— Будьте уверены, что посредством молитвы получите помощь, о которой просите, — объяснил я, обещая ей эффективную помощь Губио.

Бедная женщина, немного успокоившись, села на своё место. Видя, как один из присутствовавших братьев делает мне знаки с целью рассказать об опыте, жертвой которого он стал, я обратил своё внимание на слова, которые он собирался произнести.

С выражением, типичным для хронического безумца, он скорбно сказал:

— Вы позволите задать вам вопрос?

— Конечно, — удивлённо сказал я.

— Что такое мысль?

Я не ожидал подобного вопроса, но, сконцентрировав свою возможность приёма с целью успешно ответить, я, как мог, объяснил:

— Мысль, разумеется, — это созидательная сила, исходящая из нашей собственной души, и, следовательно, продолжение нашей личности. Через неё мы влияем на среду, в которой живём и действуем, устанавливая уровень своего влияния в добре и во зле.

— А! — сказал этот странный, немного измученный человек, — объяснение означает, что наши мысли, выходя на свет, создают такие живые образы, как мы того желаем?

— Бесспорно.

— Тогда, если мы ошибочно вмешиваемся в ментальную жизнь других, что нужно сделать, чтобы разрушить свои собственные творения?

— Помогите нам понять ваш случай и расскажите что- нибудь из вашего опыта, — с братским интересом попросил я.

Возможно, тронутый тоном моей чувственной просьбы, собеседник изложил нам те расстройства, которые внутренне мучили его, резкими фразами, наполненными искренности и боли:

— Я был писателем, и никогда не интересовался серьёзными сторонами жизни. Я культивировал в себе хитрую шутливость, и вместе с ней вкус к сладострастию, простирая свои создания на молодёжь моего времени. Я не достиг высокого положения среди знаменитостей, но более, чем я думал, я разрушительно влиял на юношеские умы, приводя их к опасным мыслям. После моей кончины меня постоянно разыскивали жертвы моих утончённых инсинуаций, они не оставляют меня в покое. И пока всё это происходит, другие сущности ищут меня, чтобы сформулировать распоряжения и предложения недостойных деяний, которые я не могу принять. Я понял, что оказался связанным, начиная с земного существования, с огромной бандой извращённых Духов- насмешников, которые использовали меня как инструмент для своих нежелательных проявлений, оставленный без надзора. В глубине души, в своём собственном разуме я сохранял достаточное количество неосмотрительности и хитрости, широко ими использовавшиеся, добавляя к своим ошибкам более важные и крупные, которые они безуспешно старались использовать без моей активной помощи. Но вот случилось так, что, открыв глаза перед истиной, в сфере, где мы сегодня обитаем, я напрасно стараюсь адаптироваться к более благородным процессам жизни. Если меня не мучают мужчины и женщины, называющие себя жертвами тех идей, что я им навеял во время земного паломничества, то мой внутренний мир тревожат определённые странные формы, словно внедрённые в моё собственное воображение. Они соединяются с автономными личностями, которые видны лишь моим глазам. Они говорят, жестикулируют, обвиняют меня и насмехаются надо мной. Я без труда узнаю их. Это живые облака всего того, что моя мысль и рука писателя создали, чтобы убаюкивать себе подобных. Они нападают на меня, осмеивают и оскорбляют мою честь, словно дети, восставшие против собственного преступного отца. Я прожил, словно безумец, которого никто не понимает! Но как толковать те кошмары, которые осаждают меня? Неужели мы — живое прибежище мыслей, которые мы сами создаём, или идеи являются точками опоры и проявлением добрых или злых Духов, которые входят в резонанс с нами?

Среди слушателей было многозначительное внимание, несмотря на царивший здесь покой.

