И я это знаю. Но… Это, но...

— Нами проводились эксперименты на высших приматах, доказавшие, что срост верхнего спектра возможен только с применением искусственной ткани, совмещающей мозг и наноконтакты.

Мокрая рубашка прилипла к телу.

— Уважаемый коллега. Где. Вы. Её. Взяли!

Глаза уруса смотрят в душу.

Пот струится по спине.

Все внимательно смотрят на меня.

— Клан имел контакты с Соседями, и я воспользовался старыми запасами. — мой голос твёрд — Но…

— Но Вы утаили это от Академии. — вмешался другой рецензент, — Связь с Ксеносами только с отдельного разрешения Совета.

Так, прекратить панику.

Ещё ничего не потеряно.

— В данном случае разрешение не требуется, Клан получил его по своим каналам, до создания Совета. — жалкая попытка оправдаться.

— Клана Грей больше нет! Вы где были последние три года? — ещё один вмешался.

У него галстук цвета клана Блек, и их эмблема на лацкане.

Вы все ненавидите меня!

Вся ваша показушная терпимость — враньё!

— Прошу воздержаться от перехода на личности. — урус, тоже мне миротворец нашёлся — в сопроводительном реферате сказано, что для исследований принимались люди после клинической смерти, но часть карт мозговой деятельности соответствуют только инсультам, и это самая успешная Ваша часть.

Я оглянулся за Оппонента и Наставника.

Они отвели глаза.

Кто же думал, что будут лезть в карты.

Он специально ищет, как бы меня завалить!

Уродский северянин.

— Министерство здравоохранения планеты предоставляло больных с тяжелейшими инсультами, чьё лечение невозможно, у меня было официальное разрешение на эвтаназию, она разрешена местными законами. — я признался.

Припёрли меня к стенке. Больных добивают везде, но нигде в этом не признаются.

— Молодой человек! Вы нарушили клятву Гиппократа! Вы же врач! И учёный! Как Вы могли! — прошамкал самый старый рецензент.

Молчал бы, совсем из ума выжил старикан! Оглянись, дурень! В каком мире живёшь!

— Но вы поймите, моё открытие позволит контролировать наиболее опасных преступников всех планет, их содержание станет безопасным и малозатратным. А больные всё равно были обречены. — мой последний довод.

Если он не сработает, я не знаю, что делать буду.

Никаких мыслей.

Только паника поднимается волной.

— Скажите, коллега, какая длительность эксперимента была максимальной. — спросил урус.

Не понимаю, к чему он клонит.

Какая может быть длительность?

Они умирали.

— Не дольше пару дней. — я удивлён и даже не скрываю.

Никто ничего не понимает.

Я тоже.

Что ты замыслил урус?

— Есть ещё две проблемы. — рецензент раздал нам микротомографию

— После срастания невозможно будет удалить имплантат, мы проводили эксперименты, на приматах, синопсы верхних импульсов после примерно семи суток, полностью деградируют. И всё – убрать имплантат невозможно — его глаза уставились на меня.

Тяжко под его взглядом.

Снимки ещё тяжелее. Синопсы как метлой вымели.

Это конец.

— И последнее, цель диссертации — контроль и коррекция преступников, но вы не решили главного. Мы, изучая на приматах, не на людях выяснили, что без тренировки использование имплантат приводит только к незначительному воздействию на мозг.

Немного помолчав, рецензент подвёл неутешительный итог.

— Выводы: Вы, используя помощь не людских рас. На негуманной основе экспериментов создали имплантат, который не помогает людям контролировать вспышки гнева, а делает из них рабов, причём им придётся тренироваться самим, чтобы стать рабами.

Это был окончательный мой приговор.

Я сжал зубы до скрежета, чувствую, как закладывает уши от злобы.

Стараюсь взять себя в руки.

— Единственный крупный научный успех, это успешное сращение, но это не соответствует заявленной теме диссертации.

Это всё конец.

Мой конец.

Я выпадаю из времени.

Меня сковывает ступор.

Я не слышу о чём академики совещаются.

Дуайен рецензентов медленно встаёт огласить решение. Морда постная.

