Я вновь и вновь вспоминаю момент в ванной. Вспоминаю женщину, называющую себя моей матерью. Вспоминаю то мгновение, когда моё тело излило наружу всё скопившееся напряжение за последние годы пребывания в психлечебнице. Это было приятно, и одновременно ужасно. Я больше не смогу смотреть ей в глаза.

Я больше не смогу называть её «мать».

Для меня она просто Елена. Судья Анеле для меня просто Елена.

Моё тельце охватывает озноб. Меня плющит и таращит. И каждую секунду я будто взрываюсь, изрыгивая в кишки всё больше и больше молофьи. Горячей, вязкой, быстро укутавшей меня в горячую мантию, способной забрать всю силу из костей Ансгара.

Я содрогнулся в последний раз, и сразу же магия вонзилась в моё тело мириадами крохотных игл. Стало невыносимо больно, в меня словно закачивали жидкость через сотни насосов, раздувая тело. Насосы качали и качали.

Качали и качали. Сложно описать пережитое. Наверно, это похоже на оргазм, или примерно на то, что со мной произошло в ванной. Вначале тепло мчится через всё тело к голове, волна за волной, вынуждая тебя извиваться. А когда все притоки схлестнулись воедино — в голове загорается огонь, жгучий, обжигающий, пылают глаза, изо рта будто вырываются языки пламени, и, когда наступает апогей нестерпимой боли, ты кончаешь.

Началась болтанка. Было ясно одно — тело Ансгара охватила предсмертная агония, вызванная моим пребыванием в кишках. Тело хоть и было мертво, но моя молофья в состоянии подействовать на нервную систему таким образом, чтобы я сумел выбраться живым. Некий рефлекс. Так бывает у утопленников, когда сохранившийся воздух в желудке и лёгких вырывается наружу вместо с водой, и кажется, что человек живой. Вот-вот он задышит, нужно только подождать, пока вся вода выльется из глотки. Его переворачивают набок, отчего он только сильнее начинает выдыхать и выплёскивать воду. Но все надежды в миг обрываются, когда последний толчок воздуха вынуждает тело содрогнуться в последний раз — и всё замирает. Утопленник вновь умирает.

Но я не умер.

Я чётко ощутил момент, когда меня понесло наружу и холодная глотка сменилась горячим ртом. Я окунулся в тёплые слюни, ощутил шершавость влажно языка. Нельзя было терять ни секунды. У моих друзей всё получилось — я во рту Инги, и пора занять своё место.

Наполнение кровью кишки приняли меня с распростёртыми объятиями. Я прижался к увитым венами стенкам кишок и принялся тереть своё тельце о мягкую плоть. Понадобилось немного времени, с одной стороны меня огорчило столь неприятный факт — я же не подросток, который кончает при одном прикосновении настоящей женщины. Но с другой стороны — сейчас далеко не тот случай, когда нужно затягивать.

Первое, что я почувствовал, когда тело Инги вновь оказалось в моих руках, — дичайшую боль в челюсти. Видимо, Бэтси слишком перестаралась. Кость была не просто сломана, челюсть была раздроблена, и, проведя языком по лопнувшим деснам, большинство зубов отсутствовали на своих местах. Несколько застряли в глотке. Я хотел сказать Бэтси, чтобы она меня отпустила, но через жуткий хрип она вряд ли что-то услышала.

Я схватил её руки, крепко держащие меня в тесных объятиях, и развёл в стороны. Ноги подкосило, я был как выжитый лимон. Сплюнув осколки зубов на пол, я прохрипел:

— Хватит! — было чертовски больно говорить. — Это я!

Я стоял на четвереньках, уставившись в переплетения пульсирующих вен под моими ладонями. Раздавшееся позади недовольное мычание принадлежало Бэтси. Толстуха явно обиделась, но иначе я бы так и не выбрался из её силков. Я хотел перед ней извинится, но мне не дали.

— Инга, что с тобой? — спросила Роже.

Взглядом я нашёл стоящую рядом с Осси девочку. Она пялилась на меня как на диковинную зверушку в зоопарке, страшную и злую. Представляю, какую дичь она лицезрела минутой ранее, надеюсь, психика девочки не пострадал. Хотя, стоит побывать в стенах местных домов, и психика любого человека со свистом полетит в тёмный туннель на поломанной вагонетке. Пути назад нет. Больше нет прежней жизни, мы все покалеченные создания. Но как оказалось, далеко не в этом дело. Роже пялилась на меня по другой причине.

