Войдя внутрь животные тут же оживились и заметались в своих клетках, но это касается только молодняка, в передних же клетках дикие животные спали. Видимо их природе ближе ночной образ жизни, поэтому их вопли я еще успею услышать с заходом Солнца. Милая козочка смотрела на меня доверчиво глазами-бусинками, а я сейчас думала, как же мы с ней похожи… Эх..

Постояв немного перед открытой клеткой льва и сосчитав до десяти, а потом обратно, я сделала первый шаг и перешагнула порог. Не знаю, что пошло не так, может быть я перенервничала, а может быть подвела моя неуклюжесть потому что я зацепилась одной ногой о порог и полетела вниз, выбрасывая из рук ведро.

— Аааа!!! — это все, что я успела быстро, выкрикнуть прежде чем лицом приземлится во что-то мягкое. Страх еще держал тело в напряжение, но мысль о том, что здесь везде мягкая солома успокаивала. Но почему солома шевелится? ЧТО???

Я прислушалась к тяжелому дыханию и теплому телу подо мной. Пожалуйста, ну только не это… Но нет, конечно же это было ТО самое! А именно видимо при падении я сделала несколько лишних шагов вперед и сейчас плашмя лежала на спящем льве.

— Мамочки… — простонала я, но так боялась пошевелится. Ладно, сначала нужно удостовериться, что лев все еще спит, а потом медленно сползти с него. Я лежала и прислушивалась к звукам вокруг, но самый громкий звук был львиного сердца. Оно такое громкое и живое, оно так старается жить, бьется для того, чтобы ты обязательно жил, так почему же ты так этого не желаешь?

Стало горько, настолько, что непрошенные слезы выступили на глазах и защипало нос. Да что со мной такое…

Я аккуратно встала и отряхнула платье, от соломы и шерсти. Лев лежал неподвижно и спал.

Нет, он не спит, он медленно умирает. И от этой мысли меня взяла такая обида, на него, что я не собиралась больше с ним церемонится и не секундочки бояться! Пусть сожрет! Плевать! Я сильнее, хотя бы только потому что хочу жить!

Подошла к завалившемуся ведру на дне которого осталось немного воды. А потом посмотрела на плотно закрытую львиную пасть и оторвала полоску ткани от фартука. Я хорошенько намочила ее в прохладной воде и присела на корточки рядом с моим пациентом. Его голова мирно лежала на лапах, вся грива была в колтунах, из нее торчали какие-то мелкие веточки и репейник, уши внутри были черные.

— Ну ты и грязнуля, — строго сказала я, обращаясь ко льву, а потом осматривая его дальше добавила, — Думаю если тебя отмыть, то ты окажешься совсем другого цвета, но этим мы займемся позже, а сейчас время пить.

Я поднесла мокрую тряпочку к полоске губ и смочила их. Лев даже не пошевелился, а я, воспользовавшись этим повторила это действие несколько раз. Горячее дыхание из больших ноздрей обжигало. Я всматривалась в его когда-то сильное тело, а сейчас обтянутый скелет кожей и представляла себе, как жил могучий зверь, как свободно бегал с ветром наперегонки, как грозно его рык звучал, сотрясая пространство, как он грациозен и великолепен. Его огромные лапы, изящный хвост с кисточкой и грива… я заворожено поднесла к ней руку над высоким лбом и это прикосновение удивило меня. Грива по ощущениям и текстуре больше похожа на волосы, чем шерсть.

С улицы послышался голос тетушки, она звала меня, а я прежде чем встать и уйти, продолжая гладить льва тихо сказала ему на ушко:

— Если я перестану тебя бояться, тогда тебе придется бояться меня.

Лев фыркнул мне в след, а может быть показалось.

Ох, за окном такая густая ночь. Она разбросала по саду синюю пелену сна, и все шумные его жители притихли. Сегодня не слышно истошных стонов из конюшни с больными животными. Это конечно огромная заслуга тетушки Ады, она старается изо для в день, бьется за их жизнь. В доме даже есть отдельная комната, в которой она сама готовит лечебные отвары, сушит травы, смешивает их между собой, выпаривает делая порошки, я лишь заглянула туда одни глазком и была в полном восторге. Так захотелось быть хотя бы немного похожей на нее.

