Как-то он всё же успокоил её тем, что мать жива, и даже удосужился приносить Розалин вести о ней.

— Пока я не могу отпустить тебя, — в тысячный раз отказал ей в просьбе похититель. — Больше никто и ничто не встанет между нами, до тех пор пока ты полностью не станешь принадлежать мне. По-моему это честная сделка. Мне ничего от тебя не нужно, я сам положу весь мир к твоим ногам, только твоя любовь станет мне наградой.

— Но я никогда не смогу полюбить тебя! Не смогу! — кричала Розалин.

— Я дам тебе столько времени, сколько нужно, чтобы привыкнуть ко мне. У меня к тебе лишь одна просьба, — задумчиво произнёс юноша, присаживаясь на край кресла, — я бы очень хотел, чтобы ты перестала так на меня смотреть. Твои глаза прекрасны, как мои любимые сапфиры, как оперение голубой овсянки, которую я лишь раз видел проездом в Центральной Америке, как синее море, которое я так обожаю, и они согревают моё сердце… Но сейчас я вижу в них не симпатию, нет. Я вижу в них ненависть и испуг, и не могу понять почему. Это начинает сводить меня с ума, — уронив голову в ладони, простонал он.

Широко распахнув глаза, Розалин глядела на своего поработителя, снова убеждаясь в том, что он безумен. Как вообще можно не понимать такие простые очевидные вещи, как ненависть раба к хозяину, жертвы к хищнику?! Это смогли бы понять даже маленькие дети, почему не этот сидевший перед ней с глубоко понуренным видом юноша?!

— Почему, — вдруг простонал он, — почему всё должно быть так сложно? Любовь следует принимать, а не бояться и отталкивать… Твоя реакция меня убивает…

Розалин хотелось крикнуть, что убивает здесь только он её, но подумала, как было бы славно, если бы этот психопат действительно умер.

— Ты хоть представляешь, как сильно я тебя люблю? — взглянув на девушку глазами полными отчаяния, вопросил юноша. — Ты даже не смогла бы измерить её. Чувства эти не уместить даже во всю вселенную… Я потратил так много времени, наблюдая за тобой каждое свободное мгновение с тех пор как встретил. Мечтал держать тебя за руку, согревать тебя в своих объятиях, утешать тебя, когда ты расстроена. Я готов сделать для тебя всё, что угодно, готов даже убить за тебя, и был бы счастлив исполнить любую твою просьбу…

— Тогда… — начала Розалин, но он перебил её.

— Любую, — поработитель чуть повысил голос, акцентируя внимание на этом слове, — кроме этой.

Розалин резко отвернулась от юноши, вновь почувствовав желание придушить его.

— Да что с тобой не так?! — рыкнула она, в бессилии заламывая руки. — Как ты не можешь понять, что я не твоя собственность!

Мгновение их разделяла тишина, не нарушаемая ни единым звуком.

— Когда я впервые увидел тебя, — тихо вновь начал похититель, — я просто знал, что ты предназначена мне судьбой. Ты уже тогда принадлежала только мне. Эти чувства они навсегда, Роза, несмотря ни на что. И тебе нужно с этим просто смириться, потому что я не смогу позволить нам разлучиться. Даже если мне придётся бороться с самим богом или даже с тобой за твоё же сердце. Не пойми меня неправильно, в действительности я хочу избежать ссоры с тобой любой ценой. И видеть тебя такой потерянной, злой, одаривающей меня презрением слишком больно… Но я готов вытерпеть всё, что ты сделаешь, любой твой поступок, любые испытываемые тобой по отношению ко мне чувства, любые слова, что ты скажешь, ради общего будущего, в котором мы вместе разделим как радость, так и горе…

Не выдержав, Розалин подскочила к нему с безумными глазами и, влепив сильную пощёчину, заорала:

— Мне надоело слушать твой романтический бред! Мы с тобой не пара, и никогда ей не будем, потому что ты грёбаный психопат, не считающийся с моими чувствами и желаниями!

Её вдруг пробрала дрожь от взгляда, каким он посмотрел на неё снизу вверх. Эти глаза, временами казавшиеся голубыми, в этот момент потемнели до болотного цвета. Словно смотрел не человек, а нечто живущее внутри него. Глаза демона, не иначе.

— Почему ты не отвечаешь на мою грубость? — одновременно страшась возможной яростной реакции, которая была ожидаема от психопата, Розалин в тоже время не могла перестать его провоцировать. — Почему ты никогда не отвечаешь на мою грубость? Почему не бьёшь меня, не насилуешь? Разве не для этого ты держишь меня здесь, как собаку на привязи?!