Раздался хруст кровавых доспехов. Моих! Обжигающее пламя вырвалось из сердца и поползло к каждому нерву, скрючивая меня в узел. Крик боли вырвался из лёгких, задёргав поломанной челюстью. Но моё сердце сделало только один удар — как моя челюсть выгнулась, хрустнула и встала на место; целая, со всеми зубами.

— Инга… — дрожащим голосом заверещала Роже.

Я не мог видеть себя со стороны, но мне хватило одного взгляда на мои ладони, чтобы окончательно убедиться в одном — со мной происходит что-то неестественное.

Новый толчок безумной боли скрючил мои пальцы. Корка запёкшейся крови, покрывающая мои ладони, покрылась глубокими трещинами, внутри которых показались кости. Кости вздувались и лезли наружу, ломая доспехи, словно птенец ломал клювом скорлупу яйца. И этот процесс протекал не только в ладонях. Опустив голову, я увидел свои рёбра, проступившие наружу. Они были похожи на огромные пальцы, обхватившие мою грудь. Обхватившие с такой силой, что даже доспех выдавило наружу будто желе. На ногах было тоже самое, кость под кожей словно пускала корни, которые стремились вырваться наружу и создать подобие новой защиты на коже. Но мой организм сумел совместить магию крови и кости между собой и создать новый доспех, цвета испачкано коровью молока.

Великолепная синергия.

Стал ли я красивее? Безусловно!

Стал ли сильнее? Не сомневаюсь!

Я даже не сразу понял, что размеры моего тела изменились. Когда боль сошла на нет, и мне удалость не просто пошевелить челюстью, а раскрыть её так, что на лице проступила широкая улыбка, я вскочил на ноги. Показалось, что потолок рухнул на голову, но всё совсем наоборот. Мне пришлось немного опустить голову набок, чтобы не цеплять макушкой пульсирующие на потолке вены и взглянуть на друзей сверху в низ.

Мой рост явно перевалил за два метра, а в ладонь могла без проблем помститься голова Осси… Нет! Я мог с лёгкостью обхватить кроваво-костяной ладонью голову Бэтси, и даже оторвать толстуху от пола. Теперь я могу… Я могу…

Я вновь осмотрел себя, провёл пальцами по выступающим костям, довольно гармонично вписывающимся в общий вид доспеха, полностью покрывшегося трещинами и бороздами в тех местах, где проступили кости. Нужно признать одну вещь. Это тяжело сделать, но обманывать себя нет никакого смысла. Всё очевидно.

Я стал похож на судью Анеле. На мне такой же доспех, один в один, и это означает лишь одно! Мы сразимся в равной схватке.

— Инга! — крикнула Осси. — Нас теснят кровокожи! Скоро от твоего войска ничего не останется!

Осси вместе с Роже отошла к выходу из комнаты. В их взгляде что-то поменялось. Они поглядывали на меня с опаской. Они медленно пятились, явно опасаясь меня, словно я стал неуправляемым монстром, способным убить их в любой момент. Отыскав Бэтси взглядом, я приказал толстухе присоединиться к Осси. Бэтси подобрала с пола секиру, крепко сжала её в пухлых пальцах и с неохотой присоединилась к Осси с Роже.

Не раздумывая ни секунды я рванул к окну и выбросился наружу. Этаж первый, лететь к земле — миг, но этого мига хватило, чтобы я заметил любопытный предмет, рядом с которым я приземлился. Огромный меч судьи Анеле. Видимо, она вырвала клинок из ребер и бросила, не в силах забрать с собой. Значит, ты, сука, смертная! Как удачно!

Обхватив рукоять меча, оплетённой длинным лоскутом грубо содранной человеческой кожи с ухом на конце и редкими сосками, я бросился на схлестнувшихся в битве кровокожих. Сейчас всё стало гораздо проще. Убивать было одно наслаждение. Мои воины вновь обрели свою волю, они вновь стали моими солдатами, сражающимися на моей стороне. И все, кого мне нужно было убивать, это воины с прямыми клинками. Мне хватило одного взмаха ужасным мечом, чтобы рассечь пополам десяток врагов. Оторванные торсы с кусками покрошенного доспеха хлынули в воздух, и они даже не успевали упасть к моим ногам, как очередные куски кровокожих занимали их места.