Тетушка мирно спит в своей комнате, а я вспомнила, что еще не разу не была у совы. И как я могла про нее забыть, будет стыдно сказать Аде правду, если она вдруг спросит, а она спросит обязательно. Поэтому я взяла с кухни блюдечко с овсяной кашей приправленной целебными травками и пошла к лестнице, ведущей на крышу со фонарем.

В доме лунный свет проложил дорожку на полу. Тишина. Я устала и тоже мечтаю увидеть скорее сны, но чувство долга превыше всего. Думаю, ночь подходящее время, чтобы навестить сову, сейчас она как раз должна бодрствовать. Иду тихонечко по спящему дома, и он кажется тоже живым, он глубоко дышит, под моими босыми ногами скрепят половицы.

Чердак с высокой крышей такой большой и весь заставлен старыми вещами, хочется назвать его хламом, но это дорогие тетушке вещи, оставленные поколениями ее предков. На вешалках висят парадные тяжелые военные одежды, похожие на те, что папа одевает по праздникам, старинные детские игрушки, картины и чьи-то портреты приставлены на полу друг другу, много старой, пыльной мебели. Наверное, все это очень дорого Аде, как воспоминания, с которыми, так тяжело простится. Интересно, какие они эти воспоминания радостные или прискорбные.

В самом конце у большого круглого окна, сидит на вешалке моя пациентка. Подхожу ближе и кажется не могу понять жива, она еще или нет. Становится страшно, от того, что я могла не успеть. Сова покрыта слоем пыли, под ней на полу валяются перья, она похожа на чучело птицы, нежели на живую. Протягиваю к ней руку, чтобы проверить, как она вдруг открывает один желтый глаз и поворачивает голову в мою сторону.

— Ой, — говорю от неожиданности и тут же прикрываю рот, чтобы не разбудить ненароком тетушку, — Значит ты не спишь, это уже хорошо, — ставлю на пол фонарик, но лунный свет проходит через окно и здесь довольно светло. У совы верхняя часть клюва и правда сломана под самое основание, рана старая и уже некровит, но выглядит она конечно не лучшим образом.

— Прежде чем тебя кормить, давай я открою окно и проветрим здесь. Думаю, моему пациенту пойдет на пользу свежий воздух, — открываю настежь окно и ароматы сада врываются в затхлое пространство. Сова же закрывает глаз и отворачивает. И что это может значить? Ей не нравится моя идея или я сама?

— Ладно- ладно, я поняла, что отвлекаю тебя от важных дел. Будь по-твоему сейчас я поем кашу и пойду к себе, потерпи меня немного. — раньше я конечно ела овсянку, но вот только никогда приготовленную для животных. Что ж настало время проверить насколько я хорошая актриса, вот сейчас сова поверит в мою игру, а после пойду работать в театр актрисой и буду играть на лучших столичных театральных подмостках.

— Ах, какая каша, — говорю я, проглатывая первую ложку.

— Какая вкусная, густая, ммм, просто объединение, съем еще ложечку, — смакуя я кладу следующую ложку в рот и совсем неэлегантно причмокиваю.

— Вот это тетушка, вот молодец! Такой вкусной каши я еще никогда в жизни не ела! — тру себя по животу изображая очень довольный вид.

— Какая жалость, что так мало осталось, как же быстро я почти все съела, — говорю я очень с очень огорченной интонацией и в этот момент сова открывает оба глаза и повернувшись ко мне внимательно рассматривает содержимое блюдечка.

— Я бы конечно с тобой поделалась, но ты же понимаешь, мне самой мало, ты уж извини, в следующий раз обязательно! — говорю я и уже хочу уйти, как сова тут же начинает широко махать крыльями поднимая вокруг нас вековую пыль, и при этом шипит. Ничего себе, не думала, что совы так умеют.

— Кхе, кхе, — кашляю я и отгоняю от себя пыль, — Ладно-ладно, не ругайся, немного у меня осталось, и я поделюсь. — подношу чайную ложечку с овсяной кашей к клюву, и сова высовывает кончик языка сначала пробудет кашу, а потом забирает ее все больше языком. Пока не остается ничего, она кажется не наелась, но так даже лучше, главное, что у нее появился аппетит, а еще видимо дух соперничества со мной за еду.