя бы работали молотками по камню, а теперь хороший режущий принтер сваяет такое произведение за несколько дней.

Этот трудовой пример вторичного паразитизма неокортекса немного сложноват, поскольку в музыкальной культуре наблюдаются и более гротескные варианты. Один модный и известный композитор из докомпьютерной эпохи СССР использовал не менее творческий способ трансформирования заимствований. Он брал десяток музыкальных произведений или целых нотных тетрадей и разрезал их на короткие музыкальные фразы. Эту музыкальную лапшу композитор засыпал в большой мешок и тщательно перемешивал. Мешок стоял около рояля и ждал достойного заказчика. После получения аванса из мешка извлекалась зажатая в кулак лапша, которая раскладывалась на рояле. Иногда получалось очень неплохо, а некоторые шедевры, созданные описанным выше способом, продолжают звучать до сих пор. Этими примерами я пытался показать, что полный творческий синтез доступен только уникальным гениям. Интеллектуальный паразитизм может быть освоен просто способными и трудолюбивыми людьми, поскольку гениев на всех не хватает.

Подводя итог различиям на лимбическом и кортикальном уровнях, следует пояснить сложную природу конфликтов общения. Стремление к любым формам общения может быть продиктовано сходством лимбических систем. Эмоциональное или сексуально-романтическое единение создаст временную иллюзию содержательного общения и понимания. Со временем гормональная активность снизится, а неокортекс вызовет бесконечные проблемы непонимания. Наличия подходящих половых органов бывает недостаточно для постоянного общения между людьми.

Возможна и полностью противоположная ситуация, когда совпадение конструкций неокортекса очень велико, а лимбическая система заявляет о "физиологическом" непонимании. Конфликт общения в этом случае будет особенно суров и трагичен. На все эти безобразия работы мозга накладывается половой диморфизм, что окончательно скрывает и как бы запутывает незатейливость этих простейших проблем. В случае естественного общения возникает тяга к сексу и обезьяньему диалогу, а при наличии произвольного мышления - к социальному и рассудочному поведению. Из-за этого формируются конфликты несовпадений. Одни счастливы в сексе, но абсолютно не понимают друг друга. Другие - скорбят о несовпадении пиписек, но наслаждаются сложным интеллектуальным общением.

Буйство естественных и рассудочных взаимодействий внутри разных людей постоянно приводит к выработке упрощающих общение приёмов. Такие приёмы в наивной простоте называют привычками, традициями или правилами общения. Их не записывают на скрижалях, но поддерживают и негласно охраняют. Это вынужденные способы общения, поскольку приходится постоянно преодолевать невообразимые индивидуальные различия в строении головного мозга. Вполне понятно, что за универсальность приходится расплачиваться упрощением, что вызывает к жизни примитивные, но очень полезные алгоритмы поведения. В конечном итоге вырабатывается набор экономного парадигматического мышления. Это вынужденный путь индивидуального развития, который пытается компенсировать проблемы общения. 

Особую индивидуальную опасность для любой личности представляет выработка парадигматического, или алгоритмического, мышления. Некоторые особо туповатые теоретики называют это идеологией, религиозной верой, убеждениями или жизненным опытом. Именно бытовая, социальная или научная убеждённость в своей полной правоте поможет вам сделаться счастливым идиотом. Конечно, столь точно охарактеризовать свой интеллект без посторонней помощи довольно сложно, но иногда удаётся. Обычно это происходит после многочисленных неудачных попыток решить какую-либо проблему. Тогда можно услышать самокритичный возглас о собственном идиотизме. В основе та­кого поведения лежит патологическая праздность и самоуверенность. Самовлюблённый балбес вместо того, чтобы думать, обычно ищет или навязчиво выспрашивает готовые алгоритмы поведения. Такая активность является следствием лености ума и продуктом давления лимбической системы. В большинстве случаев таких эмоциональных озарений не происходит, а гражданин напоминает самоуверенную муху, которая заканчивает жизнь в попытках пролететь сквозь оконное стекло.

Самой неприятной особенностью парадигматического мышления является церебральная локализация привычных жизненных алгоритмов. Проблема состоит в том, что при кортикальной локализации навыков поведения и представлений о мире у человека есть небольшая надежда на интеллектуальный прогресс. Дело в том, что социальные инстинкты кортикальной локализации формируются после 8-9-летнего возраста на основе эволюционно новой коры больших полушарий. В ней локализуется от 9 до 20 миллиардов нейронов, которые обладают огромным количеством (около 10) постоянно перестраивающихся связей. Эта особенность гарантирует как пожизненную нестабильность памяти, так и способность корректировать привычное поведение. Если социальные инстинкты сложились на корковом уровне, то при значительных усилиях их можно изменить или заменить полностью. Иногда это случается из-за внешних причин: при травмах головного мозга, инсультах или после фатальных стрессов. В здоровом мозге произвольное изменение устоявшихся кортикальных парадигм поведения крайне затруднено и почти невозможно. Для этого необходима очень большая интеллектуальная работа, малодоступная даже обладателям третичного сознания.

Ещё хуже ситуация при выращивании головного мозга с ориентацией на лимбические мотивации поведения. Закреплённые в лимбической системе социальные инстинкты становятся основой первичного сознания. Они запечатлены внутри консервативных инстинктивно-гормональных центров и практически не изменяемы. Это связано с тем, что нейронов в лимбической системе в 10-15 раз меньше, чем в неокортексе. Кроме того, через лимбическую систему происходит инстинктивно-гормональная регуляция поведения, а это не увеличивает личный рассудочный опыт. Кора мозга становится только вспомогательным инструментом принятия решений биологического толка. Синаптические связи перестраиваются между небольшим числом нейронов, что снижает адаптивные способности и надёжно консервирует наиболее древние обезьяньи принципы принятия решений. При выраженном лимбическом поведении никаких проблем с пониманием личных интересов гражданина не возникает, а социальная защита остального общества происходит через государственное насилие.