— Я и так рассказал тебе слишком много, — как можно более спокойно выговорил Джаред, отгоняя тени прошлого.

— Нет! — вскочила Гвенн. — Ты что-то вспомнил!

— Ничего существенного, кроме собственных ошибок, — остановил ее Джаред. — Поговорим лучше о фоморах.

Гвенн отпила из стоящей на столе кружки, решив, что себе хозяин яду не нальет. Напиток оказался приятным, с легкой кислинкой и медовым ароматом. Протянула Джареду, но тот качнул головой.

— Временами мне кажется, что ты не ешь и не пьешь! — рассердилась Гвенн. — Да, и не спишь! Уж не пришелец ли ты с того света?

— Временами мне тоже так кажется, — без тени иронии ответил Джаред. — Угрюм не слишком меня любит, но гости для него — дело благое, так что скоро будет угощение. Темно как, — щелкнул пальцами, и свечи, во множестве расположенные в самых разных местах на стенах, полках и столе, разом вспыхнули.

— Ты не любишь тьму? — Гвенн надменно вскинула правую бровь. До советника ей было далеко, но она усердно тренировалась.

— Часто наши недостатки — продолжение наших достоинств. Но, поверьте мне, принцесса, чистая тьма — враг всего живого.

— Это ты про фоморов? — вскинулась Гвенн.

— Фоморы проверяют наши границы долгие века, но и только. Если бы Майлгуир смог поговорить Айджианом, все бы разрешилось, однако границы между мирами закрылись.

— Но Дей же попал к неблагим!

— Ему помог Бранн. Что до волн океана, то путь под воду благим заказан. А вот обратно — нет. Прошло уже две больших волны, они смели защиту. Друиды воспользовались этой лазейкой, но третья… Третья может дать право фоморам пройти по благой земле.

— Но это же невероятно далеко!

— Что значит «далеко»? Неделя, две — для быстрых ног. А фоморы быстры, их предводитель зол и не знает жалости.

— Айджиан?

— Нис.

— И в это время ты меня высылаешь? — обозлилась Гвенн. — Не поеду!

— Вот и хорошо, — обрадовался советник. — Теперь отриньте обиду и скажите, к чему это приведет ваше решение.

Гвен насупилась.

— Довогор? — выговорила она.

— Договор, — подтвердил Джаред.

— Военный союз был с прежним королем, не с Деем, — продолжила Гвенн против воли. — Он не подписан. Если фоморы нападут, лесные уйдут в свои чащобы. Если я поеду, Фордгалл подпишет его, и у волков вновь будет сильнейший союзник в ближайшей войне. Благие елки, мне все-таки надо ехать!

— Видит Луг, никто не осудит, если вы останетесь, принцесса.

— Ну уж нет! Хватит беситься от злости, лучше пустить ее в дело.

— Финтан сделает все возможное и невозможное, чтобы вы жили с ним и дальше. И чтобы ваш брак не распался. Я бы дал ему шанс при ином развитии событий, а вы?

— Нет, — мотнула головой Гвенн.

— Вот и правильно, — неожиданно тепло закончил Джаред.

Мягко хлопнула дверь, и внутрь ввалился Угрюм с громадным подносом в руках. Мясо во всех видах, жареное, копченое и вяленое, сыр, нарезанный ломтиками, серый, вкусно пахнущий хлеб, и отдельно — фрукты. Определенно, Угрюм знал, что любил Джаред. То, что советник имел слабость к сладким плодам, Гвенн узнала случайно, и никому не говорила. Хозяин расставил тарелки на столе и незаметно растворился.

Гвенн, игнорируя приборы, впилась зубами в сочную лопатку и забыла обо всем.

— Так, понятно, нам ждать фоморов. Что насчет лесных? Как ты умудряешься не врать, но и не говорить правду? — спросила Гвенн, закончив с трапезой и долго глазев, как Джаред ест — аккуратно и красиво отделяя каждый кусочек ножом и вилкой.

— Однажды Мэллин и Фордгалл участвовали в состязаниях по бегу, — вытер Джаред льняной салфеткой тонкие губы. — Фордгалл сказал потом, что он занял почетное второе, а Мэллин — позорное предпоследнее. Это правда, воистину правда.

— А что не так? — удивилась Гвенн. — Ну, кроме того факта, что самого быстроногого волка никто еще не побеждал?

— Их было двое.

Гвенн фыркнула.

— То есть Мэллин прибежал первым, а Фордгалл — вторым?

