С тех пор как Розалин стала задаваться этим вопросом, она больше не могла заставить себя принимать лекарства дальше, и, едва их действие прекратилось, стала жить с говорящими на перебой голосами в голове. Жизнь, и без того не сладкая, превратилась в ад, её мозг и ушные перепонки разрывались от постоянного фонового шума, порой заглушающего звуки всего остального мира. Было страшно как поверить в то, что им грозит конец света, так и в то, что нергарри действительно существуют и она слышит их разговоры об этом. Розалин казалось, что она держится на эфемерном островке земли, а вокруг неё простирается пропасть этих знаний, в которые она просто не хотела верить, поэтому топталась на одном месте, чтобы не упасть и не исчезнуть. Ведь тогда она сама и её жизнь уже никогда не станут прежней, Розалин уже не будет просто человеком, но станет больной, ненормальной, одарённой. Так она считала.
Трудно признаться самой себе в том, что ты отличаешься от других людей каким-то даром, что ты видишь и слышишь то, что не видят и не слышат другие, это словно лишало её возможности просто жить. Будто этот дар калечил её, делал в собственных глазах неполноценной, инвалидом, уродом, тем, кто не достоин жить. Страшные бессмысленные мысли повторялись по кругу каждый день, из-за чего было ещё сложнее верить в происходящее, потому что она изо всех сил цеплялась за угасающую надежду на то, что всё это просто игра её собственного воображения. Но так же происходило осознание того, что смысла ни думать ни решать уже не было, если предполагать хотя бы на один процент, что всё сущее на земле скоро сгинет в вечность.
Устав от собственных мыслей, Розалин наспех оделась, взяла с тумбочки таблетки и, скинув их в мусорку, открыла дверь… Но тут же застыла на пороге, не смея сделать даже шаг — всё её рабочее место было усыпано розовыми и белыми розами.
Лёгкие Розалин так сильно стиснуло тисками, что она стала задыхаться, а перед глазами заплясали чёрные мушки. На резко ослабевших ногах девушка заставила себя сделать шаг обратно в комнату и, закрыв дверь и прислонившись к ней спиной, схватилась за грудь. Бешено заколотившееся сердце ощутимой болью отдалось в грудной клетке, да такой сильной, что Розалин сморщилась и медленно осела на пол.
Проклятые розы вызвали сильные эмоциональные флешбеки, они стали символом пережитого похищения, ужаса, и самого Фредерика, с которым безжалостно ассоциировались. Даже её собственное имя — Розалин, — было отвратительным, принадлежавшим именно её похитителю, а не ей самой, и в первый год после пережитого заключения девушка фанатично желала его сменить.
Понимая, что не сможет самостоятельно справиться с ужасом, сковавшим всё её тело, Розалин вытащила дрожавшими, поледеневшими, отказывавшими её слушаться, руками сотовый и набрала номер Марты-Брайан Актман.
Уже спустя несколько минут психиатр успокаивала Розалин в её комнате, после чего попросила телохранителей девушки выбросить все цветы из кабинета. Не трудно было понять, кто сумел, несмотря на приказ, вновь пробраться в приёмную и сделать Розалин крайне неуместный и раздражающий подарок, поэтому после Марта, не дожидаясь ответа от Тревора, сможет ли он её принять, ворвалась в его кабинет.
Директора на месте не было, но это не остановило психиатра, поэтому, заняв кресло напротив его стола, она терпеливо ждала, когда он выйдет из спальни.
— Настолько срочно, что подождать даже полчаса не может? — сходу спросил Тревор, распахнув дверь спальни и проходя в кабинет.
— Не может, — сверля его взглядом, ответила Марта.
У Тревора был сильно помятый вид, и он на ходу застёгивал последние пуговицы на рубашке. Марта понимала, что после ночных вылазок ему, как и всем рейнджерам, нужен был отдых хотя бы на три-четыре часа, но в этот момент её мало волновало его состояние.
— Фредерик снова пролез в приёмную, — едва Тревор опустился в кресло, уведомила его Марта. — Снова нарушил твой приказ и, более того, разбросал по рабочему месту Розалин розы.
