Но Санька этого не сказал. Хотя можно было бы. В такой же заднице сидела Россия после перестройки, решив, что самой делать ничего не надо. Всё, де, можно купить за нефтедоллары. Ан, нет… Как война, так все «благодетели» перекрывают кислород везде, где только можно.

Об этом Санька и сказал князю, что все стратегические производства должны быть аккумулированы в России. И лучше, где-нибудь на Урале. И даже на Польшу с её богатыми ресурсами железной руды и каменного угля, рассчитывать нельзя. Ибо грядёт восстание.

— Какое восстание? — удивился князь. — Мы же им столько свобод прописали. Полная автономия!

— Свободу надо прописывать по рецепту, — пошутил Санька. — В гомеопатических дозах. Иначе иезуиты и масоны растлят умы граждан газетами и листовками. В моём мире а царя Александра, вашего брата, будет совершено шесть покушений. Седьмое увенчается гибелью императора. И это его будут считать царём-освободителем народа ок крепостнического гнёта и отцом русской демократии.

Князь молчал, удивлённо глядя на Саньку, потом тихо произнёс:

— Сашку? Убьют? Как убьют? Когда?

— Взорвут бомбисты, — пожал плечами Санька. — В восемьдесят первом.

— Он ведь, ты сказал, царь⁈ Помазанник божий⁈ Как можно? Постой! А наш батюшка? Он когда уйдёт?

— В пятьдесят пятом. Отравится после сдачи Севастополя.

— Как отравится? — оторопело отшатнулся князь. — Это же грех! Это не возможно!

— Так и будет, если сейчас не предпринять необходимые для обороны Крыма меры.

— Какие⁈ — донельзя расстроенным голосом произнёс Константин Николаевич.

— Это мы ещё с вами обсудим. Пока, думаю, следует увеличить производство морских гальванических мин и сухопутных с проводным подрывом, производство пушек, снарядов и всего остального, что я сказал.

— В казне нет денег! — простонал князь. — Если только Аляску продать? Говорил батюшке про неё. Висит, как ядро на ноге. А толку на грош. Всё равно не удержим. Флота, ведь, нет!

— Аляску? Продать? Неплохое решение! Я выкуплю. И цену дам хорошую. Продадите мне, обзаведётесь хорошим союзником. Заодно я вашу Камчатку прикрою своими кораблями и китобоев-рыбаков американских от ваших берегов отгоню.

— Купите? — удивился князь. — У вас есть миллион рублей злотом?

— Ну… Столько вам никто не даст. Тем более деньгами. Товаром расплатятся… Паровозами какими-нибудь. Вам ведь нужны паровозы? Транссибирская магистраль, то, сё…

— Паровозы нам нужны, но ещё больше нам нужны деньги.

— Которые вы, добросовестно растрынькаете. А половину этих денег у вас сопрут ваши эффективные менеджеры. Так ведь? Воруют? Ха-ха…

Саньку почему-то этот разговор развеселил. А князь, наоборот, нахмурился.

— Воруют-воруют. Интендантские генералы и адмиралы жируют на поставках для армии и флота. Да и чиновники пониже и пожиже воруют. Воруют все. Ха-ха…

— Зря вы так, Александр Викторович. Не все воруют. Кто-то и свои деньги вкладывает. Вон, государь из своих порой жалование гвардии платит.

Санька отмахнулся.

— Ой, только не надо. Доходы нужно увеличивать! Такая страна! Столько ресурсов! Про уголь я уже сказал. Сейчас нефть будет востребована. И прежде всего вашими кораблями. Нужно срочно решать с откупом и разрешать частную нефтедобычу. Тем же Нобелям предложить. Они предприниматели хваткие. Если позволите, я сам с ними могу поговорить. Покажу чертежи дизельного двигателя, расскажу про Бакинскую нефть. Главное — не бить их по рукам и дать развернуться.

— Вы меня просто шокировали своим рассказом про батюшку и братца. Не верится, честно сказать.

— Про себя, — Санька коварно улыбнулся и чуть прищурил левый глаз, — не хотите услышать?

— Увольте-увольте! — замахал руками князь. — Мне достаточно услышанного про винтовые корабли.

— Ну, как знаете, — хмыкнул Санька.