— Именно так, принцесса. И лесной тогда еще только принц напрочь исказил правду, всего лишь поменяв акценты. Я ни в коем случае не призываю тебя, волчью принцессу, так поступать, просто помни: правда — это обоюдоострый клинок, и неизвестно, кто именно на него напорется. Главное правило мага, это не говорить лишнего, тщательно выверять каждое слово.

— Неблагая птица говорила, что если говорить все, что думаешь, это может обернуться против тебя. Что откровенным можно быть только с близкими.

— Бранн прав.

— Он всегда прав. И знаешь, после его перьев на голове, острого носа и всего его странного облика, Угрюм мне не кажется таким уж уродливым. Дей когда-то говорил: шрамы украшают…

Гвенн прикусила губу.

— Не, печалься, принцесса. Зрение вернется к нему, будь уверена. И если шрамы вокруг глаз и останутся, наши волки примутся рисовать их на своих лицах, как сейчас, подражая королю, они ходят по Черному замку с завязанными глазами. У бедных лекарей скоро закончатся все лекарства от шишек!

Гвенн фыркнула, мгновенно перейдя от печали к веселью.

— Пойдемте, — Джаред поднялся и указал на лестницу в углу, слева от притихшего камина.

— Зачем? — вздохнула Гвенн, но послушно пошла за Джаредом, поднялась по ступенькам, толкнула тяжелую дверь и наткнулась взглядом на собственный сундук, собранный в дорогу.

— Что за дела?! — обернулась она к советнику.

— Ты выдвинулась в дорогу, разве не так? — как ни в чем не бывало холодно улыбнулся Джаред. — Ты хватаешься за именное королевское оружие, подсылаешь шпионов к бывшему мужу, доводишь себя до изнеможения в потешных боях и грызешь за прошлое. Так что отдыхай, — захлопнул он дверь.

— Джаред! — стукнула Гвенн, и дверь отворилась.

— Что, принцесса?

— Мне страшно, — понурилась она. — И скучно.

— Пойдем, погуляем, — вздохнул Джаред. — Покажу тебе Плачущего.

Алиенна застыла в объятиях дяди. Он оторвал ее от груди, и она мельком оглядела приемный зал, голубое небо в широких окнах, белоснежное убранство приемной, множество ши Небесного Дома и услышала тихую мелодию. Где-то играли лютни и свирели.

— Ты дома, Лили, наконец-то ты дома, — прошептал Джалрад, а его племянница не стала спорить. Пока не стала.

Дядя разлился в длиннейшем приветствии, называя племянницу Лили, солнечной принцессой, ребенком Дома Солнца и прочая и прочая. Алиенна, будучи беременной, ребенком точно уже не была. Выдав несуществующие ныне титулы, Джалрад нарочито глубоко вздохнул, прикрыл глаза ладонью, ссылаясь на плохую память, чем никогда не страдал, покаялся, что жизнь меняется слишком быстро, а он слишком стар для подобных перемен, и лишь после этого обозначил племянницу королевой Благого двора и супругой Дея, короля Дома Волка. Причем слово «волк» слетело с красивых губ небесного повелителя ядовитой жабой, что в рот тянуть не стоило. При слове «стар» юный ши, стоящий подле Джалрада, скривил губы. Браслет на его руке был украшен тремя стилизованными лилиями, выдавая приближенность к венценосной особе, но корона консорта не украшала серебристые волосы, что, похоже, печалило небесного.

— Ты наверняка устала с дороги, — продолжил витиеватые речи дядя, и Алиенна прерывисто вздохнула.

Зря Гвенн считала ее тихой и спокойной! Просто Лили очень далеко спрятала и боль, и одиночество, и печаль, решив, что если она посвятит жизнь скорби, то будет недостойна этой жизни. Не то чтобы подобные мысли посещали солнечную малышку, привезенную советником без памяти из горящей Золотой башни, все это Алиенна осознала куда позже. Как и то, что ее злость и ярость может повредить окружающим. Она верила в то, что подле нее достойные и хорошие ши, она верила в Дея, который не обидит и не предаст ее. Иногда это срабатывало, потому что Дей сам хотел стать таким, иногда — нет; как с Финтаном, все больше погружающимся в пучину собственных демонов.

— Дядя, спасибо за беспокойство, но дорога заняла всего один миг. Я хочу увидеть сестру, вылечить ее и вернуться назад, к Дею, моему супругу, и в Дом Волка. В мой Дом! — четко выговорила Алиенна и все вокруг смолкли. Стихла даже музыка, сфальшивив на ровном месте. — Как можно скорее, — тихо и твердо закончила Алиенна.