В нерешительности несчастный умолк. Он казался измученным энергиями, чужими его внутреннему миру, отупевшим и дрожащим под нашими взорами. Он посмотрел на меня своими глазами, охваченными странным ужасом, и, бросившись в мои объятия, стал кричать:

— Вот он! Он идёт изнутри меня… Это один из персонажей моей лицензионной литературы! Горе мне! Он обвиняет меня, иронично хохочет, он сжимает руки! Он хочет повесить меня!…

Поднеся свою правую руку к горлу, он скорбно проговорил:

— Меня хотят убить! На помощь! На помощь!…

Другие помешанные и страждущие спутники, стоявшие здесь же, не на шутку встревожились. Некоторые из них попытались бежать, но я смог одной фразой прервать нарождавшуюся панику.

Бедный развоплощённый любитель беллетристики бился в конвульсиях в моих руках, а я никак не мог помочь его сбившемуся с пути повреждённому рассудку.

Я тихонько послал за Губио, который появился через несколько секунд.

Он проанализировал случай и попросил присутствия Леонсио, бывшего гипнотизёра Маргариты. Когда тот появился, он указал ему на больного с приступом и безоговорочным, но благожелательным тоном сказал:

— Облегчи ему страдания.

— Я? Я? — спросил преображённый, наполовину ошарашенный Леонсио. — Достоин ли я милости принести облегчение?

Губио, не колеблясь, подтвердил:

— Созидательное служение и разрушительная деятельность — это лишь вопрос направления. Водный, разрушительный поток, всё опрокидывающий и убивающий, может питать целый завод с созидательным потенциалом. В действительности, друг мой, мы все — должники, пока находимся на линии зла. Но необходимо признать, что добро — это наша искупительная дверь. Самый большой преступник может сократить долгие годы наказания, начав своё собственное спасение путём труда на пользу себе подобных.

С нотками нежности в голосе он настоятельно заявил, чтобы развеять все сомнения:

— Начинай сегодня, здесь и сейчас, Христос с тобой. Именно твоё решение помогать раскрыть тайну личного блаженства.

Леонсио более не колебался. Он стал гипнотизировать врача, лишённого рассудка, и тот несколькими минутами позже умолк, погружённый в глубокий отдых.

С этого момента бывший преследователь уже не покидал меня на протяжении всей работы этого дня, успешно выполняя роль прекрасного партнёра.

Но собрание росло от часа к часу.

Благонамеренные сущности приходили к нам, жаждущие покоя и просветления, а мне, откровенно говоря, тяжело было видеть столько невежества по другую сторону смерти физического тела.

У большинства присутствовавших особ не было ни малейшего представления о духовности. Интеллект и чувства оставались прикованными к земной почве, привязанные к интересам и страстям, тревогам и разочарованиям.

И наш ориентер был категоричен во время последних информаций, которые он нам передал. Следующая ночь обозначит окончание нашего времени, проведённого в доме Маргариты. И нам нужно было подготовить всех, кто искал нас, жаждущих священных знаний, к молитвенной службе, которую он намеревался осуществить. Было нежелательно, чтобы они пришли без знания об оздоровительных и уместных средствах, касающихся обязательств и надежд, которые им предстояло развивать.

Именно поэтому я вмешивался в разговоры, чтобы давать разъяснения, которыми я располагал.

К концу пополудня у всех на лицах царили смирение и удовлетворение. Наш Инструктор обещал отвести компаньонов доброй воли в более возвышенную сферу, гарантируя им переход к высшему состоянию, и во взглядах всех присутствовавших читался мягкий восторг.

В экзальтации веры и доверия, которые господствовали над нами, одна симпатичная дама попросила у меня разрешения спеть евангельский гимн, на что я, счастливый, согласился. Надо было слышать и ощущать красоту мелодии, которая стремилась ввысь звуками чудесного очарования!

Радостный и счастливый трудом, который нам доверили, я почувствовал, как мои глаза заволокло слезами, когда во время последних слов пения надежды одна молодая женщина с грустным лицом подошла ко мне и сказала умоляющим голосом:

— Друг мой, с сегодняшнего дня я приму новый путь. Только здесь, в этом обществе братства, я почувствовала, что зло однозначно заставит нас пасть во мрак.