— Тебе не надоело сравнивать меня со всяким сбродом? — спокойно вопросил похититель, не прерывая зрительного контакта, даже ни разу не моргнув.

Как и прежде от его ледяной невозмутимости Розалин оцепенела.

— Я вовсе не хочу причинять тебе боль, — холодно продолжил юноша, — напротив, я единственный с кем ты можешь чувствовать себя в безопасности, неужели всё ещё не поняла? Я не психопат, измывающийся над жертвами под видом любви, так что перестань меня так бояться. Я на самом деле тебя люблю…

— Любовь твоя — яд! — взвизгнула Розалин, обжигая щёку похитителя очередной пощёчиной, и, оттягивая каждое слово, проорала: — Ты испортил мне жизнь!

— И чем же? — юноша вновь уставился на неё недвижимым взглядом.

— Всем! Сейчас я была бы вольна делать всё, что захочу, могла бы учиться в Ванкувере и не знать тебя!

— Зачем тебе учиться?

Этот вопрос заставил Розалин на мгновение замереть.

— Что значит, зачем? — возмутилась она.

— Зачем тебе учиться? Что ты ожидаешь от этой учёбы? Почему именно общественный колледж? Чего ты хочешь добиться этой учёбой?

Посыпавшиеся из его уст вопросы привели Розалин в замешательство, и мгновение она пыталась понять, что он хочет от неё услышать.

— Учатся для того, чтобы потом работать, — ответила она избитой фразой.

— Со мной ты можешь не работать, я в состоянии обеспечить тебя всем, чем пожелаешь.

Вспомнив о его дорогих подарках, шикарных завтраках, обедах и ужинах, о почти всегда безупречном виде похитителя, когда он являлся к ней в дорогих костюмах со шлейфом элитного парфюма, Розалин снова задалась вопросом, откуда этот парень, не особо старше её, имеет такие большие средства, но расспрашивать принципиально не стала.

— Я хочу обеспечивать себя сама, — ответила она.

Мгновение юноша молчал.

— Если хочешь учиться только для этого, то не стоит, — наконец обронил он. — Начать работать, чтобы обеспечивать себя, ты можешь уже сейчас.

— Мне нравится учиться, — нахмурилась Розалин. — Интересны информационные технологии, поэтому и развиваться я хочу в этом направлении.

Похититель вновь некоторое время задумчиво промолчал.

— Почему именно общественный колледж Ванкувера?

— От тебя подальше, — начиная злиться, буркнула Розалин.

— Тогда лучше Нью-Йорк, там лучшие университеты по IT и по расстоянию намного дальше.

Розалин отвернулась от его жуткого недвижимого взгляда. Как это вообще возможно, не моргнуть ни разу за столько минут?

— Колледж в Ванкувере дешевле обойдётся, — тихо ответила она.

— Я могу оплатить тебе любое учебное заведение.

То, как её поработитель кичился своим богатством, нервировало Розалин до скрежета в зубах.

— От тебя я никогда ничего не приму, — чуть ли не по слогам процедила она.

— Это просто слова, — поднявшись с места, юноша направился к двери. — Когда-нибудь ты привыкнешь ко мне, и всё встанет на свои места.

— Этому никогда не бывать.

— Ты должна будешь привыкнуть, хотя бы потому, что тоже любишь меня, просто пока об этом не знаешь. Но я обязательно тебя дождусь, сколько бы лет это не заняло.

И похититель вновь оставил Розалин наедине со своими раздирающими душу мыслями.

***

Во второй месяц своего заключения Розалин уже не пыталась сбежать. Казалось, она смирилась с положением дел, но на самом деле просто не видела смысла пытаться сделать то, что было невозможно. Из оснащенной последней техникой крепости её могли бы только вызволить, например, полиция, если бы нашла, но ищут её или нет, Розалин не знала.

К конце второго месяца, как и предсказывал поработитель, она действительно привыкла к нему. Привыкла к совместным завтракам и ужинам, привыкла к беседам с ним и прогулкам, к его почти каждодневным подаркам и бесцеремонным поцелуям. Привыкла даже справлять нужду и мыться в его присутствии, ибо юноша, предупреждая возможный побег, не отходил от неё ни шаг. И обычно в такие моменты он почему-то читал ей стихи из французской аллегорической поэмы XIII века называемой «Роман о Розе».Как ослепительны казалисьТе существа, что повстречались:И благороден, и пригожИх лик — на ангельский похож.Тот, взявшись за руки, народСоставил дружный хоровод.А Радость их была солисткой.Какой прекрасною артисткойПевица эта прослыла,Как чудно хор она вела!Никто другой бы так умелоПрипев не вставил: Радость пелаНастолько чисто и легко,Что торжествующий покойС тем пением вливался в сердце.