— Веста Грейстоун, младший ребёнок, — Орандж уткнулась в монитор и стала банально зачитывать семейное досье. — Согласно контракту, зачатие от Великого Орандж. 17%. Очень неплохо. После 16-летия выдаётся в наш Клан.

— Веста не совершеннолетняя, в любом случае все договоры аннулированы Советом. По условиям капитуляции, мы имеем право свободы семейной жизни. Все наши обязательства перед Кланами испарились, вместе с Великими Греями. — я никого больше не подпущу к супруге. Ни Одарённого, ни самого Создателя Вселенной.

Все долги выплачены, и новых не будет. Все мои дети — это мои дети, я их растил, я сидел с ними, когда болели, я отводил в школу. И мне плевать на Кланы.

— Я не хотел бы Вас видеть рядом с моей семьёй. Позвольте идти дальше работать. Мне нужно сходить в подвал, проверить замыли ли кровь после утилизации бомжа.

— Да, Тит, присаживайся, в ногах правды нет, как-то даже и нехорошо, что родственник стоит, как и неродной. — Орандж выдавила что-то вроде улыбки. — по контракту…

— Нет никакого контракта и не будет. Если у Вас кому-то из Великих Орандж невтерпёж, пусть присунет Клону, мальчику или девочке – сам решит.

— Тит Грейстоун садись! — глядя мне в глаза, отчеканила Анналена. — Грей устроил нам Серо-Оранжевую мясорубку. Не советую тебе наглеть.

— Я постою перед победителями. — за приторной вежливостью я скрываю злобу, — я в жизни не воевал, я сдался, а меня с семьёй загнали в лагерь на три года!

Мой белый халат — белизна ангельских крыльев, чёрный бархат платья – суть демона.

С нами не справедливо поступили!

Не по правде!

— Но Вы с семьёй выжили, из моего Клана мало кому так повезло. — в её голосе звучала боль

— Грейстоуны расплодились до 36 человек, уцелел я, брат, супруга и три дочки. Шесть из тридцати шести. — моей боли не меньше.

— Вы не думали ещё о детях? На третьем ребёнке контракт завершается, остальные дети Ваши. — из голоса Орандж ушла злоба, и даже боль умягчилось.

— Мы думали о ещё одном, но потом началась Война и слава всем богам, мы сберегли что есть. — я, желая завершить дискуссию, добавил — Я знаю к чему разговор, но я не бык оплодотворитель. Если по работе нет вопросов, разрешите проигравшему удалиться?

Изысканность прекрасно маскирует как тоску, так и злобу.

— А знаешь, хочешь стоять – стой. Если ты не понял, что Гражданская закончилась, тебе же хуже.

В раздражении Анналена выключила с компа смотровую панель, наступила в кабинете тишина. Я не знал, что сказать, мне не знали как сказать.

— Скажи, а тебе нравится этот кабинет? — перешла к подкупу Орандж.

— Слишком скромный, я привык к более роскошным. — решил я ей подыграть, — что можете предложить?

— А что у тебя есть, чтоб предлагать? — Начальница смерила меня взглядом.

Я промолчал, прекрасно зная ответ. Мне это объяснили в совершеннолетие, и заодно, почему я так не похож на отца.

— Чем мы отличаемся от простых людей, чтобы Клан нас содержал дорого-богато? Анналена откинулась на спинку.

— В нас течёт кровь Великих, и наши дети могут стать Одарёнными, — я отвёл глаза.

Всё между нами сказано.

Мы все, что я, что супруга, что эта тётка, мы племенной скот, суррогатные матери, доноры спермы, да мало ли как нас зовут Простолюдины, лучше и не знать.

Пока есть хоть малая надежда родить ребёнка, в котором возгорится Искра, наш Клан будет нам помогать. Как гаснет надежда – гаснут привилегии и забывается единство крови.

Мы молчим, каждый задумался о своём, каждый боится, что дети станут Раскланеными, а дети детей — рядовыми Простолюдинами.

Стук отодвигаемого стула, сильные женские руки на плечах сажают меня.

Анналена пододвигает стакан ароматного чая. Запах настоящего чая с бергамотом.

— Война закончилась, твоего Клана нет, моего осталось горсть, Совет сам хочет стать Кланом, а потом подомнёт нас всех и распустит Кланы. — начальница села напротив меня, не в кресло, на обычный стул для подчинённых.

— Надо не вспоминать старые обиды, надо восстанавливать Кланы.

