На этот импульс ответ пришел в виде короткого: «Иду».

«Буря» шла в двухстах метрах от берега, ближе идти по непроверенному маршруту было опасно. Существовала опасность наскочить на мель, или, ещё хуже, напороться на риф. Ещё около двух часов половина воинов по левому борту и на носу всматривалась в берег в надежде увидеть Панса и его отряд. Дважды попробовав вызвать Панса, не получил отклика.

— Вижу людей, там идет бой, — донесся крик с «Вороньего гнезда».

— Сирак, к берегу, высадимся у них за спиной, — скомандовал капитану. Крутанув штурвал, Сирак, сам стоящий за рулем, направил корабль в сторону берега. Вглядываясь в прозрачную воду, видел, что глубина позволяет приближаться.

— Шлюпки спускать не будем, по цвету воды здесь глубина хорошая, — словно прочитав мои мысли, озвучил свои действия капитан «Бури». Киль шхуны зарылся в песок в пяти метрах от линии берега, сбив с ног людей на палубе.

— Сейчас отлив, во время прилива снимемся, — весело прокричал Сирак, надевая кольчугу через голову.

Богдан с братьями первым спрыгнул в воду, для этих великанов глубина была на уровне груди. Молча посыпались воины, самым низкорослым вода доходила почти до подбородка. Выбравшись на берег, не теряя времени устремился на север — туда, где кипел бой.

Панса, следуя моему совету, вышел на побережье, где оказался в ловушке. С одной стороны путь преграждал горный кряж, вдававшийся в море. С другой стороны, наступали враги, методично осыпая неандертальцев стрелами. Стараясь не шуметь, мы подобрались к врагам на расстояние выстрела из лука. Увлеченные отстрелом прятавшихся за валунами неандертальцев, воины Никона не сразу заметили опасность с тыла. Первый залп лучников Моско уменьшил количество врагов на пару десятков.

— В атаку! — скомандовал я, обнажая катану.

Оставшиеся враги развернулись, натягивая луки. От второго залпа часть из них успела увернуться, стреляя в ответ. Несколько вскриков среди нашего отряда дали понять, что стрелять сатанисты умеют. Невдалеке заржала лошадь: вылетев из группы деревьев, четверо воинов галопом понеслись в сторону Максимена. Я проводил глазами всадников, но не их лошади привлекли мое внимание, а винтовки за плечами. У двоих всадников на спину закинуты винтовки: у отца была такая, доставшаяся от деда, с дарственной надписью от Жукова. Мой дед был снайпером, на его личном счету — сто четыре фашиста. Это была самая обычная винтовка Мосина с двукратным оптическим прицелом. Отец ее очень берег, непременно рассказывая всем гостям про отца-снайпера. За плечами у всадников болтались винтовки, как две капли воды похожие на дедовскую.

Оказавшись в окружении, враги сдались: в плен попало семеро лучников, больше двадцати было убито, ещё четверо умирали, стоная от боли. Я не стал мешать неандертальцам добивать раненых — у нас нет ни Красного Креста, ни Женевской конвенции, чтобы заботиться о врагах. Пленных не дал тронуть, это были люди подневольные: стоя на коленях, они ожидали смерти. Меня всегда удивлял плен: вероятность того, что тебя оставят в живых, невысока.

— Я дарю вам жизнь, идите к своим семьям, но запомните — если ещё раз возьмете в руки оружие против меня и моих людей, пощады не ждите. Можете взять свои луки, — разрешил двоим последним воинам, торопливо убегавшим в сторону юга. Безоружные, они рискуют попасться любому племени или хищникам, а я хотел, чтобы о моем поступке узнали остальные воины, служащие сатанистам.

Неандертальцы Панса понесли серьезные потери: во время ночной атаки убито пятеро, ещё семеро пали во время отдыха, когда подкравшиеся враги засыпали неандертальцев кучей стрел. Без ранений не обошелся никто из отряда Панса, но неандертальца трудно свалить одной или даже двумя стрелами. Их мощная мускулатура не дает пройти наконечнику глубоко, чтобы повредить внутренние органы. На кого ни падал глаз, все были с торчащими обломками стрел. Вернувшись к «Буре», выставил охрану, пока не начнется прилив.