Поправляет клановский галстук.

Лацкан сверкнул золотом Блек.

— С сожалением мы должны признать, что исследование проводилось с грубейшими нарушениями этики и законодательства. Заявленная тема не соответствует проведённым исследованиям. Диссертационный совет принял решение отклонить диссертацию по формальным причинам.

У меня в голове зазвучал колокол, басовито стучало сердце.

… по формальным причинам!

… по формальным причинам!

… по формальным причинам!

Терять нечего.

Три года во мне копилось всё, и я должен высказать!

— Какой я дурак был. Я верил всем вам, что я такой же, как и все. Что меня также примут как других.

— Я идиот! Какой же я идиот!

— Меня выгоняют, за то, что я из Клана Грей.

— Я три года с семьёй в концлагере вашем чалился, за то, что я Грей!

— Я отрекался от Греев!

— Что вам ещё надо, чтобы на коленях поползал!

— Да давайте не проблема, тут на ковре поползаю.

— Не Грей я!

— Уже не Грей!

Надо убирать использованные плакаты, и забрать карты памяти моделей, всё это уже никому не нужно, да и я никому не нужен.

Я проиграл, и что самое паскудное устроил истерику на защите диссертации. И теперь нажил врагов. Мне этого не простят. И будет проверка, по-видимому, накопают чего ни будь. Если меня на рудники отправляют, не знаю, что будет жена с дочками делать. Брат не помощник, он в военном училище. Последний курс. Он самый младший в семье, я самый старший.

Я слаб.

Я не оправдал ожиданий семьи.

Я не смог защитить семью.

А наверное, и хорошо, что меня на каторгу загонят. Это самое простое решение, не смог стать главой семьи — убирайся, пусть другой попробует.

Как жена выживет, я даже не могу представить. Если её выгонят с работы, останется один путь на орбиталку.

На орбитальную станцию — собой торговать.

Как всё мерзко…

Рядом встал этот проклятый урус. Я так хочу с ним драки — зубы сводит. Но я Грей, я не могу вести себя как быдло. Клан погиб, но я всё равно должен быть достоин не его, так хоть себя.

— Разве гордые урусы, добивают падших и доламывают сломанных? — я постарался, чтобы в голосе слышались не слёзы, а сарказм.

— Да брось ты это. Мне радости не доставляет, но согласись исследования ты запорол. — в его голосе, как не странно не чувствовалось радости.

— Да, Вы правы, исследования было сырое. Что поделать пришлось укладываться в грант, а он не безразмерный. — о чём я говорю с человеком, сломавшем мне жизнь…

— Я не знал, что ты в концлагере сидел, за Клан. — не знаю, зачем сказал он

Пустая болтовня.

— Жизнь дерьмо, что здесь, что в зоне. Мне до смерти ходить с клеймом, что я бывший Грей. Но там проще было. Отработал двенадцать часов, на сборке броне-комплектов, и спать, или можно свидеться с детьми и женой, когда уже перелом начался, разрешили жить в одной комнате с семьёй, а до этого женский барак отдельно, мужской отдельно. Боялись, что вместе убежим, а потом бежать стало некуда.

Я посмотрел на него, вроде не скалит зубы.

Как тоска меня давит камнем…

Хочет урус слушать ну так и пусть слушает, мне то что.

— Жить и в лагере можно, там мы все Греи были, нас по окружающим системам пособирали, Великих ни одного не было, никто ничего не мог, да и даже не пытались сопротивляться. — я вспомнил, как нашу семью арестовывали.

— Большинство вообще Раскланеные. Как у Вас в Новоурусии говорят – «седьмая вода на киселе», третье, а то и вообще четвёртое поколение Бездарных. Обычные обыватели, ни сил, ни собственной ветви, о них в Кланах вспоминали, когда надо было Великим Греям семя оставить, да через семнадцать лет проверить, есть ли Дар у ребёнка, или обычный простолюдин родился. Но всех собрали в кучу, там мы были Греями, никто не принуждал отказываться от себя. — я даже не пытаюсь скрыть тоску в голосе.