— Он подходил непосредственно к ней? — приглаживая растрёпанные волосы, уточнил директор.
— Нет, но для Розалин даже этого много, цветы подействовали на неё как сильнейший флешбек. Тебе нужно серьёзнее поговорить с Фредериком, если он не начнёт тебя слушаться беспрекословно, сам знаешь к чему это может привести. Заодно поговори с телохранителями, он обводит их вокруг пальца, как школьников.
— Фредерику запрещено подходить к Розалин.
— Я о том и говорю…
— Запрещено подходить к ней, — прервав психиатра, подытожил Тревор, — а не заходить в приёмную и оставлять цветы.
Мгновение Марта молча прожигала его взглядом, тогда как директор, сцепив руки перед собой, смотрел мимо неё.
— Ты хочешь сказать, — медленно начала она, — что Фредерик может оказывать ей знаки внимания?
— Я хочу сказать, что им самим нужно всё решить между собой, — озвучил свою мысль Тревор.
— О чём ты говоришь?! — чуть повысила голос Марта.
— Они живут под одной крышей и будут сталкиваться всё равно, этого не избежать. С того первого и последнего раза Фред больше не делал попыток подойти к Розе или заговорить с ней, так что беспокоиться не о чём.
— Он завалил цветами её стол, Розалин охватила паника, ей вновь пришлось дать сильное успокоительное, у которого полно побочек. Если Фредерику не запретить, он сделает это снова, и в этом случае мы говорим не о безобидных подарках, а о нежелательном внимании, которое ухудшит состояние моей пациентки.
— Твоей пациенткой является не только Роза, не забывай, — отчеканил Тревор. — Фред тоже твой пациент.
— Я хочу сказать, что нельзя жертвовать здоровьем одного человека ради того, чтобы потешить эго другого. Розалин итак не чувствует себя в безопасности нигде в мире, но её состояние начало улучшаться, однако всё вернулось к изначальной точке, едва Фредерик переступил порог бюро.
— Роза должна пережить это. Не лелеять свою травму, а пережить и оставить в прошлом, только так она сможет стать сильнее и начать новую жизнь. Фред больше не опасен для неё, и Роза должна понять, что то, что случилось между ними три года назад, уже не повторится. Ты и сама знаешь, что Фред не опасен, ты уже проверила его, и сказала мне, что он не тяжёлый психопат, а все его поступки в прошлом были последствиями той среды, в которой он рос. Значит скорректировать его поведение можно.
— Он опасен именно для Розалин, для её психического состояния, — поднажала Марта.
— Не он, а последствия того, что Фред когда-то с ней сделал, — отрезал Тревор. — И ты должна помочь Розе справиться именно с самими последствиями, а не носиться с ней как с неразумным младенцем. Так ты никогда ей не поможешь, и она всегда будет возвращаться к началу, едва увидит розы, которые ей могут встретиться где-нибудь в парке, даже если она будет в другой стране, или почувствует аромат духов, круассан, познакомится с похожим на Фреда мужчиной, услышит его имя в каком-нибудь фильме... Словом ей по жизни будут встречаться вещи, которые будут вызывать сплошные флешбеки, потому что напомнят о нём и том инциденте. И она никогда не сможет вернуться к нормальной жизни, если не научится с этим справляться. А научить её твоя задача, как психиатра, но похоже ты стала терять свои профессиональные качества.
— Что, прости?!
— Ты стала предвзятой, — наконец, взглянув Марте в глаза, уколол её Тревор. — Слишком сильно симпатизируешь Розе, а Фреда презираешь, поэтому вместо того, что помочь ей справиться с последствиями травмы, ты только больше подливаешь масла в огонь, поддерживая и соглашаясь с ней.
— А ты забыл свои обязанности, которые заключаются так же в том, чтобы следить, чтобы твои подопечные не причиняли друг другу вред, — теряя терпение, запротестовала Марта.
— Для меня все мои подопечные, как дети, с которыми я поддерживаю ровные отношения, — парировал Тревор. — И Роза с Фредом не исключение.
— Но ты обещал ей… — вновь попыталась возразить психиатр, но директор прервал её.