— Панса, иди сюда. — Вынул наконечник стрелы из левого плеча, прижег место раны угольком от костра.

Парень немного сморщился, стоически перенося боль. Процедура извлечения наконечников стрел повторилась бесчисленное множество раз: освобожденные от наконечников неандертальцы сразу принимались за еду, извлекая ее из глубин своих шкур, наброшенных на плечи. Только трое получили глубокие ранения в живот, в полевых условиях извлечение стрел означало сильное кровотечение.

— Им придется поехать со мной на корабле, иначе умрут, — Панса невозмутимо выслушал, ограничившись лаконичным «Ха». Каждый раз, слыша это слово, чувствовал, как усиливается сердцебиение, словно Санчо кинется на меня со словами «Макш, Ха?».

Прилив не смог снять «Бурю» с мели, но неожиданно помогли неандертальцы. Я с изумлением смотрел, как они вслед за Пансой входили в воду и, упираясь, толкали корабль в сторону моря. Или неандертальцы перестали бояться воды, или за время моего отсутствия всё сильно изменилось. Общими усилиями удалось снять корабль с песка: троих тяжелораненых неандертальцев подняли на палубу, где один из них сразу «пометил» территорию.

Велев Пансе возвращаться в свою «казарму», дал Сираку команду отчаливать. Сильно поредевшая группа неандертальцев пару минут шла по побережью, потом углубилась в лес.

Остаток пути до Берлина прошел без приключений, но я не забыл главного — о нашем наступлении на Максимен знали, нас там ожидали. Предстояло самое трудное: вычислить предателя среди своих, — среди тех, кто был посвящен в детали операции.

Едва сойдя на берег, отправил гонца к Терсу с приказом срочно явиться ко мне в резиденцию. За свою гвардию я был уверен, хотя ничего исключать нельзя. Но я точно помнил, что Терс был в курсе всего плана, а правитель Берлина любил побаловаться с «ячменкой». Кто знает, где и когда он мог проговориться несмотря на всю свою преданность, Терс, как и Гуран, в душе оставался мальчишкой. И был второй вопрос, пожалуй, даже более важный: сколько у врага винтовок Мосина? Если у него их есть хотя бы десяток — любая наша лобовая атака обречена, нас перестреляют, не подпустив на расстояние ответного выстрела.

Илс достиг пограничного городка Штатенгартен на восьмой день, как покинул Берлин. Столь быстрому передвижению способствовало передвижение верхом до Мехика, где с ним тепло попрощались. Сменив свою одежду на лохмотья, оставшиеся от убитых Дойчей, Илс тепло попрощался с начальником гарнизона Шрамом. Конный разъезд Русов довез его до места стоянки огромной армии Дитриха осенью — дальше его путь пролегал через земли фюрлянда.

Илс хорошо подготовился к встрече с бывшими соплеменниками: в руках был «трофейный» меч Русов, на ногах — ошметки от обуви. Рваная унифицированная форма воинов Дитриха, найденная в одном из домов в Мехике, была ему в самый раз. Ожог на месте прижигания мнимого ранения, выглядел безобразно, заставляя скорее отвести глаза. Перед самым прощанием конный разъезд вручил ему солидный кусок сушеного мяса: на этом пайке надо было протянуть три дня пути до Штатенгартена. От фляжки Илс отказался — весной в лесу встречалось много родников и мелких озер, а наличие фляжки у сбежавшего из плена вызвало бы вопросы.

Конный разъезд скрылся среди кустарников.

Глубоко вздохнув, Илс решительно направился на северо-восток. Стараясь ступать бесшумно, он в сотый раз мысленно прокручивал свою «легенду». История его побега должна была выглядеть реалистичной и убедительной, над ее деталями он трижды говорил с самим Максом Са.

Вспомнив Великого Духа, Илс переключил свое внимание на сравнение его с королем Дитрихом. Последнего он видел всего несколько раз, владыка не особо общался с простыми воинами. Но о его жестокости среди воинов ходили легенды. Илс и сам убедился в этом, когда осенью передал ему письмо Макса Са: ему повезло остаться в живых. Его соплеменников, к которым Макс Са отнесся человечно и отпустил, Дитрих велел повесить посреди военного лагеря. Его тогда оставили в живых. Для какой цели, он узнал, когда ему вручили письмо со словами: