Так что уходили мы спокойно: не имелось необходимости рвать жилы из наших лошадей. Совершенно никаких оснований считать, что у преследователей имеется информация о месте нахождения и направлении движения моего отряда.

Но дело не в этом – откуда ещё эскадрон кавалеристов?

Значит, те ребятки, которым мы устроили «дорожное приключение», не единственные на этом тракте?

Может, и наша одна ракета дезинформировала штаб корпуса о том, что «небольшими силами»?

А вот, поди теперь разберись: возможно, и дивизию на Режице бросили. Как тут узнаешь, когда солидная погоня на хвосте?

Причём после дождя следы нашей конной оравы на дороге вполне конкретно читаются – не спутаешь и на лесную тропу не свернёшь. Либо уходить полным ходом, либо опять засаду устраивать…

Только кишка у нас тонка против эскадрона гусар или конноегерей, который висит на плечах: даже динамитных шашек всего несколько, а это совершенно несерьёзно будет. Только уходить! Самыми шустрыми темпами уходить.

Не загоняя лошадей, конечно, повода нестись во весь опор пока не наблюдается, а до наших передовых позиций не так и далеко. И французы (или кто там ещё) тоже об этом в курсе – вылететь во весь опор на казачью сотню, например, им наверняка категорически не улыбается.

Так что возвращаемся в темпе, но без особой паники и страха.

Не ошибся – через полчаса встретили разъезд ямбургских драгун, можно было больше не опасаться стычки с вражеской кавалерией, к тому же имевшей достаточно загнанных лошадей. Да и не осмелятся они соваться так близко к расположению корпуса.

Драгунский поручик предложил проводить наш отряд в расположение, но этого не требовалось – дальше мы уже могли спокойно следовать сами.

Сейчас главным являлось поскорее доставить информацию Витгенштейну, а уж командующий корпусом решит, как действовать – я не стратег, да и мнение моё никого из генералов особенно не волнует: доложу, что произошло, что наблюдал, а дальше пусть они сами крутятся…

Когда прибыли в расположение, снова подошёл хорунжий Самойлов:

– Я тут покумекал, Вадим Фёдорович – думаю, что большинство хлопцев согласятся. А полковник отпустит.

Ишь ты! Он, видите ли, «покумекал»! Всё за всех решил, и за подчинённых, и за начальство!

– Понимаешь, Лукич, не торопись с решением – мы ведь подробно-то и поговорить не успели. Да и сейчас у меня времени на это не густо: сам, небось, понимаешь, что срочно с докладом к его сиятельству надо.

Но чтобы ты понял хотя бы приблизительно, куда просишься, приведу пример: если я скажу ждать в засаде пятерых всадников в оранжевых мундирах, то сидеть и ждать именно их, и никого другого. Даже если мимо проследуют французские телеги, гружённые золотом, а в охранении только десяток голых девок – не трогать ни золота, ни девок, понял?

– Да уж куда понятнее, – слегка ошалел казак, срочно пытаясь представить нарисованную мной картинку. Дурацкого вопроса: «А что, и так может случиться?» – задавать не стал, хватило соображалки въехать, что я утрирую.

– Вот в этом разрезе и подумай. И с ребятами своими, кто служить под моим началом захочет, обсуди. Это, конечно, не значит, что вообще запрещу трофеи брать, но только когда не в ущерб основной задаче. Понял?

– Так точно, господин капитан!

– Вот и ладненько. А пока извини – мне срочно к генералу нужно.

Самого Витгенштейна на месте не было, и меня принял начальник штаба корпуса генерал-майор Довре.

– Проходите, капитан, давно и с нетерпением ждём известий от вашего отряда.

Я уже встречал раньше Фёдора Филипповича, но общаться непосредственно с ним как-то не приходилось. Достаточно пожилой человек – лет под шестьдесят, совершенно седой, но густоволосый. Невысок, лицо груборубленое, но мужественное.

Вкратце рассказал ему о наших приключениях. И о выводах: «А хрен его знает, товарищ генерал-майор!» Шёл на Режицу небольшой отряд или целая дивизия – теперь непонятно…

– На самом деле это уже не столь важно, уважаемый Вадим Фёдорович – передовые части корпуса Штейнгеля уже в Островно. За исключением двух морских полков, которые отправлены в Ригу на кораблях, все силы Финляндского корпуса со дня на день присоединятся к нам.

Вместе с тем выражаю вам благодарность за доблестные действия вашего отряда.

Я молча поклонился.

– Вы уверены, что истребили две сотни солдат противника?

– По самым скромным подсчётам, ваше превосходительство.

– Ваши потери?

– Несколько казаков.

Напрасно я подумал, что генерала устроит такая точность:

– Конкретнее, пожалуйста.

– Пятеро убиты в бою, один умер позже, ещё пятеро ранены достаточно тяжело и десять легко.

Теперь начштаба удовлетворённо кивнул. Какой я всё-таки штатский ещё человек, так и не впитал в себя, что доклад должен быть максимально конкретным…

– Среди убитых и раненых только казаки?

– Точно так, ваше превосходительство, все потери в кавалерийской сшибке с драгунами. Чем прикажете заняться сейчас?

– Своими людьми. И отдыхать. Благодарю за службу!..

В расположении увидел, что Спиридон всё-таки вернулся. Да я и не сомневался на самом деле: для этого лешего любая чащоба – дом родной. Мало того что вернулся – он ещё и небольшую косулю подстрелить по дороге умудрился. Приволок, конечно, не всю, но и доставленного мяса хватит на всю нашу ораву.

Тихон уже запалил костёр и пристраивал над ним котел. Ужин ожидался знатный…

А не попробовать ли и мне внести свой приварок к нашему столу? Удочки, конечно, я с собой не таскал, оставил в усадьбе, но всё необходимое для снаряжения нехитрой уды имелось: крючки, леска, грузила и поплавки много места не занимают. Осталось подыскать подходящую орешину и вспомнить детство. Наверняка в Себежском озере сейчас рыбы несравненно больше, чем где угодно в конце двадцатого века.

На следующее утро соскрёб себя с постели и заставил отправиться к водоёму. Обычное дело – при походной жизни спать хочется бесконечно, но нужно продолжать жить. А небольшое усилие над собой позволяет достаточно быстро понять, что жизнь продолжается и прекрасна.

Солнышко уже оторвалось от горизонта, но я же не на леща иду, чтобы зорьку на берегу встречать, – так, на ушицу надёргать, мне трофейные экземпляры без надобности. Да и не выдержит моя снасть серьёзной рыбы: просто хлыст лещины с привязанной к концу леской.

Уже вовсю стрекотали кузнечики, их время. Наверное, если наловить в достаточном количестве, брать будет получше, чем на обычного червя, но такой роскоши позволить себе не могу – не на даче, чай, на войне, как-никак.

Вышел к озеру и пошёл вдоль берега, выискивая подходящее место. Хоть здесь я никогда и не бывал, но принципы одинаковы на любом водоёме. Метров через полтораста увидел: оно!

Не побоялся испугать будущую уху, разулся, снял штаны и сделал пару шагов от берега в воду – не ошибся: дно достаточно круто уходило вниз. Небольшие островки кубышек, или, как их обычно называют, кувшинок, подсказывали, что тут должны обитать те, кто мне нужен.

Червяк на крючке, заброс… И всё: пускай весь мир подождёт!..

Поплавок не успел успокоиться на водной глади, как его повело в сторону. Подсечка… Первый окушок заплавал в моём ведёрке.

Не скажу, что был жор, но клевало вполне исправно: плотвички, окуни, подлещики, пара карасей… Весом в основном от пятидесяти до двухсот граммов. Немало, правда, попадалось и «окуньков-гренадёров» размером с мизинец, но для ухи они – самое то.

Через пару часиков надёргал уже килограмма три и собирался закругляться: на ушицу всем моим гаврикам хватит. Но оторваться непросто. Зарёкся: последняя рыбка, и всё!

Разумеется, клёв тут же прекратился. Пять минут – поплавок не шелохнулся, десять – то же. Вытащил удочку, проверил червя – на месте. Что за зараза!

Всё: последний заброс!

Три минуты никакого движения, и тут дрогнуло… Потянуло в сторону и, когда я уже был готов подсекать, красный стержень снова замер на воде. Секунд через пять слегка притопило, но на этом всё и закончилось. В общем, подводный садист издевался надо мной таким образом минуты две. И я, кажется, понял, с кем имею дело.