— Клан Грей не восстановить, нет Великих Греев, даже если появятся Одарённые, их некому учить. Не стоит об этом и думать – самоубийство для осколков Клана. — я отхлебнул чай.

Мне не даёт покоя какая-то мысль нелепица, высказанная по ходу спора, как гвоздь в подошве.

— Анналена Фёдоровна…

— Тит, для Вас просто Анна, нас слишком мало осталось для долгих именований. И давай уже на «Ты». Всё могло повернуться, наоборот, и я бы сидела напротив, нахохлившись, как воробей, и думала, сколько родов мне принудят отработать, и разрешат ли сохранить хотя бы своих детей.

Мне труднее всего укоротить её имя

— Слушай, Анна, ты сказала, Совет рвётся в Кланы, этого не может быть. Простолюдины не могут создать Клан или даже Род. Только Одарённые. Откуда у них, возьмутся люди с Даром, Кланы ведь не распускались. Наш выбит полностью, ни одного Великого не осталось. — наконец я поймал мысль за хвост.

Анна, отставила кружку в сторону и приобняла мои ладони своими.

— Скажи Тит, почему после поражения, пленных Кланычей не казнили? Даже, наоборот, ввели свободу семьи, но при этом с обязательной регистрации генных карт, жён и любовниц?

Посмотрев мне в глаза, Анна продолжила задавать вопросы, на которые у меня нет ответов.

— Я тебе раскрою некоторую информацию, разумеется, всё строго конфиденциально. После Победы решался вопрос, что делать с проигравшими и не только. Совет хотел распустить ослабевшие Кланы и Рода. Кланы победители предлагали присоединить к себе. Рода требовали стерилизовать Греев. Свободные планеты пошли ещё дальше – полное уничтожение Греев, и объявление вне закона всех спрятавшихся, навечно.

Она чуть сжала мои кисти.

— Нас слабые Кланы и Вас проигравших не пригласили. Великие Кланы испугались, что они будут следующие, Рода по здравому размышлению присоединились к ним. Свободники долго сидели на двух стульях, боясь всех, и в конце затребовали сослать всех уцелевших Греев на планеты Магдебургского права, на десять лет запретить Греям контакты с Кланами, и создать Комиссию по примирению. На этом и порешили. Совет теперь стал опасен всем нам. — закончила Анна.

Я молчал, не верить ей нет повода, нечто подобное я слышал, тёмные, неясные слухи, самая поганая вещь, также шли тихие разговоры перед Войной, а теперь и поговорить не с кем.

— Скажи, в какой лагерь Вас интернировали?

— На Ультимо Туле три года четыре месяца двадцать один день. — я грустно усмехнулся, вспомнилось, как с младшенькой вместе, считал часы до освобождения.

— Ты не задавался вопросом, почему достаточно быстро, тебя выделили комнату в семейном бараке, а большинство мужчин осталось в мужском? — чертовски сложные вопросы задаёт Анна.

— Наверное, потому, что я сам сдался с семьёй, чтобы показать милосердие Совета? — сделал я предположение.

— Тит, как вы все мальчишки просты, до седых волос доживаете, а в сказки верите. Вас, мужчин, поселили в семейном бараке, чтоб вы с жёнами детей строгали, а рядом женские бараки, куда дверь всегда открыта, Совету нужны дети от Греев, а воспитать их под себя, они вполне смогут. — она, говоря не отрываясь, смотрела в чашку нетронутого чая.

— Не сходится, если Совет нуждался в бастардах, он бы поселил с нами, моего братика, тот ни одной юбки не пропустит, я на сторону не ходок.

— Тит, друг мой, какая наивность. Вы смотрели Генетические карты. Вы же знаете, что Ваш биологический отец, кто-то из Одарённых, так же как и Ваш дед тоже, а вот брат, биологический сын своего отца! Он бесполезен, для зачатия. Таких и держали в бараках, давая изредка перезваниваться с семьёй.

— Кстати, ты знаешь своего биоОтца? В файлах нет информации.

— Я его видел пару раз, он погиб на Войне. Не стоит этим заморачиваться. У меня отец, тот, что вырастил. Вы его убили при бомбардировке Обора. Там с основания наше коренное Поместье, половина семьи просто испарилось, разумеется, дети и женщины, мужчины погибли с крейсером «Гнев Греев». Кроме меня, я не мужчина. — до сих пор жалею, что не разбился, как остальные.