Наиболее сложными среди пороков парадигматического мышления являются смешанные версии принятия решений. Наиболее распространён вариант неполного кортикального здравомыслия. Под этим термином следует понимать распространённое состояние страха произвольного мышления. Дело в том, что на первом этапе жизни большинство юношей и девушек находятся под влиянием первичного сознания. Их лимбическая природа нацелена на биологические проблемы, где вторичное, или кортикальное, мышление играет вспомогательную роль. Добившись минимального искомого результата, они понемногу пытаются пользоваться вторичным или даже третичным сознанием, если конструкция мозга это позволяет. При благоприятных обстоятельствах возникает субъективное ощущение доступности произвольного мышления, что подкрепляется некими социальными успехами. В случае поверхностного знакомства с такими зародышевыми личностями формируется иллюзия их здравомыслия. Однако это ложное впечатление улетучивается при изменении социальной среды. Если условия обитания затрагивают лимбические парадигмы первичного сознания, то имитатор мышления мгновенно превращается в обычную обезьяну.
Причиной столь странного поведения является вполне объяснимое биологическое желание не растрачивать драгоценную энергию пищи на рассудочные нелепости. Наш мозг может и умеет использовать её для удовольствий: добывания еды, спаривания и развития доминантности. С его точки зрения только такое воплощение личного успеха имеет биологический смысл. Если переводить эти рассуждения в терминологию самоорганизации мозга, то парадигматическое отупение собственного сознания представляет собой уже упоминавшийся процесс. Речь идёт об эпигенетическом ландшафте развития собственного мозга. Напомню суть этой аллегории формирования мозга. Эпигенетический ландшафт представляет собой русло реки в своём нижнем течении. Оно начинается одним канализованным протоком, который постепенно распадается на множество ответвлений - маленьких каналов. Образ развития мозга представляет собой шарик, катящийся по первичному глубокому руслу. Поначалу всё похоже и одинаково, но с момента ветвления русла начинаются перескакивания в то или иное боковое ответвление. Таким образом, путь поначалу имеет общее направление, но будущее движение шарика плохо предсказуемо. Этот образ хорош как для самого морфологического становления мозга, так и для формирования основ индивидуального поведения. Важнейшим свойством нашего умозрительного эпигенетического ландшафта является его необратимость и однонаправленность. Он объединяет как события, так и прожитые годы.
Вполне понятно, что очень хочется повлиять на траекторию движения умозрительного шарика, которая отражает развитие мозга или созревание алгоритмов поведения. Однако такая коррекция всегда начинается с решения биологических проблем, крайне далёких от интеллекта. В результате невероятных усилий движение по эпигенетическому ландшафту ускоряется именно в ту сторону, где его ждёт торжество обезьяньих страстей и инстинктов. Путь шарика корректируется в точках ветвления канала при помощи мельчайших воздействий. Иначе говоря, мелкая песчинка, попавшая под шарик в точке бифуркации канала, может изменить его маршрут. В таком случае путь созревания мозга человека или становления сознания меняется очень глубоко. Этот образ объясняет бессмысленность родительских усилий по упорному рытью "каналов судьбы", в которые потомок может попасть только случайно или из-за праздного слабоумия. По этой причине родительское разочарование в детях почти гарантировано.
Попробуем вернуться к эгоистической эксплуатации эпигенетического ландшафта для получения личной пользы. От оплодотворения до становления взрослого мозга проходит около 30 лет. За это время человек преодолевает сложный период формирования структуры мозга и заполнения его всякой всячиной (Савельев, 2021б). Для начала рассмотрим самый обычный и распространённый путь развития личности. При этом не будем обосновывать мозговые возможности, поскольку они описаны ранее. Сразу перейдём к социальному и интеллектуальному созреванию.
Поначалу подросток пытается научиться жить среди взрослых: копирует поведение и запоминает наиболее важные цели существования. Он начинает пытаться повлиять на свой морфогенез для оптимального достижения позаимствованных у окружающих целей жизни. Не вызывает сомнений, что, ступив на этот прогрессивный путь, подросток будет пользоваться лимбической системой, которая созревает первой. В рамках инстинктивно-гормональных интересов его обезьянья интуиция подскажет самые "правильные", но совсем не человеческие пути становления личности. Этот отрезок эпигенетического ландшафта все проходят более или менее одинаково. Исключение составляют настоящие гении, которые могут сформулировать осмысленные задачи, равнозначные биологическому созреванию. Редкость встречаемости таких людей позволяет не рассматривать их в данной работе (Савельев, 2021б, 2024).
Кратко рассмотрим внутренние механизмы возникновения различных форм индивидуального мышления и их социальные последствия. После периода социальной и языковой адаптации наступает время полового созревания и конкуренции. В этот момент индивидуального развития появляются критерии для оценки ранее приобретённых навыков и приёмов межличностных взаимодействий. Совершенно естественно, что одновозрастные подростки ведут себя менее гуманно, чем заботливые родители. Приходится корректировать поведение и вырабатывать навыки нападения и защиты в довольно агрессивной среде. При этом самые убогие и понятные способы общения оказываются эффективными и универсальными. Подростки начинают коллекционировать такие социальные инстинкты, которые быстро приносят видимый результат. В глазах тинэйджера их противоречие с книжным опытом и художественными образцами поведения только доказывает глупость и архаичность последних. По этой причине наивный мозг подростка собирает собственную коллекцию социальных инстинктов или алгоритмов эффективного социального поведения.
Неопытной и пустой голове неведомо, что её тайные персональные алгоритмы мышления произошли от общих для всех обезьян архетипов естественного поведения. Самостоятельно добытые и выстраданные юношеские хитрости со временем оказываются всем известным набором мартышкиных секретов. При незатейливой жизни их дополняют профессиональными навыками и отливают в парадигму социально-биологического бытия. В этом случае разница даже между обладателями человеческого мозга заключается в наборе детских запечатлений и личного опыта по отстаиванию принятой парадигмы. Иначе говоря, при созревании мозга мы приобретаем индивидуальный опыт, который неповторим и уникален. Нам кажется, что он делает нас исключительными или по меньшей мере непохожими на других. Это большое заблуждение, поскольку бумажные фантики личного опыта приклеены соплями к стальному каркасу видоспецифичных форм поведения. При первом порыве ветра остаётся только жёсткая конструкция, а иллюзии о собственной уникальности улетучиваются. Однако всё не так трагично, как выглядит. Корректировать удаётся и сам видоспецифичный каркас нашего сознания, но для этого важно не упустить время его формирования.
Если интерпретировать такое созревание мозга в терминах движения шарика по эпигенетическому ландшафту, то картина будет выглядеть очень похоже даже у очень разных людей. Двигаясь по руслу, шарик традиционно попадает в наиболее глубокие рукава, проходя почти одинаковый путь. Результат движения шарика будет различаться только незначимыми деталями, которые почти не сказываются на ценности человека перед лицом искусственного отбора. Причиной такой схожести, при иллюзии личной уникальности, является то, что уже упоминавшейся песчинкой оказываются наследуемые инстинкты. Именно они "подруливают" скачки нашего эпигенетического шарика на пути созревания мозга и сознания. Результатом становится формирование мозга добротного обывателя, который является идеальным объектом церебрального сортинга и субстратом для эволюционных экспериментов.
