В отечественной и зарубежной историографии, за редким исключением, не уделяется должное внимание повседневной жизни городов России в Смутное время, в том числе в социально-правовой, торгово-экономической и культурно-бытовой сферах. Лишь в последние два десятилетия стали появляться новые работы такого плана{281}.
Торговые будни
Рыночная жизнь столицы России даже в самые тяжелые годы Смуты протекала традиционным путем: работали лавки и прилавки на Гостином дворе, люди продавали и покупали все необходимое{282}, а торговцы вынуждены были угождать любым властям. При приближении к Москве кортежа с Мариной Мнишек, ехавшей сочетаться браком с Лжедмитрием I, по словам достоверного информатора, «встретили ее мещане и купцы московские, дарили подарки, среди которых находилось 5 бокалов, 5 кусков парчи и соболей лучших 5 сороков»{283}.
Гости и торговые люди Москвы участвовали в конце мая 1606 г. в провозглашении царем В. И. Шуйского{284}. За активное участие в свержении Лжедмитрия I Шуйский пожаловал московским купцам Мыльниковым двор любимца самозванца — В. Масальского{285}. В правление Шуйского гости и члены Гостиной сотни обзавелись новыми общими жалованными грамотами, подтверждавшими их привилегии. Персонального звания гостя в 1606–1610 гг. дождались Дементий Булгаков, Родион Котов, Михаил Смывалов, Максим Твердиков, братья Василий и Иван Юрьевы{286}. Гость В. Юрьев даже получил от царя в 1606/07 г. землю в Московском уезде. Членом Гостиной сотни стал в 1606 г. торговый человек А. Окулов{287}.
Почести именоваться с отчеством (подобно феодальной аристократии) вместе с пожалованным званием гостя удостоились в 1610 г. от Шуйского за предоставление значительных денежных средств на содержание войска богатейшие купцы-предприниматели Строгановы, ставшие «именитыми людьми»{288}.
Именитые купцы пользовались личными печатями. При заключении договора Новгорода Великого со шведским военачальником Якобом Делагарди И июля 1611 г. «присягу своеручно подписали и печатьми утвердили» наряду с другими представителями новгородского населения «купцы, ремесленники и всякого звания люди Великого княжества Новгородского и гости в оном ныне пребывающие»{289}.
Московский гость Иван Семенович Кошурин в августе 1610 г. в составе русского посольства отправился на переговоры с королем Сигизмундом III в польский лагерь под Смоленск. До этого, находясь в 1593 г. в Царьграде, он выполнял поручения Казенного приказа, а в 1598 г. участвовал в Земском соборе, избравшем царем Б. Ф. Годунова. В 1611 г. Кошурин был арестован поляками.
Перед правительством царя Михаила Федоровича, созданным в 1613 г., стояло немало острых внутренних и международных проблем, в том числе неотложная задача формирования финансовой базы его деятельности и обеспечения вооруженных сил. Поскольку быстро обеспечить в нужном объеме пополнение государевой казны за счет традиционных видов тягла было невозможно, пришлось прибегнуть к экстраординарным сборам, в том числе с торгового люда.
Когда в начале 1614 г. в казне не хватило денег для выплаты жалованья ратным людям, Земский собор «приговорил» дополнительно собрать «от избытков по окладу, кто может от живота своего и промыслу на 100 рублев, с того взяти пятую долю — двадцать рублев, а кто может больше или меньше, и с того взяти по тому же расчету». И с апреля правительство приступило к сбору с населения «пятинных денег» («пятины»), именующихся в источниках также «запросными деньгами» («запросом»). Первоначально их «собирали» только с тех торговых людей, кто имел «животов (имущества. — В. П.), торгов и промыслов» более чем на 10 рублей. Для одних этот чрезвычайный налог был принудительным займом, для других — платой в счет недоимок или будущих налоговых платежей. В. О. Ключевский, например, полагал, что «пятинный» сбор взимался в размере пятой части с чистого годового дохода, другие историки (П. Н. Милюков, С. Ф. Платонов) — что со всего наличного капитала{290}.
Но собрать с торговцев «запросные деньги» оказалось не так-то просто. По свидетельству сборщиков («пятинщиков»), «многие люди животы свои таили» и сказывались небогатыми. К тому же из-за нечеткой формулировки сути чрезвычайного налога («с животов» и «промыслов») на местах возникла масса недоразумений. Кое-кто из окладчиков стал даже описывать всякое имущество налогоплательщиков, менее ретивые сборщики налога руководствовались лишь записями стоимости товаров в таможенных книгах. Нередко денежная сумма «пятинного» сбора зависела не только от благосостояния торговца, но и степени его сопротивляемости натиску «пятинщиков»{291}. Не успев полностью собрать первую «пятину», власти в апреле 1615 г. уже приступили к сбору второй.
В Смутное время продолжала сохраняться практика составления поручных записей. Так, в поручной записи 1613 г. торговых людей Харитона Самойлова с товарищами по торговому человеку Гостиной сотни Елисею Родионову давалось обязательство: «не изменять, в Крым и в Немцы и в Литву, и ни в которые государства, и к Маринке, и к сыну ее, и к Заруцку в их воровские полки, и в изменные городы не отъехать, и с ними не знатца, и грамотками и словесно не ссылатца, и не лазучить, и никаким воровством не воровать»{292}. Порой близким приходилось отвечать за неудачные операции родственника-купчины.
Сохранилось несколько жалованных грамот членам привилегированных купеческих корпораций, выданных от имени царя Михаила Федоровича в 1613–1614 гг. 14 июня 1614 г. «по приказу постелничего и наместника трети московские Костентина Ивановича Михалкова для его службы» была запечатана за 2,5 рубля «жаловальная грамота кормленою красною печатью гостя Федора Максимова против прежних государей грамот, что ему самому в ыскех креста не целовати»{293}. 20 июня 1613 г. в Печатном приказе была «запечатана жаловальная грамота Суконной сотни торгового человека Бажена Дементьева сына Клепышникова: ни в каком деле ему и его детям креста не целовать, а целовать людем их, и по городом ни в чем судить их не велено»{294}. Члену Суконной сотни Ивану Онофрееву была дарована 25 мая 1614 г. привилегия: «питье ему держати про себя безъявочно»{295}.
В 1614 г. царь Михаил Федорович пожаловал льготами голландских купцов «для их многово разоренья и убытков, что им учинилось в Московском государстве и в городех в смутное и безгосударное время от польских и литовских людей и от черкас»{296}. До нас дошла «роспись» 1613–1616 гг. «у кого Устюжские чети в городех по государевым жалованным грамотам не взято таможенные пошлины с тарханщиков». Из 56 записей 31 относится к монастырям, 15 — к иноземцам, 10 — к русским гостям и торговым людям{297}.
Несмотря на сложную внутриполитическую ситуацию, традиционная торговая жизнь в российских городах все-таки продолжалась. Учитывая уроки страшного голода 1601–1603 гг., московские власти вынуждены были постоянно уделять внимание проблеме регламентации хлебной торговли. «Меры житные» в Москве и других городах в 1605 г., как и прежде, хранились с «государьскою печатью». «А хлебы, на Москве и по городом, трижды на год весят, чтобы правдиво купцы продавали», — говорилось в «Записке о царском дворе», первоначально отнесенной к 1610–1613 гг., но недавно передатированной Д. В. Лисейцевым на 1605 г.{298}
