В еще одной исторической песне «Как давным-давно на святой Руси», также носящей книжный характер, повествуется:

Обе исторические песни отражают популярность Минина и Пожарского во второй половине XVIII — первой половине XIX в.; вместе с тем следует признать, что Минин и Пожарский фигурируют только в двух поздних песнях, записанных в XIX в. и вызывающих сомнения у исследователей, которые полагают, что они могли появиться в устах народных сказителей в связи с оформившимся государственным культом национальных героев.

Со второй половины XVIII в. информацию о деяниях Минина и Пожарского стали помещать в учебных изданиях на русском языке. Первый опыт включения событий прошлого России в контекст мировой истории представлен в учебнике Вейсьера де Лакроза «Краткая всеобщая история», который дважды (в 1761 и 1766 гг.) издали в Петербурге для Сухопутного кадетского корпуса с добавленными Семичевым русскими материалами. Для повторения материалов в заключительной части учебника помещена подробная хронологическая таблица, в которой под 1611 г. отмечено, как «бывшие в России возмущения старанием купца Козмы Минина и князей Дмитрия Михайловича Пожарского, Димитрия Тимофеевича Трубецкого чрез разбитие поляков укрощены»^{633}. Аналогичная характеристика и с той же последовательностью перечисления имен руководителей народных ополчений дана в тексте учебника: «Как спаслась Россия от сего пагубного разорения? По том плачевном расхищении, какого и от татар не бывало, старанием нижегородского купца Козмы Минина, под предводительством князя Димитрия Михайловича Пожарского, а с другой стороны князя Димитрия Тимофеевича Трубецкого, разбиты поляки, Москва по двухлетней осаде взята и от поляков и воров очищена»^{634}. Очевидно, что, составляя добавления, Семичев использовал «Краткий российский летописец» М. В. Ломоносова.

В 1769 г. в типографии Московского университета был напечатан учебник инспектора королевского училища в Галле (Пруссия) Иеронима Фрейера «Краткая всеобщая история», переведенный на русский язык X. Чеботаревым, который сделал к нему дополнения также из «Краткого российского летописца». Во второй части книги почти дословно приведена та же фраза, что и в учебнике де Лакроза^{635}.

В 1797 г. в Смоленске в типографии Приказа общественного призрения вышла «Детская российская история, изданная в пользу обучающегося юношества». В ней сказано: «Начальною причиною прекращения всех сих несчастий был некоторый нижегородский мясник Козьма Минин, который, видя свое отечество в крайнем расхищении, умел собственным примером возбудить в сердцах сограждан своих ревность к освобождению от иностранцев… он собравши своих сограждан, уговаривал жертвовать всем имением на содержание армии и первый принес в собрание все свое имение; сему знаменитому поступку подражали и прочие. Он уговорил князя Пожарского, отличавшегося тогда храбростию и благомыслием к отечеству, предводительствовать собранною для сего армиею, которая имела благополучный успех. Петр I, проезжая через Нижний город, почтил гробницу сего избавителя государства»^{636}.

В педагогическом трактате «О воспитании» (1798 г.) А. Ф. Бестужев, отец декабристов Николая, Александра, Михаила и Петра Бестужевых, среди нравственных примеров, которые предлагалось использовать в обучении детей, привел деятельность двух спасителей Российского государства в период Смуты: «Надобно, чтоб Пожарский и Минин воодушевлены были сильными страстями, устремясь пожертвовать первый своею жизнию, а другой всем своим имением для спасения отечества. Пожарский… невзирая ни на какие препятствия, презирая козни Заруцкого, Трубецкого, освободил Москву — Россию от ига польского, от самозванцев. Его умеренность и великодушие заставили отказаться от подносимой ему на российской престол короны — он избрал с прочими законного наследника. Вот примеры, коим украшать должен нравственный надзиратель свои наставления и разговоры»^{637}.

Нельзя не упомянуть и о роли Русской православной церкви в увековечении памяти о героях Смутного времени. Центрами церковной памяти о Кузьме Минине в XVIII в. были Нижний Новгород, Москва, Троице-Сергиев монастырь. В Нижнем Новгороде, где, по-видимому, сохранялись какие-то устные предания, имя Кузьмы Минина было записано в синодики XVII в. Спасо-Преображенского собора и Печерского монастыря. Имена Минина и его сына Нефеда ежегодно поминались в неделю Торжества Православия на панихидах в Спасо-Преображенском соборе^{638}. Род Нефеда Минина значился в синодиках XVII в. Успенского собора Московского Кремля.

До 1830 г. в Троице-Сергиевой лавре находились сабли, согласно устному монастырскому преданию, вложенные в ризницу Мининым и Пожарским, а также седло последнего^{639}. Ныне они хранятся в Оружейной палате. У рукояти сабли Минина помещено резное клеймо с арабской надписью «Изделие Ахмеда, мастера из Каира». Она и ножны от нее отличаются от сабли Пожарского простотой, отсутствием богатого декора. Видимо, поэтому ее и приписали Минину. В любом случае, учитывая полное отсутствие письменных свидетельств о таких вкладах в Троице-Сергиев монастырь руководителей Второго земского ополчения, атрибуцию сабель следует признать условной^{640}.

Архимандрит Досифей в описании Соловецкого монастыря, которое было издано в 1853 г., несколько раз упоминает о саблях героев Смутного времени: 1) «1647 года Князь Димитрий Михайлович Пожарский дал вкладом Евангелие напрестольное, письменное, обложенное атласом золотым, на нем Евангелисты серебряные, золоченые, с каменьями и жемчугом; также разные книги; а по кончине его от Князя Семена Васильевича Прозоровского прислана в монастырь сабля его, с серебряною оправою и с дорогими каменьями»; 2) «1647 года. Окольничий Князь Семен Васильевич Прозоровский по Князе Иоанне Иоановиче Шуйском-Скопине дал палаш в серебряной оправе с каменьями, собственный Князя Михаила В. Шуйскаго-Скопина»; 3) «Палаш с сребропозлащенною оправою с каменьями Князя Михаила Васильевича Шуйскаго Скопина»; «Сабля в сребропозлащенной оправе и с каменьями; дана вкладом от Князя Димитрия Михайловича Пожарского». В перечислении достопримечательных вещей, хранившихся в ризнице Соловецкого монастыря, Досифей также упоминает «палаш с сребропозлащенною оправою с каменьями, Князя Михайла Васильевича Шуйскаго Скопина» и саблю «в сребропозлащенной оправе и с каменьями; дана вкладом от Князя Димитрия Михайловича Пожарскаго»^{641}.

В начале 1920-х гг. палаш князя М. В. Скопина-Шуйского и сабля князя Д. М. Пожарского были изъяты из хранилища Соловецкого монастыря и переданы в Государственный исторический музей. Судя по клейму на клинке, парадную саблю Дмитрия Пожарского изготовил в начале 1640-х гг. персидский мастер Тренка Акатов, работавший в Оружейной палате в Москве. Ее ножны богато декорированы серебряной чеканкой и гравировкой, бирюзой, изумрудами, перламутром, рубинами, яшмой; рукоять — изумрудом^{642}. В настоящее время палаш князя М. В. Скопина-Шуйского и сабля князя Д. М. Пожарского выставлены в экспозиции ГИМ (зал XXI, витрина 5). Одно время, в начале 2000-х гг., сотрудники музея даже ошибочно приписали помещенную в эту же витрину еще одну саблю Кузьме Минину, по-видимому, посчитав, что холодное оружие двух предводителей Второго земского ополчения должно во всех случаях находиться вместе.