— Только не послушается вас батюшка, — вздохнул князь. — И про крестьян не пслушается. Мы с Сашкой говорили ему, да и третье отделение писало, что крестьянские бунты, пока подавляемые, могут перейти в более серьёзное противодействие. Особенно, если начнётся война. Крестьяне ослеплены желанием «свободы». Вроде уже и не притесняет их никто, а всё равно. Требуют отмены крепостничества. А государь не решается.

— Вот и доведёт страну до цугундера. Если сейчас не сделаете то в шестьдесят первом голу будет уже поздно. Хотя… Поздно уже сейчас. Хоть государственных крестьян перестали отдавать помещикам вместе с землями. А! Ладно! Моё дело маленькое! Думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь.

— Что иметь? — не понял Санькиного юмора Константин Николаевич.

— Державу и самодержавие. Я, короче, вам дам книжек, атласов. Изучайте свою историю и решайте сами, как вам жить дальше. Я, наверное, на обратный путь лягу, а вы пообщайтесь с императором, братом… Глядишь, что-нибудь и надумаете. Но на Дальний Восток, мой совет, пока не лезьте. И казаков с Сибири пока не переселяйте. Току от них, как с козла молока. Крестьян туда надо, Которые землю обрабатывать будут. А пока крепостничество не отмените, никто туда не поедет.

— Да, как помещиков без крестьян оставить?

— И ты, Брут? — вздохнул Санька.

Остаться на Балтике Великий князь Саньку «уговорил» и обещал приложить максимум усилий, чтобы убедить отца-самодержца в необходимости отмены крепостничества и других реформ. На что Санька пожал плечами, чуть дёрнул уголком губ и рекомендовал не тянуть с поездкой в Питер, «а то у меня китайцы расшалились не на шутку».

В Китай Санька периодически отлучался и особой нужды в его присутствии там не было, но придать себе значимости в глазах второго сына Российского Императора было необходимо. Тем более, что всё равно сказанное будет записано в дневнике, потом переложено в форму отчёта и доложено «наверх». Имеется у царствующих особ сейчас такая привычка, — фиксировать для потомков сколько ворон настелено за день.

Однако, Санька сразу предупредил князя, что дальше Кронштадта он и «шагу не ступит» ибо не хочет «куковать» во льдах до мая. Санька не стал сообщать князю, что его корабль имел возможность «ледового хода» при толщине льдов до восьмидесяти сантиметров. Зачем кому-то знать характеристики его боевого корабля? Что знают двое — знает и свинья.

Князь сначала даже обиделся тому, что Санька не горит желанием встретиться аж с целым императором Российской Империи, но Саньке, действительно, было фиолетово на чужие регалии. Он уже, честно говоря, был не рад, что выбрал это время и то место, а так же то, что был вынужден ввязаться в политику. Сидел бы сейчас на бережку того же Сучана, но в веке десятом, и не думал бы ни о какой России с её самодержцами и британо-французами.

Как не опасался Санька всевозможных инсинуаций со стороны вспыльчивого самодержца, но таких не последовало. Царь и император всея Руси скромно поднялся по трапу и принял как должное выстроенных в его честь офицеров, одетых в парадные шинели, опоясанные жёлтыми офицерскими ремнями с кортиками.

Царь был в шубе, уже морозило до минус двадцати, в шубах были и сопровождавшие его сыновья. Кроме трёх высших особ царствующего дома Санька никого на корабль не приглашал и был доволен тем, что его условий придерживались.

— Стол накрыли у него в каюте и стол не ради чревоугодия, а ради разговора. Из напитков присутствовали: коньяк, водка, виски, кофе и чай, из снеди: несколько видов сыров, колбасные нарезки, оливки, шоколад, сушки-бублики, разных видов роллы с имбирём и соевым соусом. Лежали палочки для еды расписанные иероглифами. На них сразу было обращено внимание и царь спросил.

— Вы, Александр Викторович, действительно выгнали голландцев из Нагасаки?

— Действительно выгнал, Николай Павлович. И не просто выгнал, а уничтожил их торговую факторию вместе с её обитателями.

— Вы такой жестокий? — усмехнулся государь. — Вам их не жалко? Они же простые торговцы.

— Эти простые торговцы вывели под ноль коренное население островов Пряностей. Слышали про такие?